мощность ментального посыла заметно снизилась, и теперь можно было вести диалог без опасения банально свихнуться. – Называй меня Протием, – более миролюбивым тоном продолжало существо. – Я единоличный хозяин этих подземелий – сущность, которую вы именуете грибницей…
– Вот это да! – не удержался от замечания Феллад. – Вообще-то мы предполагали, что грибница обладает каким-то интеллектом, но предполагать и убедиться в правильности собственных предпосылок – вещи совершенно разные.
– Хе… «каким-то интеллектом», – обиженно проворчал Протий, но тут же взбодрился и продолжил хвастливым тоном: – Вовсе не «каким-то», а очень даже мощным. Ты и твои друзья – деревья помыслить не можете, с каким могучим существом в моем лице вам довелось столкнуться.
Юноша удовлетворенно отметил, что мысли гигантского гриба, в отличие от мыслей Деревьев, обладают более богатой эмоциональной окраской. В чем-то по степени восприятия они были сродни мыслям разумного Лягуха. Это вселяло небезосновательную надежду на то, что Протий не является холодным рациональным разумом, способным от нечего делать препарировать любое оказавшееся в его власти существо. Однако в этом случае появлялась вероятность, что мыслящий гриб может оказаться хулиганистым шалопаем, готовым ради собственного удовольствия оторвать лапки всякой неразумной с его точки зрения букашке и посмотреть, что из этого получится. И все-таки, будь у него выбор, Феллад предпочел бы общаться с существом, чей внутренний мир насыщен различными эмоциями, нежели с холодным сугубо рациональным разумом.
– В таком случае, чего же ты все это время сидел безвылазно в темных подземельях и не вступал в контакт с братьями по разуму? – с нескрываемой ехидцей поинтересовался юноша. – Развел здесь, понимаешь, зверинец! Хотя бы следил за своими подопечными и не выпускал их из-под своей бдительной опеки, чтобы те не отравляли жизнь соседям!
– Говорливый ты больно, – добродушно усмехнулся Протий, – чешуйчатый волчара тебе брат, а я сам по себе и ни в какой родне не нуждаюсь. Насчет фагов ты не прав – в твоем убогом тельце подобных зверюшек ничуть не меньше, чем в моем, поскольку всякий организм нуждается в обновлении и регулярной чистке. Между прочим, твои экскременты также не всякому по душе, но ты же не затрудняешь себя разными бюрократическими согласованиями с жучками и паучками под каким кустиком справить большую или малую нужду. А может быть, та гигантская по меркам все тех же жучков и паучков куча, которую ты исторгаешь из себя, всякий раз становится причиной ужасной гибели сотен и тысяч живых организмов? Ты никогда не задумывался над подобным вопросом?
Забавная логика мыслящего гриба и его еще более забавные «примеры из жизни» ввели Феллада в великое смущение. Действительно, какое право имеет он осуждать другого, коли у самого рыльце в пушку, точнее не рыльце… короче, молодой человек оказался целиком сбит с толку и полностью запутался в своих логических умопостроениях.
Неожиданно перед его внутренним взором, будто на объемном экране домашнего театра возник образ мчащейся на него кучи безобразных тел и содрогнулся от ужаса. Его товарищи в темном тоннеле в данный момент яростно рубятся с превосходящим по численности врагом, а он здесь – занят пустыми разговорами с одним окончательно испорченным эгоистом. Феллад хотел, было возмутиться и высказать Протию все, что он думает по поводу захвата и пленения разумного существа, но не успел – мыслящий гриб первым обратился к нему:
– Зря ты так беспокоишься. Наша беседа, сколько бы она ни продлилась, займет в реальном времени не более одной стотысячной секунды, поэтому ты всегда успеешь вернуться к началу битвы и помочь своим товарищам.
Феллад как-то сразу поверил словам Протия, поскольку не видел никаких причин для того, чтобы разумный гриб попытался ввести его в заблуждение. Эта новость, несомненно, прибавила ему оптимизма и значительно повысила настроение – он хоть и пребывает в беспомощном состоянии, но его, определенно, не собираются использовать в гастрономических или каких других утилитарных целях, даже недвусмысленно намекают на реальную возможность вернуться обратно в собственное тело.
