Неблагодарное дело — обрисовывать контуры поистине скрытной секты. Но еще более неблагодарное — разгадывать истинную природу науки и техники, которые охранял и сохранял столь долговечный и замкнутый институт, как культ Тота, особенно если эти наука и техника, как я подозревал, брали истоки в исторически отдаленной и ныне полностью разрушенной культуре. В своем блокноте я записал:
ЧУДОВИЩНОЕ ОРУДИЕ
Размышляя таким образом, я обратил внимание на странные места в книгах Исход и Второзаконие Ветхого Завета, в которых описывались встречи Бога и Моисея на горе Синай. Среди грома и огня, электрических бурь и облаков дыма Яхве якобы изложил еврейскому волхву конструкцию ковчега завета и подарил ему скрижали Закона с десятью заповедями. Затем и сам ковчег был построен мастером Веселеилом, строго следовавшим «божественному» плану, как если бы он знал, что выковывает чудовищное орудие.
Именно таким, на мой взгляд, и был в действительности ковчег — чудовищным орудием, способным высвободить страшную энергию в неконтролируемом и катастрофическом виде, если с ним плохо обращаться или неправильно его использовать, орудием, которое замыслил не Бог, как утверждается в Библии, а, скорее, Моисей.
Будучи волшебником в эпоху, когда колдовство и наука не отличались одно от другой, Моисей, вполне возможно (и, вероятно, более чем возможно), владел техническими знаниями — и, следовательно, умением, — чтобы сконструировать подобный аппарат. Нет никаких доказательств этого, что и естественно. Тем не менее я полагаю, что только люди с педантичным и придирчивым отношением к истории способны настаивать на том, что древняя Мудрость Египта могла и не содержать особых умений или идей технического характера, которыми мог воспользоваться пророк, чтобы наделить ковчег страшной силой, приписываемой ему в Ветхом Завете. Полезно поразмышлять над подобными вопросами, и я предлагаю читателям, заинтересованным в более глубоком проникновении в тайну, следующие гипотезы и предположения как пищу для ума.
МОТИВ И ВОЗМОЖНОСТЬ
Предположим, что Моисей действительно обладал техническими знаниями для создания «чудовищного орудия», способного разрушить городские силы (как в случае с Иерихоном 196), умерщвлять людей как в случае с «жителями бефсамиса» 197), насылать раковые опухоли на приближавшихся к нему без должной защиты (как в случае с филистимлянами после битвы при Авен-Езере 198) и противостоять силе тяжести (как в случае с носильщиками, которых однажды ковчег раз за разом подкидывал в воздух и бросал на землю).
Если Моисей смог сделать такую машину, тогда остается лишь спросить: имел ли он для этого какой-то мотив и возможность?
Я бы предположил, что у него был достаточный мотив. Поскольку он был одним из многих героев- цивилизаторов, «спасенных из воды», — есть основания подозревать, что главной целью его жизни было не основание иудейской религии (хоть он ее и основал), а цивилизация израильтян, которые до Исхода представляли собой не больше чем анархическое племя иностранных кочующих неквалифицированных рабочих, слоняющихся по Египту.
Предположим далее, что пророк решил вдохновить (и тем самым мобилизовать) примитивную и почти неуправляемую группу бродяг, убедив их, что собирается привести их в «землю обетованную» — Ханаан, которую он заманчиво описывал как «землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед» 199. В таком случае он был слишком хитрым вождем и слишком уж проницательным знатоком слабости человеческой, чтобы привести туда совершенно не организованную толпу. Он знал, что израильтяне столкнутся с сильными врагами, когда прибудут туда. Если они хотят победить этих врагов, тогда ему придется сначала воспитать и сформировать их, подчинить своей воле и навязать им определенную дисциплину.
Эти соображения привлекают меня, поскольку они вроде бы дают логическое объяснение чего-то, что иначе имело бы мало смысла, а именно: того факта, что израильтяне якобы провели сорок лет, скитаясь по унылой пустыне Синайского полуострова 200. В то время существовало по крайней мере два хорошо известных и исхоженных торговых пути, которые обычно позволяли путешественникам пересекать пустыни между Египтом и Ханааном всего за несколько дней 201. Поэтому мне кажется, что решение Моисея не пойти этими проторенными дорогами (и взвалить на плечи своего народа долгие тяготы) могло быть лишь преднамеренной и просчитанной стратегией: в этом он — видел, должно быть, наилучший способ заставить израильтян войти в форму, необходимую для завоевания земли обетованной 202.
Подобная стратегия, конечно же, имела и свои недостатки — прежде всего задача убедить своих соплеменников держаться, вместе в пустыне и выдержать все трудности и нехватки кочевой жизни. Это была поистине узловая проблема: из библейского описания скитаний по пустыне становится совершенно ясно, каких трудов стоило Моисею сохранить доверие своего народа и заставить его подчиняться себе. Они действительно становились на какое-то время вполне покорными ему, как только он сотворял очередное чудо (их ему приходилось совершать множество); в других случаях, однако, особенно когда люди сталкивались с напастями, они кипели негодованием, горько критиковали его и иногда даже открыто восставали.
Не резонно ли в подобных обстоятельствах предположить, что пророк отдавал себе отчет в необходимости вооружиться некой портативной «чудодейственной машиной», дабы увлечь и произвести впечатление на израильтян, когда бы и где бы ни потребовалось немного «магии»? И разве не был ковчег именно такой портативной чудодейственной машиной, которую Моисей использовал ради обеспечения покорности своего народа в каких бы то ни было тяжелых обстоятельствах?
В Библии нетрудно найти примеры именно такого использования священного предмета. В самом деле, поведение Моисея изменилось после сооружения ковчега. Прежде он отвечал на постоянные требования и жалобы израильтян относительно мелкими проявлениями колдовства — ударял своим жезлом
