фронтом русских писателей и иже с ними. Лучше костьми лечь за Русь, чем живым в полон идти, ибо мертвые сраму не имут.
Но не в куче, не гурьбой. Сам взялся за меч, в одиночку, расширяя фронты и фланги, построил свои бастионы… и, не дожидаясь подмоги, ринулся в бой! да так ринулся, что искры из-под меча и звон сечи в ушах — без оглядки! веря, что где-то рядом, за спиной и плечом к плечу сражаются, как былинные русские витяз, и мои союзные собратья-писатели. И сражались. Кто как мог… Не было возможности оглядываться да следить, только бей да круши ворога… А потом обернулся и ахнул: нет за спиной и по бокам дружин и полков, нет фронта… а виднеются отдельные богатырские заставы, где рубятся, подобно мне, малыми дружинами, а то и в одиночку. И самой могучей и боевой заставой, из коей то и дело вырывались витязи в бой, была прохановская газета «Завтра». Были и другие, побольше и помельче. Были вяло отмахивающиеся от наступающего ворога… были толпами идущие в полон. Но Фронта не было. Даже «стройных рядов» не наблюдалось и даже местами. А кое-кто из «витязей» уже в рядах басурман воевал с нашими…
Такая вот открылась картина.
Было, правда, среди океана вражеского разбросано с десятка два-три крохотных монастырей, где стойкие монахи с негустыми прихожанами еще твердили молитвы и пели со слезами на глазах «Прощание славянки», свято веря, что и они когда-нибудь, но не сейчас, а потом, при случае, все как один пойдут в смертный бой за Русь Святую и все как один помрут за нее… потом. И все. И тьма.
И черные тумены. И орды воров-демократоров и прохвостов-реформаторов.
Двадцать лет как в Дух Святой русские верили в писательский оплот Державы, объявивший громогласно себя хранителем традиций и устоев, самого духа России и плоти Ее, в богатырей святорусских, в «могучую кучку»… А «кучка»-то и оказалась кучкой… И даже не кучкой, а так себе… кучковщинкой не поймешь чего. Кучковщинцы и кучковщики все оправдывались, что, мол, не бьются за Родину, потому что средств не хватает и господдержки не видно, а без дотаций и спонсоров кого же и как бить, когда и пить уже скоро будет не на что… Уныние, величайший смертный грех, охватило пишущую русскую братию. Безверие и страхи поселились в душах…
И сравнения тут пошли мои уже не на былинном уровне. А на ином. И показались мне, оглянувшемуся, иные «подписанты» не добрынями Никитичами и алешами поповичами, а коровьиными из булгаковского романа, которые научили всех кричать заполошно и очумело: «держи его! держи!», а сами раззявили широко рот… но не крикнули. И попрятались.
Вот так получилось.
Дважды оплошала наша русская братия писательская (здесь речь только о русских, с русскоязычными история иная). Первый раз, когда не решилась Родину отстоять, попряталась по кустам да лощинам, на скинхедов, лимоновцев и зюгановцев переложила право биться за Родину. Да какие уж те вояки: одни мальчишки голодные из вымирающих рабочих семей, другие вместо того, чтобы «мочить» реформаторов, принялись взрывать памятники русским царям, третьи — знатные придворные оппозиционеры на мерседесах, двурушники и лицемеры.
И второй раз оплошала, когда позабыла, что она есть соль земли русской, да писать перестала с горя, а ежели и не перестала, так понесло ее невесть куда — и оказалось, что без родного советского государства и без дорогой компартии ни на что она не способна. Партия усердно, по-матерински нянчила, пестовала и переводила их книги на тысячи языков. А как «самораспустилась» она, преданная и брошенная сынками-иудами, так оказалось, что этим тысячам «языков» и без них неплохо.
Пробубнили Россию, проталдычили, прогугнили.
Шлемоносцы картонные. Как с Матерой распрощались, так и с Россией, под блаженный всхлип, бормотанье бубнежное и водочку. Ни меча, ни сабельки, ни даже камушка (оружия пролетариата) в руки не взявши.
Воевать не воевали. А с генеральскими мундирами и орденами расставаться неохота. И из иконных окладов вылезать не с руки. Вот и пошло-поехало. Раз нет дел.
