осложнялось тем, что они намеревались войти через ворота Могхраби: они выходили на площадку перед центральным портиком мечети Аль-Акса. Эти ворота встроены в южный конец западной стены, внешняя сторона которой известна как Стена плача — самое важное святое место для евреев. Относящаяся ко времени второго храма, она является частью контрфорса, построенного Иродом Великим в конце I века до н. э. Эта стена избежала разрушения римлянами в 70 годы н. э. (благодаря, говорится в Мидраше, «Божественному присутствию» над ней), и в последующие годы стала великим символом националистических устремлений еврейского народа во время диаспоры. Даже после образования государства Израиль, административно она оставалась в составе Иорданского Хашимитского королевства, и лишь после «Шестидневной войны» 1967 года была включена в состав Израиля. Тогда перед ней была расчищена большая площадь, освященная как официальное место богослужения, где по сей день собираются евреи со всего света, чтобы оплакивать отсутствие у них храма. Во избежание чреватого катастрофой столкновения с исламистами все еще запрещаются еврейские богослужения в любой форме на самой Храмовой горе, остающейся под исключительным контролем иерусалимских мусульман и возвышающейся непосредственно над Стеной плача.
Решив войти на Храмовую гору через ворота Могхраби, «Правоверные Храмовой горы» явно напрашивались на неприятности. Израильская полиция отказалась пропустить их внутрь, но когда они свернули в сторону, собравшиеся на горе пять тысяч арабов принялись забрасывать камнями не только фанатиков, но и большое число евреев, молившихся у Стены плача. Таким образом то, что началось как внешне символическая демонстрация, очень быстро превратилось в полномасштабное бесчинство, во время которого пострадали одиннадцать молившихся израильтян и восемь полицейских, были застрелены двадцать один и тяжело ранены сто двадцать пять арабов.
К тому времени, когда я прибыл на место происшествия, все было уже кончено: у подножия Стены плача среди луж крови лежали груды камней; кареты «скорой помощи» уже увезли всех раненых, а полиция, в полном снаряжении для разгона бунтовщиков и вооруженная до зубов, казалось, уже полностью контролировала ситуацию. Храмовая же гора после штурма силами безопасности оказалась недоступной, как и место раскопок к югу от нее, которое я намеревался посетить. Сотни возбужденных и разгневанных евреев, некоторые из которых с гордостью выставляли напоказ окровавленные повязки, роились вокруг в воинственном настроении. Вскоре началось дикое празднование у Стены плача, а я просто не мог понять, как кто-то мог радоваться жестокому убийству группы юных арабов.
С чувством отвращения и подавленности я ушел оттуда и поднялся по лестнице в Еврейский район древнего города, пересек улицу Оков, по которой я шагал до первого посещения Храмовой горы. Здесь я наблюдал сцены беспричинного насилия, когда вооруженные автоматами и дубинками полицейские устраивали облавы на палестинцев, подозревавшихся в участии в беспорядках. На моих глазах получил несколько ударов один юноша, кричавший о своей невиновности пронзительным и испуганным голосом; другой попытался спастись бегством по узкому проулку, но был окружен и избит прежде, чем его увезли.
В целом то пренеприятнейшее утро отравило мое пребывание в Иерусалиме. Не только потому, что в результате этих событий с местом, где когда-то стоял ковчег, теперь связывалось человеческое страдание, но и потому, что Храмовая гора и место раскопок к югу от нее оставались заблокированными силами безопасности еще долго после того, как я покинул Израиль. Несмотря на столь зловещие обстоятельства, я был полон решимости максимально использовать оставшиеся несколько дней в этой несчастной стране для продолжения своих поисков.
РАСКАПЫВАЯ СВЯТЫЕ МЕСТА
Прежде всего я искал ответ на вопрос, который записал в своем блокноте в ночь на 6 октября: предпринимали ли археологи попытки провести раскопки на Храмовой горе или на горе Нево для проверки еврейских преданий о последнем пристанище ковчега?
Начал я с раскопок, которые безуспешно пытался посетить утром 8 октября. Доступ к ним был закрыт, но я смог пообщаться кое с кем из археологов и обследовать их находки. Так я узнал, что сами раскопки начались в феврале 1968 года — примерно через восемь месяцев после того, как в ходе «Шестидневной войны» израильские парашютисты установили контроль над Иерусалимом. Хотя все раскопки проводились вне священной территории Храмовой горы, они с самого начала оказались в фокусе полемики. По словам руководителя раскопок Меира Бен-Дова, они столкнулись с сопротивлением членов Высшего мусульманского совета, заподозривших заговор против своих интересов.
— Раскопки на деле не являются научным предприятием, — жаловались они, — их сионистская цель состоит в том, чтобы подрыть южную стену Храмовой горы, являющуюся и южной стеной мечети Аль-Акса, и привести к разрушению мечети.
К удивлению Бен-Дова, и христиане поначалу противились.
— Последние подозревали, — объяснил он, — что цель раскопок — заложить фундамент для здания третьего храма, а все разговоры на археологические темы служат лишь прикрытием возмутительного заговора. Я могу лишь сказать, что, пока не услышишь подобные слухи собственными ушами, они кажутся плодом демонического воображения. И все же — то ли в шутку, то ли всерьез — историки и археологи необычайного ума и способностей прямо спрашивали меня: «Уж не намерены ли вы восстановить храм».
Самое же сильное сопротивление оказали еврейские религиозные руководители, согласия которых на раскопки требовало правительство еще до начала работ. Профессор. Археологического института Еврейского университета Мазар вел переговоры с сефардским и ашкеназским главными раввинами, которые ответили категорическим отказом, когда он заговорил с ними впервые в 1967 году.
— Сефардский главный раввин Ниссим объяснил свой отказ тем, что район планировавшихся раскопок — святое место. В ответ на просьбу прояснить свою позицию он дал понять, что мы, чего доброго, откопаем доказательства того, что Стена плача не была на самом деле западной стеной Храмовой горы. Иначе какой бы был смысл в раскопках для научных целей, когда они не имеют никакого значения? Со своей стороны, ашкеназский главный раввин Унтерман мучился вопросами иудейского закона. «Что случится, — размышлял он, — если в результате археологических раскопок вы найдете ковчег завета, который, по еврейскому преданию, похоронен в глубине земли?»
— Это было бы замечательно! — вполне искренне ответил профессор Мазар.
Уважаемый же раввин сказал ученому, что именно
Беспокойство раввина относительно ковчега вполне объяснимо. И в самом деле, считалось, что евреи пребывали в состоянии «нечистоты» со времени разрушения второго храма и это состояние якобы закончится лишь с приходом истинного Мессии. Подобного рода догма стала серьезным препятствием на пути археологов. Тем не менее со временем они сумели убедить раввинов, а также преодолеть возражения представителей двух других монотеистических религий, ведущих происхождение от ветхозаветного поклонения Яхве. И начались раскопки. Больше того, несмотря на то, что они велись
Короче говоря, я понял, что раскопки Меира Бен-Дова
В моем же представлении, как припомнит читатель, такие раскопки были проведены тамплиерами много веков назад, даже еще до того, как была придумана археология, и они тоже не нашли ковчега. И все же необходимо было узнать, проводились ли такие раскопки в новые времена, и если проводились, что было найдено. Эти вопросы я адресовал археологу Габби Баркаю из иерусалимского Еврейского университета, специализирующегося на периоде первого храма.
