Ее прикрепили к вбитой в стену железной скобе с таким расчетом, чтобы она могла фиксировать все происходившее в помещении. Сделать камеру подвижной было невозможно, журналист мог обратить на нее внимание, а главная задача состояла в том, чтобы Абрамов о ней не узнал. Он не приглядывался к ней и почти не смотрел в эту сторону, что позволяло наблюдать за ним.
Вечером, к пяти приехал Карл Гельван. Раз в день он появлялся в доме, привозя продукты заключенному. Кухарка была из дома удалена, домработница, обычно убиравшая в комнатах, — получила бессрочный отпуск. Гельван сам спускался вниз, относил питье и пищу для заложника, забирал пустую тару, дважды менял кассеты в биотуалете. Казалось, все идет по намеченному плану. В первые дни было заметно, как Абрамов нервничал. Но затем он несколько успокоился и даже попросил газеты. Ему дали старые журналы и две книги по шахматам, чтобы узник мог чем-то заполнить досуг. Еду для заложника приходилось готовить Дзевоньскому самостоятельно, что последнего явно раздражало. Гейтлер с ироничным любопытством наблюдал за действиями своего партнера. Он понимал чувства Дзевоньского. Однако чем больше людей окажется посвященными в тайну исчезновения журналиста, тем более возрастет риск свести на нет всю операцию, так интересно продуманную Гейтлером.
В этот день Гельван приехал в подавленном настроении. Это было заметно по тому, как он вошел в комнату, как уныло поздоровался с Дзевоньским и кивнул Гейтлеру.
— Что произошло? — полюбопытствовал Дзевоньский, сразу обративший внимание на состояние своего помощника.
— У меня неприятности, — коротко сообщил Гельван. Он не садился без разрешения шефа и потому стоял, глядя на него.
Тот раздраженно махнул рукой:
— Садись и рассказывай.
Гельван сел на краешек дивана. Гейтлер с интересом наблюдал за ним. По негласной договоренности все трое говорили по-русски, чтобы улучшить произношение.
— Говори, — потребовал Дзевоньский. Он сидел в кресле в мягких серых брюках и темном джемпере с белым медведем на груди.
— Я заказывал сегодня еду, — сообщил Гельван, — просил, чтобы привезли побольше хлеба и воды. Четыре ящика. Для вас и для него, — он показал вниз, — а потом меня позвали в другую комнату.
Было очевидно, что он не решается сказать главное.
— И что случилось? — не выдержал импульсивный Дзевоньский. — Нужно говорить быстро. Как это по-русски? Четко.
— Более конкретно, — подсказал Гейтлер.
— Да, — кивнул Дзевоньский, — более конкретно.
— У меня на столе лежали газеты, — наконец решился Гельван, — все газеты, в которых было написано об Абрамове. И я оставил их, когда спустился вниз, в ресторан. В это время ко мне в кабинет вошла Ксения и увидела эти материалы. Я в них про Абрамова подчеркивал синим карандашом. Когда я вернулся, она меня спросила, почему я так интересуюсь судьбой этого журналиста. Сказала, что знает немного его жену. Ее сестра дружит с ней.
— Ну и что? — рассудительно отозвался Гейтлер. — Вы смотрите телевизор, и вам интересно, что происходит с популярным журналистом. Напрасно вы так нервничаете.
— Она посмотрела все статьи, — неуверенно добавил Карл.
— Там было еще что-то? — догадался Дзевоньский.
— Да, — кивнул Гельван, — журнал с семейными фотографиями Абрамова. Журнал, в котором печатается телевизионная программа.
— «Семь дней», — вспомнил Гейтлер, посмотрев на Дзевоньского.
Оба одновременно изменились в лице, когда выяснилось, что журнал был прошлогодний.
— Там были напечатаны фотографии Абрамова и его семьи, — уныло повторил Гельван, — и Ксения их увидела. Она сказала, что в пятницу пойдет к своей сестре и расскажет, как я интересуюсь Абрамовыми. Я хотел превратить все в шутку, но она заявила, что ей всегда нравился этот журналист и она попросит сестру рассказать его жене, как ее начальник следит за его судьбой, чтобы ей было приятно. Сказала, что многие люди сейчас так же переживают из-за его исчезновения.
— Идиот! — крикнул Дзевоньский. — Зачем ты хранил у себя этот старый журнал?
— Он давно лежал у меня в столе, — попытался оправдаться Карл, — я о нем совсем забыл. Обычный журнал с телевизионной программой.
— Верно, — поднялся со своего места Гейтлер. — Если журнал находится в одном месте, а статьи про похищенного журналиста — в другом, в этом нет ничего страшного. Но вот когда они вместе… Боюсь, здесь вы допустили ошибку, Карл. Выходит, вы интересовались этим журналистом еще до того, как он исчез. Задолго до этого. И если ваша сотрудница расскажет обо всем своей сестре, а та жене Абрамова, вами могут заинтересоваться компетентные органы. В отличие от вашей Ксении, вы не можете сказать, что вам всегда нравился этот журналист. Конечно, если вы не придерживаетесь определенной сексуальной ориентации. А если нет, то тогда я не знаю, чем объяснить ваше нездоровое любопытство к этой семье.
Дзевоньский негромко пробормотал ругательство на польском, зло уставившись на своего помощника. Гельван угрюмо молчал, он понимал, что допустил ошибку.
— У вас мышление дебила, — с отвращением произнес Гейтлер. — А зачем вам понадобилось собирать газеты про этого Абрамова? Откуда такие наклонности садиста? Вам мало того, что мы его взяли? Вы еще хотите узнать о его семейной жизни?
Гельван молчал.
— Сколько у нас работает эта Ксения? — поинтересовался Дзевоньский.
— С тех пор как мы сюда приехали, — ответил Карл.
— Как ее фамилия?
— Костина. Ксения Костина.
— Ты с ней спал? Только честно. Да или нет?
— Нет. Я иногда встречался с другой.
— Кретин, — пробормотал Дзевоньский, — тебе ничего нельзя поручить. Она замужем? Я спрашиваю про эту Ксению.
— Нет.
— Живет одна?
— Не знаю.
— У нее есть друг?
— Не знаю.
— Что ты вообще знаешь? Как ты ее взял на работу?
— Ее привела Светлана, наш второй сотрудник. Они хорошо знакомы. Кажется, вместе учились. Или вместе работали.
— И ты принял на работу человека, о котором ничего не знаешь. Ее личное дело хотя бы есть в памяти твоего компьютера?
— Есть. В нашей базе данных.
— Иди на второй этаж, там мой компьютер, срочно распечатай и принеси. Хотя нет, подожди, не нужно. Позвони Светлане и спроси у нее, где можно найти Ксению. Заодно узнай, с кем она живет и где.
— Сейчас позвоню, — понял Карл. Он достал аппарат и набрал номер своей сотрудницы. — Светлана, здравствуй, — сказал он, услышав знакомый голос, — я звоню Ксении и не могу ее найти. У меня есть номер ее мобильного, но он не отвечает. Ты не знаешь, где она живет? И есть ли там телефон.
— Конечно, Карл. Сейчас продиктую.
Девушка продиктовала номер городского телефона. Гельван аккуратно записал и затем спросил:
— Она живет одна или с другом?
— С мамой. Старшая сестра вышла замуж и переехала, а Ксения живет с мамой. У них хорошая квартира на Большой Якиманке. Осталась от отца, он, кажется, был известным ученым. Если хотите, я позвоню ее сестре, может, Ксюша поехала к ней?
