Добкин, казалось, забыл инцидент в самолете. Он кивнул и сел на землю. Какое-то время все молчали.
Хоснер повернулся и показал на вершину плоской возвышенности на юго-западе:
– Что там такое?
Добкин посмотрел в указанном направлении. Утренние тени лежали на бурой земле. Над разбросанными там и тут болотами вились клубы тумана.
– Греческий амфитеатр. Построен Александром Великим. Когда он захватил Вавилон в 323 году до нашей эры, этот город уже считался древним и обреченным на гибель. Он попытался оживить его, но дни Вавилона были сочтены. Ты знал это?
– Нет. – Хоснер закурил сигарету, прикурив от предыдущей.
– Скоро они пришлют парламентеров, – сказал Добкин.
– Кто? Греки?
Добкин позволил себе улыбнуться:
– С греками я бы смог провести переговоры. Вот насчет арабов – сомневаюсь.
Хоснер улыбнулся в ответ. Недавнее напряжение почти полностью исчезло.
– Может быть, они и придут. – Он повернулся к Брину и Наоми Хабер. – Почему бы вам не передохнуть в тенечке?
Наоми встала. Брин поколебался, но тоже поднялся. Взял свою «М-14» и пошел вслед за девушкой.
Когда они отошли достаточно далеко, Добкин заговорил:
– Никаких «может быть» на этот счет. Они не попытаются повторить атаку днем, но и не захотят дожидаться темноты, чтобы изменить ситуацию.
– Ты прав, – согласился Хоснер.
– Что мы им скажем?
Хоснер взглянул на него:
– Ты со мной?
Добкин заколебался:
– Я… министр иностранных дел и Берг выше
– Это мы как-нибудь урегулируем.
Добкин сменил тему:
– Сегодня вечером я отправлюсь туда, откуда не возвращаются.
– Я знаю.
– Шансов мало. Я иду только для того, чтобы люди сохранили надежду и не пали духом.
– Поэтому я тебя и посылаю. Немногие решились бы на такое, зная, что исход практически предрешен. Я тоже считаю, что шансов нет. Ты прав, генерал. – Хоснер посмотрел на него. – Так, значит, ты со мной?
– Какая разница, – пожал плечами Добкин. – У тебя в руках все карты. Политики запуганы. А у твоих людей пять из шести автоматов.
– Я просто хочу знать для самого себя. – Он показал на юг. – А кстати, что там?
– У меня нет ни малейшего желания идти у тебя на поводу. Скажем лучше, что я придерживаюсь нейтралитета. – Добкин посмотрел туда, куда показывал Хоснер. – Это, должно быть, гора Каср. На другой стороне проводятся раскопки дворца Навуходоносора и Висячих садов. Рядом находятся Ворота Иштар, музей и гостиница. – Генерал помолчал. – Рассчитываю увидеть все эти места сегодня вечером.
– Рад слышать это.
Оба замолчали. Вдруг Хоснер насторожился. Он показал рукой на юго-восток в направлении Евфрата:
– Не дым ли там? Похоже, среди развалин деревенька.
Добкин кивнул, не глядя:
– Да. Деревня Квейриш.
– А вдруг жители смогут нам помочь?
– Я бы не рассчитывал. Это крестьяне. У них нет связи с внешним миром. Кроме того, я уверен, ашбалы контролируют это место.
Хоснер уже разглядел убогие глинобитные хижины, прилепившиеся одна к другой, как пытавшиеся выжить средневековые итальянские деревушки ютились когда-то в руинах древних римских городов. Все здесь представляло собой богатую поучительными и любопытными контрастами картину. Заплаты пустынь и болот на востоке, Тигр и возвышающиеся вдали громады гор. На западном берегу Евфрата бесконечные болотистые равнины, уходящие за горизонт; сейчас они влажные, но скоро под лучами жаркого солнца высохнут, покроются трещинами и станут похожими на головоломку. И несколько финиковых пальм на обоих берегах Евфрата.
На переднем плане, вокруг холма, на котором они находились, Хоснер видел кирпичи и гальку, небольшие возвышенности и болотца. Здесь проходили низкие гребни ровных городских стен, отмеченные то тут, то там более высокими выступами сторожевых башен. Ветер, вода, песок и налаженный крестьянами на протяжении тысячелетий вывоз кирпичей – все вместе привело к уничтожению того, что было когда-то чудом среди городов мира.
Хоснер знал, что такие свидетельства разрухи и упадка встречались в Месопотамии повсеместно. Крупнейшие и богатейшие города древнего мира тысячами лежали в забвении, покрытые песком и пылью. Странное ощущение пустоты заполнило его, когда он смотрел на долину Евфрата. Плоские голые пространства, залитые жидкой грязью, пересекались легендарными, давно заброшенными ирригационными каналами. Бурная жизнь, которая когда-то кипела здесь, казалось, покинула эти места. Странный и какой-то недоброжелательный уголок мира. Место, где много лет тому назад возводились грандиозные храмы богам, о которых уже никто не помнил, и строились дворцы для бесследно исчезнувших царей и царств.
Хоснеру чудилось, что тишина здешних мест нарушается призрачным громыханием вавилонских повозок, громом вражеского наступления и торжествующими криками завоевателей. Богатый Вавилон. В Ветхом и Новом Заветах символ человеческой гордыни, чувственности и греха. Для современных евреев и христиан его полный крах стал символом свершившегося библейского пророчества.
Хоснер знал, что должен быть какой-то смысл в простиравшемся перед ним запустении. Но вероятнее всего, смысл заключался именно в отсутствии всякого смысла. Песок. Пыль. Смерть.
Почему Риш забросил их сюда? Вавилонский плен? Хоснер представлял это себе именно так. А может, все не так уж и мелодраматично. Наверное, место это очень подходит для его целей, да и лагерь палестинцев рядом. Но их лагерь в сотне километров, в пустыне. Что ж, значит, вавилонский плен. В библиотеках мира хранятся тысячи книг о Вавилоне, и когда они будут вновь изучены и перечитаны, где- нибудь появится сноска со звездочкой с упоминанием о
Хоснер затушил сигарету и не стал выбрасывать окурок.
– Вот и они, – тихо произнес он.
Со стороны дороги по склону холма поднималась группа из пяти человек. Шедший впереди держал белый флаг.
Хабер и Брин, находившиеся неподалеку, поспешили вернуться на место. Брин сменил ночной прицел на дневной десятикратного увеличения и наблюдал за приближением парламентеров:
– Не думаю, что Риш среди них.
Брин протянул винтовку Хоснеру, который встал на колени и тоже посмотрел в прицел. Потом опустил винтовку и покачал головой:
– Он нам не доверяет. Думает, мы не станем принимать во внимание белый флаг. Это меня чертовски злит. А вас, генерал?
Добкин кивнул:
– Свидетельствует об отсутствии доверия с его стороны. – Он задумался на мгновение. – Риш действительно не понимает нас, и
Хоснер встал и повернулся к Наоми Хабер и Брину:
