Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди]

были там, но сейчас их там уже нет. Фрайди, хотя действовать за границей империи не так уж просто, у меня все же есть там кое-какие связи. И агенты. И кое-кто мне кое-что задолжал. В этом корыте больше нет отпечатков пальцев капитана Тормея, но зато есть много других.

— Босс! Дайте я поцелую ваши ручки!

— Придержи язык. Я сделал это вовсе не для того, чтобы натянуть нос Британо-канадской полиции. Мой агент в Виннипеге прошел нашу обычную подготовку, а кроме того, он — дипломированный психолог. Согласно его профессиональному заключению, и капитан Тормей, и его жена способны на убийство в целях самозащиты, но нужны сверхчрезвычайные обстоятельства, чтобы заставить их пойти на убийство полицейского. По его же заключению, доктор Перральт еще менее склонен к поступкам, связанным с насилием.

— Это я убила его.

— Так я и предположил. Другого варианта просто не было. Желаешь обсуждать это? Это как-то касается нашей работы?

— Ну… думаю, нет. Правда, вы сами включили это в вашу работу, стерев отпечатки пальцев. Я убила его, потому что он угрожал пистолетом Жанет… Жанет Тормей. Я вполне могла просто обезоружить его, у меня было полно времени, но я убила, потому что хотела убить. Я сделала это совершенно сознательно.

— Я был бы (и буду, если такое случится) крайне разочарован в тебе, если бы ты просто обезоружила или только ранила полицейского. Раненый полицейский опаснее, чем раненый зверь. Я представлял себе все именно так, как ты описала, разве что… Я полагал, что ты защищала доктора Перральта, поскольку он… кажется неплохо подошел тебе в роли фальшивого мужа.

— О да, он очень неплох в этой роли. Но только когда этот паршивый урод вздумал грозить Жанет своей пушкой, я прыгнула! Босс, пока этого не произошло, я и знать не знала, что люблю Жанет. Я… я не знала, что могу так любить женщину. Вы знаете больше моего, как меня сделали. Скажите… У меня что, перемешаны гормоны?

— Я знаю достаточно о том, как ты была сделана, но не собираюсь обсуждать это с тобой. Тебе это знать совершенно не обязательно. Твои гормоны в полном порядке, как у любого здорового человека, разве что у тебя нет лишней Y-хромосомы. Каждый нормальный человеческий организм обладает смешанными гормонами, и человеческая раса делится на тех, кто знает это, и тех, кто не знает. Прекрати эту глупую болтовню — гениям она не к лицу.

— О-о, так я уже стала гением?! Вот это здорово!.. Босс, вы — прелесть!

— Не дерзи. Ты — супергений, но тебе еще очень далеко до того, чтобы как следует осознать свои возможности. Что касается гениев и супергениев, они всегда устанавливают для себя собственные законы — и в сексе, и во всем остальном. Им не нужно по-обезьяньи следовать обычаям их современников. Ладно, вернемся к нашим баранам. Может так случиться, что они обнаружат тело?

— Это все равно, что найти прошлогодний снег.

— Есть смысл обсуждать это со мной?

— Нет, не думаю.

— Тогда это меня не касается, и, я полагаю, Тормеи могут спокойно вернуться домой, как только полицейские придут к выводу, что невозможно установить «corpus delicti». Хотя «corpus delicti» формально и не требует наличия «corpus», представить обвинение в убийстве без тела чертовски трудно. Если их все же арестуют, хороший адвокат вытащит их за пять минут, а я смею полагать, у Тормеев будет очень хороший адвокат. Кстати, тебе будет приятно узнать, что выехать из страны им удалось с твоей помощью.

— С моей?

— Твоей и доктора Перральта. Вы помогли им, выехав из Британской Канады под именами мистера и миссис Тормей, использовав их кредитные карточки и заполнив Карту туриста от их имени. Таким образом, вы двое оставили след, доказывающий, что Тормеи покинули страну сразу вслед за исчезновением лейтенанта Дикея. Это сработало так достоверно, что несколько дней полицейские пытались выследить их, а вернее, вас в Калифорнийской конфедерации. И даже обвиняли своих коллег из Калифорнии в нерасторопности, думая, что это они вас упустили. Но меня слегка удивил тот факт, что их не смогли арестовать в их доме, поскольку моему агенту весьма легко удалось войти в дом и поговорить с ними.

