мощнее.
Перед отъездом выпрягли коней из повозки, пусть бегут, если хотят. Лошади свободу восприняли философски, смотрели на людей и прядали ушами при особо громких взрывах. К пальбе и грохоту попривыкли.
– Выворачивай! – скомандовал Баскаков и запрыгнул в кузов.
Оноженко послушно развернул машину и повел ее к арке, мысленно благодаря судьбу за нежданный подарок. Случается же такое!
Ведущая к заводу улица тоже была забита народом, но не так сильно. Здесь военные сумели сохранить некое подобие порядка. На перекрестке регулировщик, увидев вывернувший из подворотни грузовик и опознав его по военным номерам, яростно замахал флажком, показывая, куда он должен свернуть. Оноженко хотел было отмахнуться от назойливого солдата, но потом передумал и свернул на указанную дорогу.
– Как бы он нас в часть не загнал, – прошипел сквозь зубы Стасюк, стискивая цевье автомата. – А то не отмахаемся!..
– Прорвемся, – бросил Павел. – Слышишь, что за спиной творится? Им сейчас не до какой-то машины, оборона трещит!
Оборона и впрямь трещала. Пехота консерваторов перла вперед, не взирая на потери. Ее порыв поддерживала полевая артиллерия, а чуть позже подошли проскочившие следом за пехотой танки. Всего пять штук. Но они сейчас были неоценимы в качестве непосредственной поддержки огнем.
Из пяти танков три были пулеметными, но они прекрасно справлялись со своей задачей, сметая с баррикад и завалов вражеских солдат. Правда, перед самими завали они пасовали, но тут и орудийные танки не могли ничего поделать. Калибр их пушек слишком мал, чтобы разметать баррикады.
Консерваторы продвинулись вперед еще на две улицы, но отпор войск коалиции не ослабевал. Маневрируя небольшими подразделениями, они наносили быстрые удары противнику, останавливали прорыв и спешно отходили, прикрываясь гранатами и стеной огня.
В какой-то момент бой поутих. У наступавших не хватало резервов, чтобы усилить натиск, а у оборонявшихся не было сил, чтобы выбить врага из города.
Помощи обе стороны не ждали. Консерваторы расширяли прорыв, Добровольческий корпус частью сил брал аэродром, и перебросить к Тигурену хотя бы пару батальонов было просто неоткуда.
Коалиция прилагала все силы, чтобы не допустить расширения прорыва, а резервные полки были далеко от места сражения. Сейчас все решал даже не батальон, а лишняя рота, взвод…
На следующем перекресте регулировщика не было, зато на дороге стояли несколько грузовых и одна легковая машина. Мимо них с одной стороны шла редкая цепочка людей, а с другой еще более редкая цепочка машин.
– Тылы вывозят, – догадался Стасюк. – Вон главный тыловик командует.
– Черт! Нас заметил! – буркнул Павел, размышляя, как быть, дать деру или подъехать.
Их и впрямь заметили. Стоявший в окружении офицеров и солдат невысокий упитанный капитан с густыми усами на красном лице махал рукой, глядя прямо на Оноженко. То ли машину узнал, то ли просто хотел увидеть водителя.
– Второй, что у вас? – ожила радиостанция в кармане Стасюка.
– Влипли. Местное начальство желает нас видеть.
Баскаков замолчал, рассматривал в маленькое окошко и дыры в брезенте дорогу. Потом последовала его команда.
– Подъезжай. Встань ровно на перекрестке. Доложись, узнай, в чем дело. Соври что-нибудь. Коля, радиостанцию не вырубай. Если что – очередь и ходу. Слева машин мало, проскочим, а там куда вывезет. За нами сейчас не поедут.
Словно в подтверждение этих слов, неподалеку разом ахнули несколько взрывов. Консерваторы, не взяв город с налету, приступили к осаде и начали бить по выявленным позициям и по ближайшему тылу. Наверное, вели перегруппировку под прикрытием артиллерии и готовили новый штурм.
Капитан на дороге встревожено глянул на столбы дыма и вновь махнул рукой. Оноженко медленно подвел грузовик к легковушке и остановился, не глуша мотор. Оставив автомат в кабине и поглубже натянув кепку, выскочил из машины, сделал два шага вперед и вскинул руку в приветствии – сжатый кулак правой руки к левой стороне груди. Это была интерпретация древнего воинского ритуала: удар кулаком по груди напротив сердца – символ готовности отдать жизнь за вождя.
– Виноват, господин капитан!
– Отставить! Машина загружена?
– Никак нет… не совсем… приказано прибыть к цементному заводу для вывоза оборудования, господин капитан!
– Какого черта?! Там давно нет ничего и никого! – рявкнул капитан. – Какой идиот отдает такие приказы?
– Не могу знать, господин капитан! – выкрикнул Оноженко, поедая офицера преданным взглядом. – Приказано прибыть, встать под погрузку и ждать майора Бормана!
Фамилия вылетела сама собой, Паша и сам не знал, почему ее выкрикнул. Но чин вымышленного Бормана он назвал не случайно. Капитан поостережется с ходу отменять приказ майора. Даже незнакомого.
И точно, капитан крякнул, тронул ус, соображая, как быть. В этот момент подбежал сержант в очах, с большой бородавкой на подбородке.
– Господин капитан, на связь вышел второй лейтенант Занахи. Срочно!
– Что там еще? – раздраженно откликнулся капитан.
– Докладывает, что не может пройти на территорию центрального архива.
– Что значит, не может?
– Его не пускают. Там рабочие с котельной и сторожа. Говорят, что эвакуироваться не хотят, а архив закрыт, из него уже вывезли все документы.
Капитан побагровел, шевельнул усами. В его голове, видимо, не укладывалось, как и кто мог препятствовать военным при исполнении служебных обязанностей?
Слышавший диалог Оноженко вдруг вздрогнул. В осажденном городе, который вот-вот возьмут приступом, при всеобщей панике и бегстве только очень заинтересованные люди будут сидеть на месте. Но чем они заинтересованы? Не допустить посторонних на объект? А что там такое, на этом объекте?
Капитан продолжал кричать:
– Что у Занахи, людей мало и оружия нет?! Немедленно передайте приказ: пройти в архив! В случае оказания сопротивления применять оружие!
– Есть! – вытянулся в струнку сержант.
– Бегом!
Сержант развернулся и рванул к машине связи, от которой шел толстый кабель к колодцу.
В этот момент Оноженко и решился.
– Господин капитан! – громко сказал он, выпячивая грудь колесом. – Разрешите доложить! Разрешите следовать дальше! Господин майор ждет, господин майор сердится! Он не любит, когда опаздывают!
Капитан не сразу перескочил с одной темы на другую, а тут еще подбежал высоченный лейтенант с каким-то испуганным бледным лицом и что-то зашептал прямо на ухо капитану. Тот тоже вдруг побледнел, глянул в сторону, где шел бой. Видимо, пришли плохие вести.
– Разрешите ехать! – вновь встрял Оноженко.
– Да езжай ты уже, идиот! – отмахнулся капитан. – Проваливай!
Два раза просить Пашу не надо, он бросил кулак к груди и побежал к машине. Быстро залез и сразу стал выворачивать машину влево.
– Коля, станция работает?
– Да.
– Командир, ты меня слышишь?
– Слышу, – откликнулся Баскаков. – Что там у тебя?