– Хорошо, – согласился Феллад, – давай поговорим. Как я понимаю, тебя не интересует какая-то определенная информация, поскольку все то, что ты мог бы от меня узнать, ты уже узнал, вывернув мое сознание наизнанку.
– А ты вовсе не дурак, хоть по своей сути – существо примитивное и неполноценное.
– Спасибо за комплимент, ты мне также симпатичен, – не растерялся молодой человек. – Вообще-то, меня Фелладом кличут – это на тот случай если тебе надоест, наконец, называть меня «букашкой», «существом примитивным и неполноценным» и прочими обидными словечками.
– Эвон оно как, обижаемся, значит? А чего обижаться-то? Вас же не смущает то, что разумные деревья умнее людей.
– Во-первых, не корректно сравнивать интеллект отдельного человека и коллективного разума братьев-Деревьев, а во-вторых, если они даже и умнее, никогда не кичатся своим превосходством и не обзывают нас жалкими людишками или земляными червями, в отличие от некоторых индивидуумов с излишне раздутым самомнением.
– Интересно, букашка, а умеет обижаться, – то ли для себя, то ли для того, чтобы посильнее уязвить собеседника, заметил Протий.
Феллад на эту обидную реплику никак не отреагировал, последовав совету одного древнего мудреца: «Хвалу и клевету приемли равнодушно», и спокойно ждал, когда же, наконец, этот надутый индюк перейдет непосредственно к сути дела, для которого оторвал его от весьма ответственного занятия.
Видя, что его подковырки и явные издевки не достигают цели, Протий прекратил «метать стрелы остроумия».
– Видишь ли, Феллад. – Молодой человек с удовлетворением отметил, что его все-таки удостоили чести назвать по имени, а не каким-нибудь оскорбительным эпитетом. – Дело в том, что в какой-то степени своей мудростью я обязан вам – людям. Давным-давно, может быть, семь, а может быть, и все восемь тысяч оборотов нашей планеты вокруг светила, когда я был еще слабым налетом плесени на поверхности полусгнившего пня, неподалеку расположилась парочка твоих собратьев. По всей видимости, они никуда особенно не торопились: сидели у костра, чем-то перекусывали и, что весьма для меня важно, играли в шахматы. После этого случая я больше никогда не видел, чтобы кто-то из людей играл в эту игру – общение с мыслящими деревьями настолько изменило менталитет человека, что он потерял интерес к шахматам как к древнейшему искусству. Жаль, весьма жаль. Однако не затем я пригласил тебя к себе в гости, чтобы сетовать или, как говорите вы – люди: «рвать остатки волос на плешивой макушке», и вовсе не для того, чтобы предложить тебе сразиться со мной в шахматы, поскольку, чтобы сыграть тысячу партий, мне не нужен партнер. На протяжении многих тысячелетий я только тем и занимался, что резался в них сам с собой. За это время я полностью постиг все секреты классического варианта, разработал теорию трех, четырех и пяти мерных шахмат. Ты даже представить не можешь, насколько меняется тактика и стратегия этой чудесной игры с увеличением координатной мерности шахматной доски, какими новыми возможностями приходится наделять фигуры, чтобы создать условия… – Протий осекся и, помолчав немного, продолжил: – Прости, увлекся малость – невозможно объяснить слепому, что такое свет. Короче говоря, шахматы сделали меня одним из самых разумных существ во вселенной, – резюмировал мыслящий гриб и о чем-то молча задумался.
– А остальные твои собратья, обитающие в других подземных пещерах, в какие игры они играют? – воспользовавшись паузой, поинтересовался юноша.
– Глупое двуногое существо, кроме меня никаких других мыслящих грибов на этой планете нет. Я един – все грибницы планеты объединены в единый мозг посредством коммуникативных связей гиперпространственного свойства.
– Значит, ты в любое время мог связаться с людьми или Деревьями? – не обратив внимания на грубый тон Протия, спросил Феллад.
