name=''>of
the
enemy
sound
,
but
it
was
faint
and
weak
…).
Кино чувствует: всеобщее внимание не бескорыстно – …и он подозрительно посмотрел по сторонам, потому что недобрая песнь снова зазвучала у него в ушах, – зазвучала пронзительно, приглушая мелодию жемчужины (
the
evil
song
was
in
his
ears
,
shrilling
against
the
music
of
pearl
).
Зло отравляет все вокруг, оно страшней скорпионьего яда. Ночью в хижину Кино забираются воры, надежно спрятанную жемчужину не находят, наутро он идет ее продавать – белые скупщики, сговорясь, не дают и малой доли настоящей цены. Но не хочет он отказаться от мечты об ученье и счастье для сына, о знании, которое подарит свободу его народу, он надеется продать жемчужину в чужом, пугающем месте – в столице. Старший брат предостерегает его:
– Нас обманывают со дня нашего рождения и до самой могилы, когда втридорога просят за гроб (…
from
birth
to
the
overcharge
on
our
coffins
)… Ты
пошел наперекор не только скупщикам жемчуга, но наперекор
всей нашей жизни, наперекор всему, на чем она держится, и я
страшусь за тебя.
Речь эта вся в приподнятом звучании (недаром не боюсь, а страшусь), но если передать дословно по-русски
you
have
defied
…
the
whole
structure
,
the
whole
way
of life – и
структура, строение, и
образ жизни прозвучали бы сухо, по-газетному, невозможно в этой повести, да еще в устах индейца. И Н. Волжина переводит не слово, а заключенный в нем
здесь, в духе
целого, образ.
Брат ушел, а Кино сидел в раздумье: …Грозный напев врага не умолкал (…he heard only the
dark
music
of
enemy
). Мысли жгли… не давая покоя, но чувства по-прежнему были
в тесном сродстве со всем миром (
the deep participation with all things), и этот
дар единения с миром он получил от своего народа. Буквально: напев, музыка врага – темная, мрачная, чувства –
в соучастии со всеми вещами (подразумевается – со всем на свете), и вся интонация подлинника, заключенная всего лишь в артикле, пропала бы, если не пояснить, что
дар Кино – единение с миром.
…Он слышал, как надвигается ночь, как прядают на песок и откатываются назад, в Залив, маленькие волны (
the
strike
and
withdrawal
of
little
waves
), слышал сонные жалобы птиц… и любовное
томление (agony) кошек, и
ровный посвист пространства (the
simple
hiss
of
distance
).
Для всего здесь найдено удивительно верное соответствие, отнюдь не лежащее на поверхности, но с той же силой взывающее к чувству и воображению.
…И Хуане словно тоже слышалась Песнь зла, и она боролась с ней, тихонько напевая песенку о семье, песенку о покое, тепле, нерушимости семьи (
singing
softly
the
melody
of
the
family
,
of
the
safety
and
warmth
and
wholeness
of
family
). Естественный по-английски простой перечень был бы по-русски суховат, но стоило переводчице еще раз повторить
песенку – и явственно ощущаешь теплоту и поэтичность подлинника.
…Взгляд у Кино был застывший, и он чувствовал, что зло настороже, что оно неслышно бродит за стенами тростниковой хижины. Потайное, крадущееся, оно поджидало его в темноте (…
the
dark
creeping
things
waiting
for
him
…).
Конечно же, многозначное английское things здесь никакие не вещи, а именно злые силы, само зло, – и только страшнее оттого, что сказано просто оно.
И зло торжествует: на Кино нападают грабители, защищаясь, он убивает человека. Кто-то пробил дно лодки, без лодки не убежать, и нельзя будет больше выходить на ловлю жемчуга. Другие недобрые руки спалили тростниковую хижину, лишили семью Кино убогого крова. Он с Хуаной и ребенком пытается бежать, беглецов преследуют по пятам искусные следопыты. Кино в свою очередь выслеживает их.
…Любой звук, не сродный ночи, мог насторожить их, – вовсе неуместно было бы здесь буквальное неуместный, неподходящий для редкого книжного слова
germane
. И дальше:
But
the
night
was
not
silent
(дословно
ночь не была тиха,
молчалива), у Н.Волжиной – но темная ночь
не хотела молчать. Потому что все в переводе подчинено главному: внутреннему напряжению, взволнованности подлинника, тому, что творится в судьбе и в душе Кино, что значат
для него ночные звуки.
… маленькие квакши, жившие возле воды, чирикали, как птицы, в расселине громко отдавался металлический стрекот цикад. А в голове у Кино по-прежнему звучал напев врага, пульсирующий глухо, будто сквозь сон (low and pulsing, nearly asleep – буквально глухой и пульсирующий, почти сонный). Но Песнь семьи стала теперь пронзительной, свирепой и дикой, точно шипение разъяренной пумы. Она набирала силу и гнала его на встречу с врагом (…
was
alive
now
and
driving
him
down
on
the
dark
enemy
). Ее мелодию подхватили цикады, и чирикающие квакши вторили ей…
Кино осторожен, но наверху, в пещере, заплакал его сынишка – и выжидавшие утра враги встрепенулись, один решил, что это скулит койот, и выстрелил. Теперь Кино стремителен, беспощаден и холоден, как сталь (as cold and deadly) – далеко не первое, но здесь самое верное значение, он убивает всех троих, но тот выстрел смертельно ранил ребенка.
…Песнь семьи пронзительно звенела в ушах у Кино. Теперь он был свободен от всего и страшен в своей свободе (Не was immune and terrible), и Песнь эта стала его боевым кличем.
В жемчужине, которая поначалу была так прекрасна и сулила столько счастья, он теперь видит только порожденное ею зло:
…Жемчужина была страшная; она была серая, как злокачественная опухоль. И Кино услышал Песнь жемчужины, нестройную, дикую (
distorted
and
insane
)…
…и что было сил швырнул жемчужину далеко в море. Кино и Хуана следили, как она летит, мерцая и
