мира желание спать с детьми.
6
Оттого что я все время грыз ногти, пялясь исподлобья на малолеток, у меня вырос горб. Я кадрил самых непорочных в надежде, что не захочу их. А трахался с ними, только чтобы не поцеловать. У меня создавалось ощущение, что я сношаюсь с глянцевой бумагой. Приятно было помять немножко журнальных куколок. У меня выработался закаленный взгляд мужика, перешедшего от фрустрации прямиком к пресыщенности. Мое тщательно продуманное равнодушие очень нравилось новоиспеченным моделькам. Мотаясь с одной вечеринки на другую в компании самых обалденных красоток на свете, я глушил себя таблетками. Подумать только, когда-то мужчины соглашались страдать! Наше поколение решительно против этого.
Лично я, как только подступала тоска, сразу заглатывал пилюлю. Я вырос под наркозом, но это еще ладно, ужас в том, что я понятия не имел, какая женщина мне нужна и к чему я стремлюсь в жизни. Современное общество полагает, что без проявления воли можно обойтись, но на самом деле не знать, чего хочешь, — достаточно серьезная проблема. Наши цели становятся все более расплывчатыми. Разучившись мечтать, мы превратились в тоскливых животных, в заплутавших путников. Либо на душе пусто, либо вокруг туман. В первую минуту это даже приятно — так, свернув не на ту улицу в незнакомом городе, пользуешься неожиданной возможностью побродить, тянешь время, прежде чем спросить дорогу, или просто глазеешь на облака, словно млекопитающее, пасущееся на природе. Но паника тут как тут. Начинаешь судорожно рыться в карманах в поисках карты или GPS-навигатора. Докучаешь туземцам. Ловишь такси. Мало кому достанет мужества заблудиться по правде. В мои планы, во всяком случае, это не входило. На свое сорокалетие я получил в подарок одиночество. Как все-таки трудно быть свободным. Свобода — это бремя, но ее можно одомашнить, как и страх смерти. И вам, в России, это известно лучше, чем где бы то ни было.
Черт, забыл сказать, как меня сюда занесло. Ну поехали: я жертва женской красоты, глобализованного желания и сексуально ориентированного общества. Когда все это стало моей профессией, я спятил. А к вам я пришел, потому что хочу измениться, хватит, больше не могу так жить, даже если считаю, что не несу ответственности за свои действия. Конечно, я отдаю себе отчет в собственной трусости. Я знаю, как удобно и приятно объявлять себя совсем пропащим. Значит, так, я ничего против не имею, но буду категоричен.
Я помешан на бабах, потому что меня с рождения глушили непристойными картинками (провозглашаю себя жертвой новейшего безумия).
В моем помешательстве прошу винить моих родителей, я просто унаследовал их сумасшествие, мои проблемы — на самом деле не мои, да и их проблемы тоже не были их проблемами, и так далее, по списку: две первые мировые войны, Столетняя война, борьба за огонь…
Я хочу бросать всех, но так, чтобы никто не бросал меня.
Никто не наговняет по своей воле, но, тем не менее, у многих наблюдается явная склонность к этому процессу.
Говорят, за моей наглой ухмылкой скрывается ранимая душа.
Как бы то ни было, любой невроз — ценный козырь в моем ремесле. Так мне сказала Дарья Веледеева, главный редактор русской версии «Grazia».
Короче, я вечно всем недоволен, что, как правило, свойственно детям, которым никогда ни в чем не отказывали.
Женщины — это моя планида. Я хочу завоевать их, как страну или континент. Я мечтаю стать Христофором Колумбом топ-моделей, Васко да Гамой секс-бомб.
Прости меня, prekrasnaia, но это сильнее меня: я жажду быть доктором Ливингстоном твоих губ, Нилом Армстронгом твоей шеи. Впиваясь в твои соски, я воскликну: «It's a small step for a man, but a great step for mankind».[9] А потом, покорив тебя, я поступлю, как первый человек на Луне: воткну свое знамя и вернусь на землю.
