Старший прапорщик вряд ли обратил внимание, что в коридоре вдруг едва заметно похолодало. Сквозняк гуляет – и всего делов. Прапорщик запер дверь, откинул «глазок», прилип к нему, несколько секунд полюбовался видами камеры, на пару шагов отошел от двери и полез в карман за своим портсигаром.
Не стал старшина смотреть тюремное кино. «А немало интересного увидал бы товарищ вертухай, чего в кино и за деньги не кажут, – подумал Сварог. – Увидел бы такие яркие картинки, по мотивам которых граждане уголовнички потом еще долго будут предания слагать…»
Прапорщик мог бы увидеть, как с нар сползают с ног до головы разрисованные зеки и неторопливо, вразвалочку направляются к замершему у порога арестанту. Кто-то из них вертит на пальце цепь, кто-то шлепает об ладонь сложенный пополам ремень, кто-то поигрывает укрытой от всех шмонов выкидухой. Из кодлы обязательно должен вывалиться нагловатый живчик, эдакий всеми признанный спец по болталову с новенькими.
Ага, вот и вывалился…
– Ну чё, фраерок, давай знакомиться, – заводила приблизится к «гостю» на расстояние шага. – Поглядим на тебя внимательно и вдумчиво. Познакомимся, поговорим. По «радио» напели, что больно крут?
Ну дык покажи, покажи! Давай насчет тебя поупражняемся, какой ты в натуре крутой…
Ясно, что живчик провоцирует Сварога. И от того,
Сварог пошел вразрез с советами доброго прапора и кинул понты.
– Полезай под нары,
Оскорбление, признаться, было действенным.
Живчик оглядывается назад, словно ищет подцерки у корешей, и вдруг с неожиданного резкого разворота наносит жуткий удар кулаком в живот, от которого Сварог должен был бы скрючиться в три погибели.
Да вот только каково же будет удивление уголовника, когда его кулак пробьет пустое место, пройдет
Ну и напоследок, дабы посеять в их умах окончательный разброд и шатание, фантом рассеется как дым, будто и не было его никогда. И можно голову дать на отсечение, нескоро утихнут споры, было это все или привиделось, и дойдут те споры до драк. И еще долго по тюрьмам будут ходить легенды и байки о каком-нибудь Таинственном Фраере, Привидении старого СИЗО, о Призраке Изолятора…
Ну, пошутил так Сварог.
Вот что мог бы увидеть в «глазок» старший прапорщик, а возможно, и услышать, если бы приложил ухо к двери. Но вместо этого он курил рядышком с дверью и что-то тихо бормотал себе под нос. Докурив, бросил окурок на пол, старательно растер носком казенного ботинка, вздохнул, повернулся боком к двери… И в этот момент, прямо по пошлейшим канонам фильмов ужасов, ему на плечо легла рука.
Прапор медленно повернулся и, когда увидел, кто стоит за спиной, челюсть у него отвисла самым натуральнейшим образом.
– Не-ет… Чур… – прапор помотал головой и скрюченными пальцами левой руки что-то изобразил перед своим лицом, словно отгонял нечто невидимое. – Как же так… Откуда? Ведь я же тебя…
Правая рука надзирателя привычно потянулась к висящей на поясе дубинке. Сварог перехватил руку, крепко сжал запястье. Проговорил, глядя глаза в глаза:
– Не надо, батя, не поможет. Ты вот о чем задумайся. Я мог бы двинуть тебя сзади по голове, забрать ключи, переодеться в твою форму, открыть любую камеру – да хоть бы и пресс-хату! – и забросить тебя
– Ты хочешь, чтобы я тебя вывел отсюда?
Сварог ухмыльнулся.
– Не хочу. Надо было бы, я бы вообще не доводил дело до своего заключения в этот неприятный мрачный дом. И когда потребуется, я смогу выйти отсюда и без тебя… Мне нужно другое. В каждой тюрьме есть смотрящий, то бишь главный по узилищу. Король воров, атаман здешних головозеров. Мне всего-то и нужно, чтобы ты отвел меня к нему. Только не говори, что не знаешь, кто атаманствует в вашей богадельне. Ни за что не поверю. И, ей-ей, выполню свою угрозу, закину тебя в камеру к нехорошим, злым уголовникам… А после и без тебя управлюсь со своей задачей. Ты мне тут давеча про философию самосохранения вкручивал. Ну вот! Зачем тебе на старости лет сложности? Хочешь на пенсию выйти инвалидом?
– А что… кто там? – прапорщик судорожно мотнул головой в сторону камеры.
– Да какая разница! Некогда объяснять. Ну что, идем? Только душевно тебя прошу, не надо геройствовать, – Сварог легонечко сжал прапорщику локоть и произнес елейно: – Мне больно об этом говорить, но если ты меня подведешь, я вынужден буду очень сильно тебя обидеть…
Этажи, переходы, забранные решетчатой сеткой лестницы, грохот шагов по железным ступеням, лязгающие двери, однотипные фразы, которыми перебрасываются вертухаи. Одинаково серые коридоры. Они остановились в конце одного из таких коридоров перед камерой с номером 178.
– Здесь,– сказал, глядя в пол, прапорщик.
– Как кличут здешнего смотрящего?
– Погоняло-то? Да Пугач его погоняло. Только, это… Не любит он, когда без приглашения.
– Ах, вот как значит! Его благородие не любят, когда без доклада! Ладно, пусть мне будет хуже… Открывай, батя.
Вздохнув тяжко, прапорщик завозился с ключами.
– Да, вот еще что, – сказал Сварог. – Ежели ты задумал, едва я окажусь за дверью, бежать за подмогой, то одумайся скорее, прошу тебя.
– Да ничего такого я не задумал! – воскликнул прапор с наигранным возмущением.
И ведь соврал!
– Вижу, что как раз так и задумал, – любовно произнес Сварог. – Ну, не стану долго говорить и грозить жуткими карами. Просто скажу, что,
По результатам явления Сварога обитателям тюремной хаты можно было бы живописать картину маслом «Не ждали-2». Видимо, и вправду не привык смотрящий по этому каземату, что к нему могут заявиться без приглашения и без согласования времени аудиенции. Вся четверка, что находилась в камере, обернувшись к дверям, застыла в ступоре.
Сварог огляделся. Камера, в которой обитал смотрящий по изолятору, мало походила на привычные тюремные застенки. Стены завешены коврами (понятно, что не персидскими, а весьма потрепанными и облезлыми, но все же!). В камере имелись холодильник, телевизор, магнитофон, микроволновая печь. На столе перед каждым из заключенных лежал мобильный телефон. Да что там телефон! На кровати валялся ноутбук (Сварог спутать не мог – тесно познакомился с этим чудом за пятнадцать лет шагнувшей вперед техники в гостях у конголезского приятеля Гуго, хозяина частного аэродрома). Стол, за которым культурно отдыхали четверо узников, ломился от еды, которую вряд ли готовили на кухне следственного изолятора и которую вряд ли потом развозил по камерам в своих бачках баландер. Икорка, водочка, балычок, копченая колбаска, фрукты…
– Как понять сие явление? – наконец нарушил молчание один из сидевших за столом. Мужичок лет пятидесяти, невысокий и сухощавый, с совершенно седыми волосами и волчьим взглядом исподлобья. Никаких сомнений почему-то не было, что это и есть вожак, сиречь тот самый пресловутый Пугач.