– Никаких проблем, Башня. Всего лишь девушка с рефлектором. – Пауза. В голосе послышались новые нотки: – Загорала нагишом. Какие указания?
Мазар вытер вспотевший лоб и поднес к губам стакан с водой.
– Вас понял, семьдесят шестой. Мы проводим небольшие учения. Дайте девице какую-нибудь одежду и посадите под домашний арест. До передачи полиции продержите в вертолете.
На этот раз пауза затянулась.
– Вас понял, Башня.
– Все, конец связи.
Мазар со вздохом откинулся на спинку стула и повернулся к одному из диспетчеров:
– Может, она этого и не заслужила, но уж очень нервный сегодня день.
Сабах Хаббани лежал на вершине холма, не отрывая глаз от окуляров полевого бинокля. День был тихий и ясный, но девять километров все же большое расстояние. Похоже, пассажиры уже поднимались на борт «конкордов». Самое время. Он поднял руку, подавая сигнал. Нужно лишь подождать, пока пролетит вертолет.
Позади него, в соснах, трое мужчин опустились на колени. Рядом с каждым лежало по три мины. Каждый должен был сделать по четыре выстрела – два разрывными и столько же зажигательными. Если хотя бы одна попадет в цистерну с горючим, живых на летном поле не останется.
Они пристально смотрели на Хаббани. Рука опустилась. Пальцы разжались, выпуская мины. Мужчины закрыли уши и открыли рты, чтобы уравнять давление…
Бригадный генерал Ицхак Талман стоял перед радаром, наблюдая за тем, как двенадцать «Ф-14» Ласкова выстраиваются над побережьем. Другие дисплеи показывали несколько частных самолетов и находящийся в море корабль. Прибавив звук, Талман услышал голос Ласкова, обращавшегося к своей эскадрилье. Пока что все шло хорошо. Генерал налил в чашку кофе и опустился на стул. Оставалось только ждать.
Капитан Эфраим Диниц ждал до тех пор, пока не услышал глухой стук упавших на боек взрывателя мин. Впоследствии, когда делом займется военный суд, это обстоятельство сыграет свою роль в доказательстве намерений арестованных. Его люди выбежали из-за деревьев и камней.
– Вы арестованы! – крикнул он по-арабски. – Руки за голову!
Три палестинца перевели недоуменные взгляды с так и не выстреливших минометов на окруживших их израильских солдат, потом медленно поднялись с колен и завели руки за головы.
Оглянувшись, Хаббани увидел разворачивавшуюся у него за спиной сцену. Сердце у него упало, а к горлу подступил комок. Он представил себя за колючей проволокой военной тюрьмы в Рамле. Провести остаток жизни в неволе? Никогда не увидеть своих детей, не прикоснуться к жене? Нет. Он вскочил и прыгнул с вершины холма. Кто-то закричал, но Хаббани летел вниз по склону. Все вокруг смешалось в расплывчатое яркое пятно. Сзади снова прозвучал резкий, требовательный голос, И тут же застучал автомат. Пули взрывали землю вокруг, и Хаббани не сразу понял, что уже не бежит по камням, а лежит на них, истекая кровью.
Хаим Мазар поднял трубку. Находясь в диспетчерской башне, он видел далекие холмы, где все только что случилось.
– Хорошо, Диниц. Допросите их прямо сейчас и потом сразу же позвоните мне.
Генерал снова опустился на стул. Он прекрасно понимал, что эти несчастные палестинские крестьяне знают о подготовке нападения еще меньше, чем он сам. Минометы были обнаружены еще десять лет назад и оставлены на месте, чтобы посмотреть, кто к ним придет. Разумеется, мины были обезврежены – с них сняли детонаторы. В последнюю неделю Мазар распорядился усилить наблюдение за рощицей на холме. Кроме того, совсем недавно кто-то, пожелавший остаться неизвестным, предупредил о готовящемся обстреле аэродрома.
Попытка нападения представлялась со стороны настолько неуклюжей, что генералу с трудом верилось в ее серьезность. Скорее всего, ее задумали, как отвлекающий маневр. Возможно, кто-то надеялся на понижение порога бдительности со стороны служб безопасности, но просчитался. Мазар же считал иначе. Если предполагаемый обстрел был отвлекающим маневром, то в чем тогда состоит основной? Как ни старался генерал поставить себя на место террористов, в голову ничего не приходило. Он пожал плечами.
Диспетчер поднял голову:
– Сэр, «конкорды» к взлету готовы.
Мазар кивнул:
– Дайте разрешение и пусть убираются отсюда поскорее.
Экипаж «ноль первого» закончил предстартовую проверку, «конкорд» выкатился на край четырехкилометровой взлетной полосы. В наушниках затрещало.
– «Эль-Аль» «ноль первый» и «ноль второй», взлет разрешаю. Интервал две минуты. Счастливого полета.
– Принял.
Авидар подал вперед РУДы,[2] и огромная белая птица покатила по полосе.
Давид Беккер, сидевший в левом кресле, видел, как первый самолет мягко оторвался от земли. Он повернулся к Моисею Гессу:
– Будь добр, проведи обратный отсчет. Две минуты.
Моисей кивнул и посмотрел на часы. Сидевший справа за ними Питер Кан взглянул на приборную панель.
– Все системы работают нормально, сэр, – доложил он на английском.
Беккер улыбнулся:
– Отлично.
– Одна минута.
В салоне переговаривались пассажиры. Согласно декларации, их число составляло тридцать пять человек: десять членов мирной делегации и двадцать пять – вспомогательного персонала. Было еще два стюарда, две стюардессы и старший стюард Лейбер. Они сидели все вместе, группой, сразу за пассажирским салоном. Шестеро агентов службы безопасности разместились среди пассажиров. Том Ричардсон уселся рядом с Джоном Макклюром и вел с ним беседу. Генерал Добкин еще раз просматривал документы, с которыми ему предстояло ознакомить верхушку Пентагона. Исаак Берг устроился один, развернув газету и посасывая незажженную трубку. Раввин Левин затеял религиозный спор с одним из делегатов. Всего на борту было пятьдесят пять человек, включая членов экипажа. С дополнительным грузом самолет взял почти максимальный вес, принимая во внимание температуру воздуха за бортом.
Мириам Бернштейн сидела позади Абделя Джабари, занявшего место рядом с еще одним арабским делегатом, Ибрагимом Арифом. Моше Каплан, молодой человек из службы безопасности, то и дело нервно поглядывал на две клетчатых куфьи.
Салон был невелик, сиденья размещались по два в каждом ряду, и человек высокого роста, поднимаясь, чувствовал себя не слишком комфортно. Французы, как обычно, сделали все по своему усмотрению, отдав предпочтение внешней роскоши в ущерб удобству, но недостаток места не имел на «конкорде» большого значения, потому что полет редко длился более трех с половиной часов.
Венцом декора был большой настенный махметр, позволявший пассажирам видеть, с какой скоростью летит самолет. В данный момент его неоновый циферблат показывал нули.
В пилотской кабине Гесс отвел взгляд от часов:
– Пора.
Беккер отпустил тормоза и подал вперед рукоятку. Машина стронулась с места и покатилась по
