солнце исчезает в сырых облаках. Облака наползают с запада, где на горизонте виден их сплошной серый фронт.
— Будет дождь, — говорит Таня, которой в общем-то совершенно безразличен дождь. Соня молчит.
Ветер еле заметно рябит масляную поверхность нефтяной воды. Озёра окружены широкой полосой буроватого грунта, на котором не растёт трава. Отсюда видна башня по ту сторону воды, сложенная из крупного очернённого кирпича. От озера к заводу тянется покрытый серебристой изоляцией сточный трубопровод, по которому при жизни завода химические отходы сбрасывались в некогда обычные луговые озерца, пока не прекратилась вокруг них всяческая жизнь, не умерла трава, не перестали расти камыши и гнездиться птицы. Когда наконец побеждённое человеком время перестало течь в этом месте пространства, рабочие неизвестного ведомства возвели посреди поля чёрную башню, молчаливый бастион на границе с вечностью.
Жители близлежащих районов города предпочитали избегать проклятого места. Рассказывали, что вокруг башни водят по ночам хороводы уродливые младенцы, жизнь которых длилась только в пределах стен находящегося неподалёку роддома, и что какой-то мальчик, бродивший полями морозной зимней ночью, видел сидящую на вершине башни птицу с длинными козлиными рогами, которая со скрежетом выклёвывала из башни камни.
Рассказывали также, что кто-то живёт в чёрных озёрах и плачет в поле по ночам, как ребёнок, что впрочем было почти чистой правдой, потому что в одном из озёр жила девушка по имени Лиза, которую неизвестный мужчина изнасиловал в подворотне, задушил и вырезал ей пупок, а затем отвёз на машине и сбросил в озеро со ржавым колесом от грузовика на шее. Лизе понравилось жить в кромешной воде, тем более что она не испытывала больше потребности дышать, с наступлением холодов она забиралась в гнездо, устроенное в озёрной норе, а в тёплое время питалась собираемыми по ночам в полях кузнечиками и спящими птицами, а наевшись, не плакала, а пела на берегу своего озера, особенно в полнолуние, и это тонкое девичье пение о красоте погружённых в бездну тёмных пространств, наполненных прохладой, запахом цветов и звёздами, незнающие люди принимали за плач бесприютной души. Особенно романтически действовало на Лизу отсутствие собственного пупка, из-за чего она была уверена в вечности своего существования до и после смерти.
Пришедшая за водой Соня сразу чувствует существование Лизы по еле заметным следам недельной давности на грунте и специфическому запаху. Она ложится на живот лицом к воде и смотрит в глубину озера, тихо шипя. Таня со страхом косится на неё, черпая консервной банкой горючую воду. Совсем скоро в тёмной толще озера появляется светлеющее пятно, и Лиза беззвучно всплывает на поверхность, выпустив через рот чёрную воду из груди. Видно, что при жизни, когда смертельная бледность ещё не коснулась её лица, ей нельзя было рассчитывать на теперешнюю красоту.
— Простите, Лиза, — скромно начинает Соня, садясь на колени, — что потревожила ваш сон. Но так знаете ли приятно бывает поговорить с кем-нибудь, кто может тебя понять и утешить. Вы, Лиза, случайно не комсомолка?
Белесые глаза Лизы выражают мимолётную тревогу. Только она собирается просто уплыть обратно в свою нору, как воспоминание о почти стёршейся в памяти боли, возможно находящейся ещё в будущем, заставляет её горько улыбнуться.
— Уже нет, девочка, я перестала быть комсомолкой, когда перестал существовать комсомол, — неожиданно мелодичным голосом отвечает она.
— Очень жаль, а то бы вы могли помочь несчастной девочке, — Соня показывает глазами в сторону Тани, которая, прижимая ведёрко к груди железной рукой, испуганно и зло щерится на русалку, — которая очень хочет стать пионеркой. Поверьте мне, она хорошая девочка, и если бы ходила в школу, несомненно была бы отличницей и активисткой.
