из вас пойдёт кормить его собственной плотью! Итак, кто?
– Он! – дружно ткнули друг в друга пальцами Лев и Ходжа.
Аслан-бей, презрительно скривив губы, отвернулся от них, размышляя вслух:
– Если я сохраню жизнь Насреддину и отдам его в руки правосудия, то моё имя будет прославлено, а мои усилия вознаграждены. Возможно, вознаграждены… Ибо наш пресветлый султан, да хранят его небеса, вполне может ограничиться и устной благодарностью. А благодарность султанских уст, как известно, великая награда, но не звенит в кармане. Если же я оставлю жизнь Багдадскому вору, он, несомненно, украдёт для нашего господина прелестницу-жену и, возможно, кое-что для меня лично… То есть не возможно, а наверняка! Ибо тому, кому ты обязан свободой и жизнью, надлежит платить долго, весомо и с благодарностью в сердце. Решено: мы отпустим к Кара-Анчару бывшего визиря! Пусть его лживый язык сожрёт чёрный конь шайтана…
– Вай мэ… – ахнул сражённый в самую печень домулло. – Меня? Своего, местного, правоверного… А эта барыга вороватая останется жить?!
– Иди, – холодно кивнул начальник.
– Э-э… а как же… насчёт клада в десять тысяч…
– Иди.
– …в сорок тысяч, и не таньга, а золотом?!
– Иди! – В голосе Аслан-бея послышался отзвук извлекаемого из ножен ятагана. Ходжа понял, что дальнейшее продолжение спора чревато, его в любом случае свяжут и поднесут дьявольскому животному на блюде. А ведь ещё каких-то полчаса назад он абсолютно не верил в Кара-Анчара…
Да и как поверить в чудо тому, кто сам являлся легендарным образом, собранным из тысяч сказок и легенд тысячеустных народов; кто под разными, чуть изменёнными именами прошёлся дорогами Азии, Персии, Монголии, Болгарии, Греции и даже части нашей России! Если бы Ходжа хоть на мгновение предполагал, каким раритетом он является, то ни за что бы не повесил голову, развернувшись навстречу кошмарному коню-людоеду. Но об этой его ценности в общемировом контексте отлично знал Оболенский…
– Ладно уж, вернись к маме, – тяжёлая рука русского дворянина легла на плечо вздрогнувшего Насреддина. – Никто не будет против, если я попытаюсь его украсть?
– Кого? – не понял Аслан-бей. – Коня самого шайтана?!!
– Ну да… У меня с вашим шайтаном свои счёты.
– Лёва-джан, – опомнившийся домулло вцепился в рукав друга, – не ходи! Он же просто съест тебя, и я останусь без единственного друга (не считая Рабиновича, но он отдельная песня!). Ты сильный, ты благородный, но не ходи… Пускай я пойду! Меня не жалко!
– Да отцепись ты… Ведёшь себя как отвергнутая любовница! Люди смотрят…
– Пусть смотрят! Всё равно я тебя не пущу! Я… я виноват перед тобой, не удержал джинна, который мог бы вернуть тебя твоим близким. Я всё время думаю лишь о себе, и ты не видишь, как играешь в мою игру. Я – лжец, Лёвушка! Я обманывал тебя… Пусть это отродье смрадной бездны пожрёт меня, я заслужил!
– Мужики, – уже с изрядной долей раздражения в голосе взвыл Лев, – уберите от меня этого истеричного психопата! Заговаривается же на глазах, скоро пеной изойдёт… Подержите при себе, а в ближайшем райцентре суньте в психушку, я на обратном пути заберу!
Спешившиеся стражники, не дожидаясь приказа командира, быстренько сгребли кающегося Насреддина. Аслан-бей, обративший внимание на то, как без его соизволения была исполнена воля этого важного Багдадского вора, сделал отметочку в памяти, но вмешиваться не стал.
Но если кто из моих друзей и подходил под критерии «героя», то это именно Лев. И дело не столько в его физических параметрах, заметной внешности и недоразвитом инстинкте самосохранения. Любой мало- мальски поживший человек знает, как сложно формируются в современном мужчине понятия благородства, чести и великодушия. В крови Оболенских они были врождёнными…
Согласитесь, есть некая магия старинных фамилий, которые, пройдя тысячелетие, не исчезли, не растворились, не потерялись в безмерном море человеческих судеб, а донесли свой собственный генетический знак породы до наших дней.