(Меня это вовсе не удивило. Если появляется полицейский, хлоп-нора закрывается за ним. Если же это не полицейский, и Жан в нем уверен…)

— Скажите, Босс, а ваш агент в Виннипеге называл им меня как Марджори Болдуин?

— Конечно. Пока он не назвал это имя и не показал твою фотографию, миссис Тормей категорически отказывалась впустить его. Без помощи Тормеев я напал бы на твой след гораздо позже. Мы помогли друг другу: они помогли сбежать тебе, а мы помогли сбежать им — я велел своему агенту сообщить им о том, что их ищут, и обеспечить побег. Все кончилось хорошо.

— А как вам удалось обеспечить побег, Босс?

— Ты уверена, что хочешь это знать?

— М-мм, нет.

(Когда я теперь смогу узнать? Если бы Босс хотел рассказать мне, он бы это сделал сразу. «Все тайное становится явным»? Да, но только не у Босса).

Босс вышел из-за стола и… Я неприятно поразилась — обычно он мало двигался, и в его старом кабинете мог, не вставая, дотянуться до всех аксессуаров своего чаепития. Сейчас же он не вышел, а выехал из-за стола на инвалидном кресле, подкатил к маленькому столику и стал возиться с заварным чайником.

— Можно я налью вам? — торопливо встав, спросила я.

— Спасибо, Фрайди. Будь добра. — С этими словами он укатил обратно за письменный стол, а я занималась чаем. Для этого мне пришлось повернуться к нему спиной, а мне в тот момент только это и было нужно.

Конечно, нет ничего шокирующего в том, что инвалид в один прекрасный день решил сменить костыли на кресло с колесиками — так гораздо удобнее. Инвалид — да, но только не… Босс. Если бы древние египтяне проснулись как-то утром и обнаружили, что пирамиды сгорели, а у Сфинкса новый, хорошо подогнанный нос, они были бы поражены меньше, чем я теперь. Есть некоторые вещи… и люди тоже… которые должны оставаться неизменными.

Налив себе и ему чаю (ему — с теплым молоком и двумя кусками сахара), я уселась в кресло, и у меня отлегло от сердца. У Босса всегда на вооружении самое последнее слово техники и устаревшие манеры: я никогда не видела, чтобы вокруг него хлопотала какая-нибудь женщина, но если женщина находится в его кабинете по делу и предлагает налить чаю, он, конечно, вправе любезно принять ее предложение и превратить чаепитие в маленькую приятную церемонию.

Он поболтал со мной на отвлеченные темы, пока мы пили чай, потом я налила ему вторую чашку, сама от второй отказалась, и он подытожил наш деловой разговор:

— Ты меняла имена и кредитные карточки так часто, что мы все время отставали от тебя на шаг. Мы бы не напали на твой след в Виксберге, если бы твои действия там не навели нас на мысль о созревшем у тебя плане. Хотя и не в моем стиле влезать в дела агента, как тщательно ни наблюдал бы я за ним, я, возможно, решил бы избавить тебя от путешествия вверх по Миссисипи… Особенно зная, что экспедиция обречена…

— Босс, что это была за экспедиция? Я не поверила ни одному слову своего сержанта и…

— Обычная мародерская вылазка. Довольно неуклюжая. За две недели в империи наступил такой бардак, что появилось множество желающих поживиться. Еще бы, за две недели сменилось три диктатора, и тот, что сейчас у власти, ничуть не лучше своих предшественников и вряд ли протянет дольше них… Фрайди, мне гораздо удобнее работать при твердой тирании, чем при любом из свободных демократических режимов. Но твердая тирания такое же редкое явление, как процветающая демократия. Подводя итог: ты улизнула от нас в Виксберге, потому что действовала без всяких колебаний — ты очутилась на борту опереточного линкора «Мадам Лу» и уплыла на нем до того, как наш агент узнал о твоем вступлении в это «войско». Я очень рассердился на него. Рассердился настолько, что пока даже не наказал его никак — мне нужно остыть.