— Ах, всё это в прошлом, милая девочка, — Лиза взмахивает в воде своей изящной балетной рукой. — Всё это мертво.
— Ну что вы… как ваше имя?
— Лиза.
— Какое прекрасное у вас имя. Так вот, Лиза, подумайте право же сами, может ли нечто огромное, — Соня разводит руками в стороны, словно хочет изобразить солнце, — нечто такое большое и полное жизни вдруг взять и умереть, исчезнуть без следа? Ведь мы с вами, Лиза, мы малы по сравнению с комсомолом, а ведь и мы не можем исчезнуть, мы ведь существуем с вами, милая Лиза. То, во что верили столько людей, не может умереть, хотят они этого, как прежде, или нет. Оставьте на поле воронье пугало и оно оживёт. А комсомол это вам Лиза не воронье пугало, а нечто во много раз большее. Вы читали „Молодую гвардию“?
— Да, я читала, — отвечает Лиза, объятая невольными воспоминаниями о днях своей прошлой жизни, о вишнях, цветущих в мае перед зданием школы, о душном читальном зале библиотеки, где застыла таинственная, полная жужжанием мухи, тишина, о тиканьи бабушкиных часов над этажеркой, о сонном полёте моли от платяного шкафа к коридору и о прохладном ветре, встречающем на тенистом спуске во двор её велосипед.
— Так разве может это всё погибнуть, милая Лиза? В мире, где ничего не бывает просто так. Значит, оно есть, существует, надо только его отыскать.
— Наверно, ты права, девочка, — соглашается Лиза. — Но я не хочу возвращаться в прекрасное прошлое, даже если оно станет будущим. Мне нравятся сумерки и кладбищенская прохлада настоящего, его гаснущие фонари, тление листьев и безысходная грусть ночи. Мне нравится одиночество.
— А меня влечёт светлая тайна алых звёзд, — вздыхает Соня. — Я хочу стать волшебницей.
— Ты наверное погибнешь, смелая девочка, — зачарованно говорит Лиза. — Мне нравится твоя судьба.
Наступает молчание. Каждый думает о своём, а стоящая с ведёрком Таня думает о судьбе.
— А теперь мне, пожалуй, пора плыть, — говорит Лиза. — Уже стало совсем холодно, мои плечи мёрзнут над водой.
— Вы не замечали ли, Лиза, чего-нибудь очень необычного здесь, вокруг ваших озёр? — спрашивает Соня, лицо которой становится серьёзным. — Не удивляет ли вас что-нибудь?
— Разве что свет над рощей, — после недолгого раздумья отвечает Лиза. — Я не знаю, откуда он. Если облачной ночью подняться на холм, там, на севере, где начинается лес, видно белое сияние, такое слабое, что живые, плохо видящие в темноте, не в силах его разглядеть. Но я его вижу. По-моему, это светится что-то в лесу.
— Спасибо вам, Лиза. Кажется это то, что я ищу. Свет над рощей.
— Вы не боитесь жить здесь, — спрашивает Таня русалку. — А если кто-нибудь бросит огонь в воду?
— Там, под водой, огонь не сможет жить, девочка, там ничто не может жить, только я. Там, на дне, очень много следов тех, кто пришёл до меня, но они все мертвы. Прощайте, — Лиза разворачивается и с сильными взмахами рук и ног уходит в черноту. Таня смотрит ей вслед, пока Соня моет руки и ноги в озере, тщательно смывая с кожи пятна крови. На обратном пути она один раз оборачивается на север.
— Что, и вправду там начинается лес? — спрашивает она Таню.
— Да. Совсем недалеко, просто он в низине и отсюда не видно. Мы там часто мышей ловим. Только сияния я там никакого не замечала.
— В любом случае нам надо ждать ночи, если мы хотим его увидеть.
— Соня… — спрашивает Таня после долгого молчания, — почему у тебя из руки появляется огонь?
— Я высосала кошачье сердце, — отвечает Соня. — Но теперь оно уже всё истратилось.
— А я так тоже могу?
— Думаю, нет. Ты другая.
Когда они подходят к заводу, начинается дождь.
