За все время обучения в избушке Пархая, являвшейся одновременно и штабом, и канцелярией, и местом жительства начальника училища, Фелладу «посчастливилось» побывать от силы раза три. Впрочем, никто из курсантов особенно сюда не стремился, поскольку вызов «в берлогу начьуча» чаще всего не предвещал ничего хорошего. Пархай, как и прочие преподаватели школы, вполне мог бы обосноваться в одном из персональных жилых коконов, но по какой-то известной одному ему причине предпочитал обитать в грубо сработанной своими руками лачуге. Также, в отличие от других преподавателей, он питался исключительно из общего с курсантами котла, хотя свободно мог себе позволить изысканные деликатесы, предоставляемые Деревьями. О странностях начальника учебного лагеря можно было бы рассуждать еще очень и очень долго, но Фелладу сейчас было не до этого, он пребывал в состоянии недоумения – в конце концов, не ради банальной пьянки его сюда вызвали. Собутыльников у Пархая Лихого хватало вполне, только свистни и со всех концов Света слетятся бывшие соратнички.
Феллад ухмыльнулся, вспоминая, как обычно проходили подобные ветеранские слеты. Сначала выпивохи сидят тихо в конуре Пархая, а к середине ночи начинается все самое забавное: громкие песнопения и душераздирающие вопли, зачастую сопровождаемые банальным мордобоем. Так ветераны оттягивались и между делом припоминали друг другу старые, казалось бы, давно забытые обиды. Однако, несмотря на бурно проведенную ночь, начальник школы считал своим долгом всякий раз присутствовать на утреннем построении личного состава, и состояние глубочайшего похмелья вовсе не мешало ему замечать самые незначительные мелочи и упущения. Вот тогда держись нерадивый, ибо гнев не совсем трезвого Пархая был во много раз ужаснее, чем обычно.
– Это правильно, что не пьешь, – поддержал юношу начальник училища, – попался бы ты мне на глаза в пьяном виде, моментально вылетел бы отсюда как пробка из бутыли с брагой, и дорога в пластуны для тебя навсегда была бы закрыта. Однако теперь можно, поскольку, как утверждает одна древняя пословица: «С волками жить – по-волчьи выть». Запомни, паря, жить в обществе и не следовать общепринятым правилам поведения, невозможно – заклюют, затопчут, растерзают, если не в буквальном смысле, так морально, это уж точно. Поэтому настоятельно рекомендую никогда не отказываться от предложения выпить, от кого бы оно ни поступило – печень подлечишь всегда, а полезное обоюдовыгодное знакомство может не состояться по причине твоего отказа. Главное в этом деле – знать меру и успеть вовремя воспользоваться этим своим знанием. Поэтому не отнекивайся, а хватай-ка, не мешкая, вон ту чарку и вперед.
Молодой человек с опаской взял со стола весьма объемистую чашу, вырезанную из дерева хозяйскими руками, преподнес к носу и тут же скривил брезгливую гримасу – пойло обладало исключительно мерзким запахом. Благо «напитка» в сосуде было всего-то на донышке – Пархай, по всей видимости, вовсе не желал моментально споить своего бывшего подопечного.
– Зря ты так морщишься, вьюнош, – заметив гримасу на лице Феллада, сказал Пархай, – чистый нектар, изготовлен из зерен дикорастущего ячменя – в позапрошлом году урожай был отменный, муравьи натаскали, лет на пять хватит. Во все тонкости процесса изготовления посвящать тебя не стану – ежели пожелаешь, тебя в лагере вмиг обучат этому искусству – но поверь старому пластуну, при разумном употреблении эта штука весьма полезна, а для снятия стресса попросту незаменима.
С этими словами хозяин опрокинул в рот содержимое своей емкости. Фелладу ничего не оставалось, как последовать его примеру.
До сей поры наш герой имел минимальный опыт общения со спиртным, который ограничивался употреблением легкого фруктового вина во время различных праздничных мероприятий. Однажды по неопытности он прилично перебрал, но с помощью Деревьев очень быстро оклемался. Незначительного алкогольного абстинентного синдрома, называемого в народе «похмелье» было вполне достаточно, чтобы отвратить Феллада от разнузданного употребления алкоголя в любых его проявлениях. И вот теперь, не в силах отказать человеку, которого уважает и ценит, он вынужден влить в себя нечто, по убойности во много раз превосходящее легкое фруктовое вино. Ну что же, если нужно, он сделает это.
