рукавов платья, чтоб не запачкаться о разложенный на прилавке свой зловонный товар. На моих глазах какая-то женщина ткнула пальцем в одну из рыбин, и замухрышка протянула рыбину Флер, чтоб та ее выпотрошила. Носик Флер брезгливо морщился, когда она вспарывала ножом рыбье брюхо, но я поразилась, как ловко справляется дочка с новым для себя ремеслом. Рука была обвязана тряпицей, уже пропитавшейся рыбьей слизью. Видно, не вдруг овладела она этой премудростью.
— Господи, ведь ей всего пять лет! Какое право они имеют принуждать ее к такой работе?
— Сама подумай, — сказал Лемерль, укоризненно качая головой — Девочка должна оправдывать свое содержание. Семья у них большая. Для рыбака прокормить лишний рот — дело нешуточное.
Рыбака! Значит, Антуана не солгала. Я смотрела на женщину, силясь понять, видала ли ее раньше. Похоже, она из Нуар-Мустьер. Хотя вполне может быть и из Порника, и из Фроментины; даже с Ледевэна или с какого-нибудь из островов, что поменьше.
Лемерль заметил, что я пристально разглядываю рыбачку.
— Не волнуйся, — сухо сказал он. — Девочка под хорошим присмотром.
— Под чьим?
— Положись на меня.
Я промолчала. Взгляд мой уже ловил новое в облике моей дочери, каждый штрих — с возраставшей болью. Щеки опали, цветущий румянец исчез. Длинные волосы спрятаны под гадким чепцом. Платьице уже не то, что она носила в монастыре, чужое, заношенное, из грубой темной шерсти. И личико: личико ребенка-сиротки.
Я снова повернулась к Лемерлю:
— Что тебе нужно?
— Я уже сказал. Твое молчание. Твоя преданность.
— Да, да. Обещаю! — Мой голос взвился, я уже не смогла остановиться. — Я пообещала это вчера ночью!
— Вчера ночью было несерьезно, — сказал он. — Теперь — верю.
— Я хочу поговорить с ней! Хочу забрать ее обратно!
— Боюсь, не смогу этого допустить. Пока, во всяком случае. По крайней мере до той поры, пока не буду убежден, что ты не сбежишь вместе с ребенком. — Должно быть, он прочел в моем взгляде желание прибить его, потому что улыбнулся. — Да, к твоему сведению: на случай, если со мной случится какая беда, предусмотрены определенные меры. Весьма.
Не без усилия я пригасила ненависть во взгляде.
— Ладно, дай мне поговорить с ней. Одну минуту. Прошу тебя, Ги!
Все обернулось сложней, чем я ожидала. Лемерль предупредил, любой мой неверный или подозрительный шаг может в дальнейшем стоить мне возможности видеться с Флер. Но отступить я не могла. Медленно, едва сдерживая нетерпение, я двинулась через толпу к рыбной повозке. С одного боку от меня какая-то женщина требовала полсотни штук красной кефали, с другого торговка рыбой обменивалась с кем-то кулинарными рецептами. За моей спиной уже выстроилось несколько покупателей. Флер подняла на меня взгляд, и в первый момент мне показалось, что она меня не узнаёт. Как вдруг ее мордашка просияла.
—Т-с-с-с! — прошептала я. — Ни слова!
Флер озадаченно взглянула, но к моему облегчению, кивнула головой.
— Слушай, — проговорила я так же тихо. — У меня совсем мало времени.
Как бы в подтверждение, торговка рыбой кинула в мою сторону подозрительный взгляд, прежде чем заняться востребованной кефалью. Я мысленно возблагодарила свою спасительницу, вздумавшую закупить такое громадное количество рыбы.
— Ты принесла Муш? — еле слышно спросила Флер. — Ты пришла, чтобы забрать меня домой?
— Нет еще. — Ее личико даже посерело от огорчения, и снова я едва сдержалась, чтобы не прижать ее к себе. — Послушай, Флер. Где тебя держат? В доме? В фургоне? На ферме?
Флер оглянулась на торговку рыбой.
— В доме. С детьми и собаками.
