– А только что был бараном… Слушай, я покупаю! Такой причудливый зверёк, весь разный, да…
– Это не мой кошелёк. У меня никогда не было столько… столько… сколько?! Воистину это мой кошелёк!!!
– Вай мэ, где моя жена?! Почему под этой паранджой, моя Гюзель маленькая, как газель, а ты суёшь мне слона, как твоя Марджина… убери её, я сказал тебе – не моя! Или моя, но зачем тогда везде выросла, да? Такая балда…
– Правоверные, я уже шесть раз заплатил за этот плов, положив свои кровные таньга в его жирную бесчестную руку! Куда ты меня трогаешь, шайтан?! Нет там заветной мошны с деньгами, это место называют чуть-чуть иначе…
– Хватайте его, мусульмане, он украл у меня целый дирхем! И вернул… нет, украл! Опять вернул… опять украл… Не трогайте его, мусульмане, я хочу понять, как это у него такое получается! Ну, покажи, покажи ещё раз, почтеннейший…
Когда наконец запыхавшийся Оболенский добрался до задней калиточки дворца, он чувствовал себя в великолепной форме! В двери распахнулось маленькое оконце…
– Открывай, служивый, Айболит пришёл. – Лев протянул руку, приветственно постучав стражника по шлему. Самое удивительное то, что ему безропотно открыли…
Глава 8
«Окы-казывыется, неп-правильный мёд это, ик!.. Медовуха!!!»
– О сладко пахнущий марокканец с лицом чёрным, словно глянцевый зад самого шайтана, что ты хочешь во дворце кокандского султана? – вежливо спросили два стражника, выставив копья.
– Пришёл качать права чернокожих, – едва не обалдев от столь неприкрытого расизма, выдавил русский дворянин. – Это, короче, я весь такой популярный знахарь из дружественной Эфиопии. Прислан полечить ваших лошадок мануальной терапией и оздоровительными клизмами со свистком! В смысле как засвистит – прячьтесь…
– Когда прятаться? Зачем прятаться? Куда засвистит?! – доверчиво залопотал тот, что помоложе, но его старший товарищ подозрительно сощурился:
– Мы не звали никакого знахаря, и, хвала небесам, во дворце есть кому позаботиться о скакунах нашего господина. А почему у тебя такие голубые глаза?
– Да потому, что я сам… – в сердцах едва ли не ляпнул Лев, но в этот момент за его спиной раздался мелодичный смех Ходжи Насреддина:
– О, храбрые воины, отвагой подобные львам, а мудростью бессмертным змеям храмов Бомбея, простите моего глупого мужа! Аллах даровал ему редкий дар излечивания животных, но, увы, ровно столько мозгов, чтобы понимать такого же барана… Пока он занимается своим нехитрым делом, могу ли я, достойная женщина, полная тайных страстей и явно выпирающих достоинств, положиться на вашу честь?
– Разумеется, – расцвёл старший, – но сначала на мою…
– Сыграем в кости на раздевание? – откровенно повёл круглым бедром бывший визирь.
Видя, как заискрились взоры обоих стражников, Оболенский осознал, что проход свободен. А проскользнув внутрь, заодно и вспомнил, как именно следует обращаться с простодушными восточными людьми, если хочешь добиться нужного результата:
– Разбегайся, народ, негр с клизмою идёт! Кого видит в нужной позе, ставит сзаду наперёд! От Ташкента до Багдада клизмой лечат всё, что надо! Всем поставлю и спасу, никого не обнесу! Посторонись, правоверные, где здесь конюшня, не доводите до греха, по-хорошему уговариваю-у… – Орать приходилось в полный голос, потому что от такого рекламного пения все честные мусульмане действительно прятались по углам и с глупыми вопросами не приставали.
Вроде бы даже сам Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде, слыша эти вопли, высунулся в окошечко со второго этажа и, узрев в руках «черномазого» жутковатых размеров потёртую клизму (кожаный мешок с двумя бамбуковыми трубками), лично попросил кого-то из приближённых указать «этому горластому шайтану» путь к султанским конюшням… Так что к стойлам Оболенский добрался без проблем. Правда, главный конюх что-то там пытался попротестовать, но наш герой быстро нашёл с ним общий язык:
– Коллега, вот только не хрен лезть с немытым рылом к опытному проктологу! Лечить геморрой лучше до того, как он вас сам к этому принудит, то есть профилактически. Хотите лично полюбоваться – прошу! Идём сбоку, под руку не лезем, советы держим за зубами и смотрим, учимся, конспектируем… Итак, кто у нас тут?