Следуя примеру своего учителя и духовного вдохновителя, Феллад запрокинул голову и попытался одним махом влить в себя мутную жидкость неопределенного цвета, которую Пархай только что громко назвал «нектаром». Но не тут-то было. Едва коснувшись основания гортани, самогон нестерпимо опалил глотку. Из глаз брызнули слезы. Ощущение было такое, будто в горло вбили толстенный кол. Он не выплюнул все на пол лишь из-за боязни обидеть хозяина. Чтобы хоть как-то избавиться от неприятных ощущений Феллад начал совершать частые глотательные движения. На пятый или шестой раз ему все-таки удалось пропихнуть огненную жидкость дальше, и он почувствовал, как вниз по пищеводу устремилась обжигающая волна. Достигнув желудка, она разлилась там лавовым озером. Одновременно молодой человек почувствовал сокрушительный удар по затылку, из глаз его посыпались искры. Феллад уже начал подумывать о своей безвременной кончине. Однако вскоре ему заметно полегчало, выпитая жидкость перестала терзать огнем многострадальный организм, а еще через несколько мгновений, по всему телу разлилось благодатное тепло, юношу охватило неведомое доселе чувство эйфории, будто чья-то заботливая рука натянула ему на нос розовые очки.
– Ну-ка, парень, кусай! – приказал Пархай, протягивая горе-собутыльнику сначала соленый огурец, а потом приличных размеров кусок жареной оленины, – иначе очень скоро свалишься с копыт.
Дождавшись пока Феллад окончательно оклемается, гостеприимный хозяин тут же взял в руки изготовленную из выдолбленной тыквы довольно объемистую бутыль и наполнил чаши по новой. На сей раз, он плеснул гостю чуть больше.
Следующая порция спиртного проскользнула внутрь значительно мягче, а после третьей все поле зрения Феллада затянула сплошная розовая пелена. Мир показался ему таким прекрасным, а все его обитатели родными близкими созданиями, будь то человек, Дерево или единственный представитель разумных лягухов. Даже мыслящий гриб Протий не казался теперь ему таким уж безнадежным эгоистом. Чтобы обострить неведомые доселе ощущения, Фелладу захотелось принять еще чарку этого воистину чудного напитка, однако бдительный Пархай вовремя отодвинул бутыль на дальний край стола.
– Не гони, вьюнош! Покамест для тебя и этого будет достаточно. Давай-ка лучше поболтаем напоследок, ибо сказано одним мудрым человеком: «Без толковой беседы всякое застолье – банальная пьянка суть».
– Хршо, – согласился мгновенно окосевший Феллад, – пгворим.
– Эко, паря, тебя развезло, – широко улыбнулся Пархай. – Моя вина – давненько не пьянствовал в подобной компании, забыл, что для того, чтобы изрядно захмелеть, тебе достаточно понюхать пробку…
– Не, я еще могу выпть, – запротестовал юноша.
– Кто бы спорил, конечно, можешь, только после этого неделю маяться будешь. А пока немного посиди, я сейчас…
Пархай поднялся со своего табурета, затем, подойдя к одному из настенных шкафчиков, подвешенному над застланным шкурами топчаном, распахнул дверцы и достал оттуда пузырек из какого-то прозрачного материала.
– Настоящее стекло – работа древних, – пытаясь пальцами извлечь из горлышка пробковую затычку, похвастался Пархай, таким тоном, будто сам был тем загадочным древним, изготовившим этот сосуд, – нашел случайно в одной из пещер Северной Америнди.
Внутри пузырька находилась какая-то вязкая полупрозрачная жидкость. При самом незначительном встряхивании эта субстанция искрилась и переливалась всеми цветами радуги. Вытащив наконец-то пробку, хозяин поставил сосуд на стол. Затем вернулся на свое прежнее место и, нещадно теребя пальцами правый ус, стал сосредоточенно любоваться игрой света и теней внутри пузырька.
– Што это? – все более заплетающимся языком спросил Феллад.
– Вытяжка из одного чудесного растения, встречающегося крайне редко на склонах Килиманжа. Если помнишь, это гора такая в Афре, в восточной части Дикого Леса. Формула очень