— Вы по дамбе проходили?
—
Толстуха-покупательница протиснулась между нами, потянувшись обеими руками за свертком рыбы. Я отпрянула на стоявших позади; кто-то раздраженно завопил:
— Пошевеливайся, сестренка! Не одной тебе семью кормить надо!
—Флер! Скажи, это на материке? Это за дамбой?
Флер позади великанши кивнула. Потом вдруг яростно замотала головой. Кто-то сунулся вперед и закрыл ее от меня, снова я потеряла дочь из вида.
— Флер!
Я чуть не рыдала от отчаяния. Великанша вклинилась рядом, толпа давила сзади, а тот, который на меня завопил, принялся громко препираться с толпившимися и балабонившими у прилавка.
— Солнышко, ты переходила через дамбу?
Какую-то долю секунды мне казалось, вот сейчас она мне все скажет. Озадаченная Флер явно собиралась с мыслями, чтоб как-то объяснить, что-то вспомнить, дать хоть какую-нибудь зацепку, чтоб я сообразила, где ее держат. Может, слово «дамба» ей непонятно? Может, ее перевезли на материк на лодке?
Тут женщина с кефалью повернулась ко мне лицом, и я поняла, что теперь уже правды мне не узнать. Радостно тыча мне под нос сжимаемую в красных мясистых руках корзину, женщина спросила:
— Как думаешь? Хватит нам этого нынче на ужин?
Это была Антуана.
Дорога обратно была нелегка. Теперь вместо картошки я волокла на спине рыбу, и на солнце она воняла все пуще и пуще, хоть была увернута, чтоб не перегревалась, в водоросли. Кроме того, ноша оказалась тяжелой, сквозь прутья корзины рыбная влага капала мне на плечи, на шею, пропитывая солью балахон. Антуана пребывала в веселом настроении, не закрывая рта хвастала своими подвигами на рынке, пересказывала услышанные сплетни, восторгалась виденным, делилась новостями. Мелочной торговец с материка уверял, будто несколько человек принесли себя в жертву в честь Кристины Чудотворной, той, что повесили в Анже за то, что вырядилась в мужское платье, а еще поговаривали, будто один рыбак из Ледевэна изловил рыбу, у которой с обоих концов по голове, — что, ясное дело, не к добру. Насчет Флер Антуана ни разу не обмолвилась, и хотя бы за это я была ей благодарна. Конечно, она ее видела. Мне оставалось лишь надеяться, что Антуана будет держать язык за зубами.
Мы вернулись в монастырь тропой вдоль моря. Этот путь был длинней, на нем настоял Лемерль, — он-то ехал верхом, ему проехать лишнюю милю ничего не стоило. В более счастливые времена эта тропа, ведшая сквозь дюны мимо дамбы, была излюбленным местом моих прогулок, но теперь, увязая в песке с тяжелой, полной рыбы корзиной, я не испытывала ни малейшей радости. Лемерль же, напротив, всю дорогу с явным удовольствием любовался морским пейзажем, попутно задавая вопросы про приливы и отливы, про то, когда открывается путь на материк, которые я оставляла без ответа, в то время как Антуана с большой охотой удовлетворяла его любопытство.
В монастырь мы пришли в середине дня, к тому времени я валилась с ног от усталости, полуслепая от палящего солнца, изнемогая от рыбной вони. С огромным облегчением я скинула вонючую корзину в кухне, потом с головой, звеневшей от зноя, и с пересохшим горлом потащилась через весь двор к колодцу. И уже было потянулась черпаком к воде, как вдруг позади раздался крик. Я обернулась: Альфонсина.
Она, похоже, вполне оправившись после вчерашнего, с горящими глазами и пылающими от волнения щеками бежала ко мне.
— Ради Бога, не прикасайся к воде! — задыхаясь проговорила она — Разве ты не знаешь, что стряслось?
Я тупо уставилась на нее. Я совершенно позабыла про красящие пилюли Лемерля и про то, что он приказал мне с ними делать. Передо мной стояло только личико моей дочери, как отпечаток, возникающий в глазах, если долго смотреть на солнце.