И вот сейчас полновесный представитель этого почтенного семейства безмятежно шествовал по песку, зачерпывая его на ходу сползающими тапками без задников, навстречу оскалившейся железными зубами судьбе. Поэтому, разумеется, не только он, но и никто из отряда городской стражи не видел, как коты, сгрудившись мордочками и задрав хвосты, что-то быстро перетирали в своём слаженном коллективе…
Глава 39
Только одно животное может ржать над человеком в полный голос!
… – И что, ты действительно украл коня самого шайтана?
– Нет, дружище, скорее у меня его украли.
– В метафорическом смысле? – уточнил я. Честно говоря, эта история нравилась мне всё больше и больше: Соловьёв с претензиями не снился, Лев расшивал цветистое полотно повествования сплошным шёлком, отчего же и не записать такую пёструю сказку?!
– В самом прямом… – Оболенский чуточку устал, кинул тоскливый взгляд на пульт от телевизора и понял, что я дотянусь до него первым. – Ладно, диктую вкратце, детали допишешь потом сам – короче, его угнали коты!
– Котики?! Четырнадцать зачуханных, престарелых, утомлённых солнцем хуже Михалкова, котов угнали у тебя Кара-Анчара?! Сейчас я буду недоверчиво хихикать…
– Да-а, – сорвался он. – Тебе тут легко рассуждать, а я там как последний идиот стоял столбом, глядя, что вытворяют на лошади эти пушистые каскадёры…
…Чёрный конь шайтана смотрел на приближающегося к нему человека, и зловонная слюна, капая с его смрадных губ, оставляла дымные пятна на обожжённом песке. В его пылающих жаждой крови глазах отсвечивало пламя бездны, а чёрная, с проплешинами, шкура словно пузырилась над невероятно мощными мускулами. Он кивнул, принимая жертву, и стражники Коканда облегчённо вздохнули. Впрочем, с места никто не тронулся, надо было дождаться, пока адское животное ощутит на своём раздвоенном языке вкус крови…
– Ну, ну… хорошая лошадка, добрая лошадка, – чуть сдавленным голосом врал наш герой, осторожно пытаясь погладить Кара-Анчара по шее. Одно неуловимое глазу движение, противное клацанье стальных зубов – и Оболенский остался без рукава! Как он успел спасти саму руку – не понял никто, особенно конь…
– Ты что же это делаешь, поганец?! – холодея от собственной наглости, с полуоборота завёлся Лев. – Я к тебе по-хорошему, у меня, может, ещё пол-лепёшки на меду в кармане пылится, от Ходжули прячу, а ты кусаться? Вот фиг теперь получишь, я её сам при тебе съем! И на второй рукав даже не облизывайся…
Злобный скакун издал нечто среднее между хриплым ржанием и горловым хохотом, издевательски подмигнул привставшему на стременах Аслан-бею и вновь распахнул ужасные челюсти. Все ахнули! Мгновением позже Лев уже довязывал второй морской узел на импровизированной узде из собственного пояса, надёжно удерживая обалдевшего коня за чёрное ухо…
– Сам не знаю, как получилось, – себе под нос бормотал он. – Видимо, воровать лошадей я тоже умею, причём ещё и самых буйных. А теперь, коняшка, скажи своему старому хозяину «прощай» и резвее шевели ластами. За такую ходячую кунсткамеру мне отвалят кучу денег в любом зоопарке!
Кажется, до Кара-Анчара дошло… Взревев, подобно уязвлённому пчелой под мышку снежному ифриту, чёрный конь шайтана взвился на дыбы, и пару минут они с Оболенским изображали разные версии клодовских коней с Аничкова моста в Петербурге. Русский парень боролся как лев! Прошу простить за каламбур и тавтологию…
Ходжа, зажмурившись, возносил молитвы всемилостивейшему Аллаху. Городские стражники невольно взялись за ятаганы, ещё минута, и они всем отрядом рванулись бы на выручку этого отчаянного Багдадского вора, хоть он и смутьян и нарушитель шариата. В узких глазах их строгого начальника впервые появилось выражение искреннего восхищения и уважения, ибо Лев прилюдно творил поступки, достойные настоящего мужчины!
Но силы были заведомо неравны… Порождение самых чёрных замыслов богопротивного шайтана