Значит, словами возьмем… И пошли сочинять про себя, какие они герои-подвижники и богатыри- осляби.
Вот и награждают друг друга… и, вроде бы, все они «пламенные реакционеры» и победоносцы из породы Невских, Суворовых, Донских и Ушаковых, ратоборцы святорусские бесстрашные… На том поле, где их что-то видно не было. Выйти на люди, да покаяться — души не хватает. Хотят выползти из кустов да прямо в герои, прямо в мученики и святые… И смех и грех. Водевиль на костях павших…
Особняком (хотя физически и рядом) стоят могучие бойцы. Подлинные Мстиславы и Пересветы. Последние солдаты Империи. Одиночки, чей подвиг спасает и оберегает Русскую Литературу, честь ее — да и вообще Русских от вековечного позора иудиного предательства. Но и им уже тяжко в единоборстве с нехристями-басурманами.
Лезет нечисть со всех сторон. В лоб не получается, в душу заползает, обмиряя оппозицию, услащая ее.
Вне мнений и сомнений воевода «Дня» и «Завтра».
Со дружиной своей малой. Брестская крепость России.
Столько лет в сече, покой нам только снится… и романы пишутся между боями и в бою. По себе знаю, как это… Всеми средствами массовой пропаганды оболганный, оклеветанный, оплеванный. Не один в поле воин.
Но один.
Насколько хорош и силен Александр Андреевич
Проханов в зубодробительных и вместе с тем изумительно художественных передовицах газеты «Завтра», этих отточенных харалужных мечах, копьях и сулицах, вонзаемых со всего маха богатырского плеча в идолище ненавистного иноземного режима, настолько он раздумчив, неповоротлив и кряжист в своих романах, местами ослепительно талантливых и остроумных, местами барственных, чопорных и заполненных великосветскими красивостями. Красивости они, разумеется, в жизни есть. А вот «великого», высшего света уже давно нету. А Александр Андреевич все по-барски проживает в нем, наделяя нынешнюю фарцу, биндюжно-местечковую «элиту» одесского розлива, несвойственным ей изыском.
Радует, что иногда мысли наши и думы текут в одном направлении. И совпадают в том течении. Бывает…
А прочее… прошу прощения за правду, — болото?
Что в нем? Как в нем?
Неужто ухнула в зыби зябкие вся Русь пишущая?!
Ан, нетушки. Болото, выстоявшись в прохладе и теньке, вдалеке от бурь и сеч, начинает бурно хлюпать, булькать и зацветать пышным цветом запоздалой и громко бьющей себя в грудь развесистой патриотщины.
Пробудилось болото. Прохлюпнулось.
Проснулись «пламенные реакционеры». Витязи былинные, ратоборцы! А ведь и впрямь войдут в историю Литературы (и не только Литературы), как отчаянные борцы с режимом, нью-александры матросовы. «Мудрые советники при глупом президенте» (кто помнит, тот поймет).
Я помню, как на самом деле бесстрашно, отчаянно и безнадежно дрался с режимом, будучи в Думе, великий писатель русский Василий Иванович Белов — тогда, когда дрались все мы, на смерть! без оглядки! не думая о пьедесталах!
И вот, когда от России остались рожки да ножки, когда вместо России образовался улус Россияния, «вершится нравственный и гражданский подвиг».
Это не ельцины и Горбачевы просрали Россию, нет, эти и были дерьмом, изначально и устойчиво. Не надо подменять понятий. Враг есть враг. А предатель есть предатель. Враг не может быть предателем. Россию просрали Зюгановы, михалковы-старшие, язовы, Крючковы… те, кто объявив себя «коллективной совестью» народа и единственными борцами-патриотами за счастие оного, надули щеки в ожидании наград, орденов, похвал за свой бесстрашный патриотизм… да так с надутыми щеками и просрали Россию. Пока нас били в неравной битве, в побоище лютом, они сидели с надутыми щеками в своем теплом болоте. А когда побоище стихло, они выползли на труп убиенной России и свершили свой «нравственный и гражданский подвиг»… Временами мне становится просто тошно. И откуда сразу столько попов гапонов… Вечные вопросы.