– Двадцать белых арабских скакунов, – с готовностью доложил конюх. – Им нет равных в беге, выносливости и неприхотливости. Аллах создал это чудо природы одним поцелуем своих божественных уст!
– Да вы поэт, милейший, прямо Анна Ахматова, – искренне порадовался чужому таланту Лев. – А вон там, в уголке, что такое пыльное, ушастое, на тонких ножках?
– Осёл. Худший из ослов, появившихся на свет из неблаговонных газов самого шайтана! Ибо он хитёр, упрям, коварен, мстителен, злобен, свиреп и воистину дьявольски умён…
– Им займёмся в последнюю очередь. Знаешь, что это такое?
– Вино… – Конюх мигом угадал содержимое извлечённого «знахарем» сосуда.
– Ты знал, ты знал, ослушник шариата! Ну, ладно, не бойся, я никому не скажу. Смотри сюда…
И на глазах поражённого в самую печень конюха он спокойненько распаковал сумку и разлил содержимое двух полуторалитровых кувшинов в лошадиные кормушки. Кони принюхались, но ячмень с вином пах так соблазнительно, что ни одна скотина не отвернулась…
– Вопросы есть?
– Нет, уважаемый, – решил показать свою образованность верный слуга султана. – Арабским скакунам иногда дают немножечко слабого вина, это поднимает им дух, делая воистину отчаянными в бою!
– Ха! Слабенького вина, говоришь?! Попробуй, угощаю, тут как раз на два глотка – за избавление от этого осла и позор шайтана, явившегося на дефиле в несвежем бикини!
И кстати, конюх, воровато оглядевшись, не стал косить на то, что «Аллах запрещает», а лихо отхлебнул из протянутого кувшина. Правда, потом едва не сел в пустое стойло – крепость ароматного вина едва ли уступала самой араке!
– Коньяк, палёный, – значимо улыбнулся Оболенский. – Друг по блату достал у румийских контрабандистов. Ещё плеснуть?
Слабые отнекивания собутыльного объекта наш умник счёл просто несерьёзными; ещё грамм двести – и конюх был готов… Лошади тоже посматривали в сторону «знахаря» с нетрезвой влюблённостью, а в самом дальнем стойле кое-кто уже вовсю вертел хвостом и пристукивал копытцами!
– Рабинович, солнышко ты моё лопоухое! – Лев распахнул воротообразные объятия. – Дай обниму и поцелую в шейку! Как же я по тебе соскучился, кто бы знал, вай мэ, в натуре…
Восторженный ослик с разбегу прыгнул ему на руки, норовя по-собачьи лизнуть в нос. То, что его любимый хозяин был выкрашен коричневой патокой и выглядел как ходячее чучело панка в зоологическом музее, его не волновало нисколечко! Уж он-то знал, кто есть кто и по кому он так долго тосковал! В огромных глазах непарнокопытного горела столь незыблемая преданность, что у Багдадского вора перехватило горло… Такую дружбу не могла заглушить ни разлука, ни расстояние, ни жестокосердное время!
Теперь эти двое, заботливо вытирая слёзы радости друг у друга, выглядели настолько счастливыми, что конюх приподнял голову и даже заревновал:
– У-у… зачем и пщ-е-му ты так обнимаешься с эт-тим зловредным ослом, о сладкопахнущ-щий марокканец?!
Лев с Рабиновичем заметно смутились, опустив реснички. Потом Оболенский аккуратно поставил серого соучастника на все четыре копытца и, вспоминая, как это делал Ходжа, начал проникновенную речь:
– О благочестивый и интересующийся наставник кобыл и собеседник жеребцов! Да будет известна тебе великая тайна – на самом деле этот ослик вовсе не тот, за кого он себя выдаёт…
– Я з-знал, что он двоюродный племянник ш-йтана! – пьяно обрадовался конюх.
– Ой, не мети пургу, заткнись и слушай, да?! Итак, он не племянник шайтана…
– Другой его р-дственник?!