Я составлял классификацию девушек, хитпарады тел, списки лиц. (Самое возбуждающее в женщине — это ее лицо; не верьте мужчинам, которые уверяют, будто им важнее грудь или задница, просто у их бабы такая страшная рожа, что они вынуждены переключаться на другое.) Я складывал в прозрачные папки страницы, вырванные из «Max», «Mademoiselle» и «Purple». У меня в комнате стоит комод с полным ящиком выдранных фоток. В один прекрасный день некая капля, видимо, переполнила чашу моего страдания, и меня захлестнуло с головой. Мой мозг стер из памяти эти муки, но они по-прежнему мною рулят. Если вы на меня похожи, мне вас жаль: это значит, что вы современный человек.
7
Сергей, мой друг-олигарх, часто говорит мне: «Zatknis! Хватит плакаться, Октав, в жопе ты никогда не будешь — в тебе пропал проктолог». Я познакомился с этим потешным миллиардером во время моих ночных марш-бросков. Я прозвал его Идиотом в честь Достоевского. Он живет исключительно в окружении ваннабляшек,[10] живого свидетельства его успеха. У него был громкий роман с русской Пэрис Хилтон (по имени Ксения). Крупной нефтяной компании, которой руководит Сергей, принадлежат (в числе прочего) два завода по производству уникальных компонентов, редчайших эссенций и тончайших ингредиентов, уничтожающих морщинки в уголках глаз. Он свято бережет секрет омолаживающих масел, как «Кока-Кола» — свою формулу. Надо будет как-нибудь спросить у него, из чего сделаны его кремы, источник вечной молодости. Благодаря своим патентам (равно как и отношениям с Кремлем) он стал одним из самых мощных олигархов на сегодняшний день. На его подмосковной даче, на Rublevka, очень удобно засыпать под утро, растянувшись на живых матрасах. Но даже Идиот мне не помешает: я должен все время критиковать свою жизнь. И я много чего могу порассказать об охотниках за топ-моделями, святой отец.
Самая ужасная проблема моделинга — это вовсе не нимфофилия, и даже не анорексия, а расизм. Надо называть вещи своими именами — мы все гонимся за блондизной, потому что мы фашисты. Наци предпочитали блондинок — они бы точно запали на словачку Адриану Карембе-Скленарикову, чешек Каролину Куркову, Еву Герцигову, Веронику Варекову и Петру Немцову (не зря же Гитлер сначала занял Чехословакию — у фюрера были свои приоритеты!). Модельные вербовщики боготворят арийскую расу, присущие ей высокие скулы, светлые глаза, здоровые зубы и мускулистую белизну. Вы же знаете о пристрастии товарища Сталина к юным балеринкам и прелестным амазонкам. Он был таким же антисемитом, как Гитлер. Девушки, не соответствовавшие эстетическим предпочтениям диктаторов, так или иначе уничтожались. Время произвело естественный отбор в нашем лучшем из миров: старухи и уродки оказались на обочине. Красота — это спорт, где очень легко оказаться вне игры. Выборы Мисс — голубая мечта любого фашиста. С одной стороны — эстетские состязания на вылет, с другой — цыганские погромы, учиняемые скинхедами в московском метро. Оглашая решение жюри девчушкам в купальниках, рыдающим от горя или от счастья, я чувствую себя охранником, сортирующим посетителей у входа в клуб «Дягилев»: это безобразие именуется фейс-контролем (так назвали даже журнал, посвященный ночной Москве). Цель лицевой проверки — наказать за непохожесть. История повторяется, демократия тут ничем не поможет. Лучше быть невестой воротилы и ходить на шпильках, чем смуглым «chiorny» с бычьей шеей, если вы хотите, чтобы Паша (самый известный вышибала в Москве) впустил вас в свое заведение. Слово «модель» в этом смысле честнее, чем «манекенщица»: оно лучше выражает идею высшей расы и диктат правильной внешности. Точно то же самое происходит во Франции — наши полночные физиономисты прогоняют арабов, если только они не актеры стенд-ana. И еще неизвестно, где выше процент фашизма — в исламском
