Тогда он глубоко вздохнул несколько раз, но без толку. Крепко сжимая в одной руке лежащий в кармане револьвер, другой рукой он оперся о стену и посмотрел на часы. Осталась минута. Через минуту он должен окликнуть Мак-Камейла.
Морин сидела на церковной скамье, прикрыв лицо руками, а отец Мёрфи и кардинал, разместившиеся по бокам, утешали ее, словно ребенка, подбирая всевозможные ласковые слова; Бакстер подошел к ним со стаканом воды, налитой из фляги, стоящей на жертвеннике.
— Выпейте, — обратился он к Морин. Но она покачала головой и резко встала.
— Отцепитесь от меня! Все проваливайте! Что вам известно? Вы не понимаете и половины того, что происходит. Но вы еще поймете.
Кардинал жестом подозвал к себе Бакстера и отца Мёрфи, и они втроем неторопливо пошли через алтарь и остановились у престола кардинала. Кардинал тихо проговорил:
— Она сама успокоится. Она напугана. Если мы ей понадобимся, она подойдет сама. — Он окинул взглядом алтарь, возвышающийся перед ними. — Бог свел нас всех вместе в свой дом, и сейчас мы все в Божьих руках. И мы, и они. Как он решит, так и будет. Нам не следует провоцировать этих людей и давать им повод причинять зло нам или храму.
Бакстер откашлялся и сказал:
— Мы должны бежать лишь тогда, когда возникнет очевидная возможность.
Кардинал бросил на него взгляд, в его словах сквозило плохо скрытое раздражение:
— Мы исходим из разной оценки возможностей. Тем не менее, мистер Бакстер, я настаиваю, чтобы в моем храме вы вели себя так, как я велю.
Бакстер спокойно ответил:
— По-моему, этот вопрос касается всех, кто находится здесь в данный момент, Ваше Высокопреосвященство. — Он повернулся к отцу Мёрфи: — А что вы думаете?
Во взгляде и жестах прелата промелькнула неуверенность, но голос его прозвучал твердо:
— Я думаю, что об этом нет смысла спорить. Его Высокопреосвященство прав.
Бакстер, похоже, вышел из себя:
— Послушайте, мне не нравится, когда меня запугивают. Мы все же должны оказать хоть какое-то сопротивление, даже если оно чисто психологическое, и должны составить хотя бы план побега, если намерены сохранить здравый ум и чувство собственного достоинства. Это может продолжаться дни, недели, и если мне удастся выйти отсюда живым, я хочу жить и поступать по-своему.
Кардинал выслушал раздраженную тираду Бакстера и спокойно произнес:
— Мистер Бакстер, эти люди довольно неплохо обращаются с нами, ваше поведение может изменить их отношение, и тогда…
— Неплохо обращаются с нами? Нет таких ругательств, которыми можно было бы описать их отношение к нам. Они не имеют никакого права держать нас здесь.
— Разумеется, вы правы, — кивнул кардинал. — Но позвольте высказать последний довод: я понимаю, что многие благородные порывы молодых мужчин не что иное, как следствие того, что рядом с ними молодая женщина…
— Какая ерунда…
Кардинал едва заметно улыбнулся:
— Похоже, я обидел вас. Извините. Как бы то ни было, не думайте, будто я сомневаюсь, что эти люди убьют меня и отца Мёрфи, так же, как вас и мисс Мелон. Не это главное. Важно другое: мы не должны подталкивать их на самый страшный смертный грех — убийство. А для меня еще важно быть хранителем этого храма. Это величайший католический собор в Америке, мистер Бакстер, храм христианства, церковь Пресвятой Богоматери, духовный центр католицизма в Северной Америке. Попытайтесь представить себе, что это здешнее Вестминстерское аббатство.
Бакстер покраснел и с трудом перевел дыхание.
— Я обязан сопротивляться по долгу службы, и я буду сопротивляться.
Кардинал покачал головой:
— Ладно. Но у вас же нет долга вести войну. — Он придвинулся к Бакстеру поближе. — Вы что, не можете предоставить развитие событий на волю Божью? Или же если вы не склонны к этому, то дать возможность заниматься этим делом вышестоящему начальству.
Бакстер посмотрел кардиналу прямо в глаза.
— Я уже изложил свое мнение достаточно ясно.
На несколько секунд кардинал задумался, а затем произнес:
— Возможно, я чрезмерно забочусь об этой церкви. Она входит в мою епархию, как вам известно, и я разделяю с другими ответственность за материальные ценности внутри нее. Но, как мы оба согласились, жизнью людей жертвовать без надобности нельзя.
— Конечно же.
— Ни нашими жизнями… — кардинал обвел рукой пространство собора, — …ни их.
— Я не столь категоричен относительно их жизней, — заметил Гарольд Бакстер.
— Все мы дети Господа, мистер Бакстер.
— Скажите на милость!
— Отныне знайте это.
Воцарилась долгая тишина. Ее нарушил голос Морин, подошедшей к мужчинам:
— Позвольте заверить вас, кардинал, что каждый из тех людей — исчадие ада. Я знаю. Некоторые из них могут показаться вас разумными мужчинами и женщинами — замечательными, добрыми ирландцами, приятными собеседниками, радушными провинциалами и все такое прочее. Их можно воспеть в песнях или в поэмах. Но они вполне способны убить нас всех и сжечь ваш собор.
Трое мужчин молча и внимательно смотрели на Морин. А она продолжала, обращаясь теперь только к священнослужителям:
— Может, вы просто не понимаете реального зла, а знакомы лишь с абстрактным злом, но вот перед вами сущий дьявол. — Она подняла руку и указала на Брайена Флинна, поднимающегося по ступенькам алтаря.
Флинн посмотрел на них и улыбнулся:
— Кто-то вроде упомянул мое имя?
Глава 23
Бурк поднялся вплотную к лестничному проему, глубоко вздохнул и крикнул:
— Я из полиции! Хочу поговорить с Финном Мак-Камейлом. — Он замолчал, но его слова еще долго отдавались эхом, отражаясь от мраморных ступеней лестницы.
В ответ раздался грубоватый голос с сильным ирландским акцентом:
— Подойди ко входу и положи руки на прутья двери! Без всяких фокусов! У меня с собой «томпсон».
Бурк вышел в просвет лестницы и увидел молодого человека, почти юношу, стоявшего на коленях на полу перед дверями склепа. Бурк медленно поднялся по ступенькам и положил вытянутые руки на медные створки дверцы.
Пэд Фитцджеральд направил автомат вниз, на лестницу.
— Стой! Не двигаться! — Он повернулся и крикнул: — Позовите Финна! Здесь какой-то парень хочет поговорить с ним!
Бурк сначала внимательно рассматривал молодого человека, а затем оглядел помещение, где очутился. Это оказалась небольшая площадка перед дверью в склеп, от которой направо и налево расходились две лестницы. Над дверью склепа располагалась задняя часть алтаря, из которой вырастали золотистые очертания огромного креста, устремленного к высокому потолку собора. Все внимательно изучив, Бурк понял, что никто не смог бы проникнуть в храм через эту дверь, подняться по лестнице и
