квартиру? Внизу все время дежурит консьержка, замок на входной двери был заперт, он сам его открывал. И тем не менее сидящие перед ним мужчины были реальностью.
— Садитесь, — посоветовал один из них, показывая на пустой стул, — садитесь, Аркадий Яковлевич, и постарайтесь успокоиться.
Это уже лучше, они хотя бы не станут его убивать прежде, чем закончат разговор. Но как же им удалось так незаметно войти и о чем с ним хотят говорить?
— Можно я оденусь? — почему-то шепотом обратился он к ним.
— Нельзя, — ответил другой мужчина, коренастый, с немного выпученными глазами и сильными руками.
Холмский посмотрел на его руки и понял, что ему лучше послушаться. Этот человек мог задушить его в один момент. Он сел на стул.
— Мы хотим с вами поговорить, Аркадий Яковлевич, — начал первый мужчина, показавшийся Холмскому интеллигентнее второго. Хотя тоже не разрешил ему одеться. Им что — доставляет удовольствие наблюдать за голыми коленками пожилого хозяина квартиры?
— О чем поговорить? — не понял он.
— Наш разговор должен остаться между нами, — предупредил первый, — и мы рассчитываем, что вы никому о нем не расскажете.
Это было уже почти деловое предложение, и Аркадий Яковлевич насторожился. Почему он не должен рассказывать о визите этих неприятных типов?
— Кто вы такие? — рискнул полюбопытствовать он.
— Это не важно. Мы хотим задать вам несколько вопросов. И учтите, что нам нужны максимально честные ответы.
— По какому вопросу? Вы, наверное, что-то перепутали. Я занимаюсь мелким рекламным бизнесом и не имею никакого отношения к серьезным делам.
— Мы это знаем. Вы провели рекламную кампанию в прошлом году, разместив несколько рецензий на спектакль Сончаловского «Чайка». Верно?
— Я не понимаю, кто вы такие? И почему это вас интересует? — начал сердиться Холмский. Он испугался, что может потерять большие деньги за прежний заказ.
— Хватит, Холмский, — лениво предупредил его второй, — либо говорите правду, либо мы ее из вас выбьем. Неужели непонятно?
— Что вы хотите? — Аркадий Яковлевич был вполне разумным человеком.
— Вам заказали рекламу этого спектакля? Да или нет? Учтите, мы пришли сюда не просто поболтать.
— Понимаю. — Холмский подумал, что больше никогда не сможет чувствовать себя в этой квартире уютно и надежно.
— Так кто заказал вам рекламу спектакля? — снова спросил первый.
— Ко мне обратился мой знакомый Бенедиктов. — Холмский все еще надеялся сохранить свои деньги. Или жизнь? Почему их так интересует этот спектакль?
— Значит, он заказал вам рекламу «Чайки»?
— Не совсем. — Черт возьми, ему очень не хотелось ничего говорить! Но если эти типы сумели так ловко проникнуть в его квартиру, то они наверняка сумели и кое-что разузнать заранее, прежде чем оказались в его спальне. Ну и черт с ними! Жизнь дороже денег. — Меня познакомили с одним поляком. Тоже журналистом, Ежи Курыловичем. Это он просил меня организовать такую кампанию. Наверное, он большой поклонник Сончаловского. Или Чехова. А может, какой-нибудь актрисы, что скорее всего. Я его не спрашивал, а сам он не рассказывал.
— Курылович заплатил вам деньги?
— Нет, я работал на одной любви к ляхам, — зло буркнул Холмский. — Если б не заплатил, я ничего и делать бы не стал. А что, это уже запрещено?
— Он говорил вам, о чем писать?
— Я уже давно в рекламном бизнесе. Мне достаточно намекнуть…
— Тогда и я «намекаю». Вторую кампанию тоже попросил организовать Курылович?
— Какую кампанию?
— Холмский, у нас мало времени. Вы организовали и разместили уже более десяти материалов о пропавшем журналисте Абрамове. Или мы ошибаемся?
— Это тоже не запрещено законом. Холодно, я замерз. Может, вы все же разрешите мне одеться?
— Мы скоро уйдем, если вы будете четко отвечать на наши вопросы. Это Курылович просил вас публиковать материалы об исчезнувшем тележурналисте?
— Да. Поляки любят наш театр и наших журналистов. Они просто всех нас любят. И хорошо за это платят. Вы из налоговых органов?
— Почти угадали. Курылович предлагал вам конкретные темы?
— Предлагал. Просил обратить внимание на схожие случаи во Франции и в Италии, где освобожденных заложников-журналистов по возвращении домой встречали главы государств. Я думаю, это хорошая традиция. А как вы считаете?
Оба «взломщика» проигнорировали его вопрос и лишь переглянулись.
— Когда вы должны с ним встретиться в следующий раз? — спросил первый.
— Не знаю. Он мне должен позвонить.
— Сколько вы уже получили от него денег?
Напрасно они это спрашивают. Он все равно не назовет точной цифры. Никому на свете.
— Около ста тысяч. — Хватит с них и этой суммы.
— Не больше? — усомнился первый.
— Возможно, чуть больше.
— Насколько больше?
— Не помню. У меня в голове нет бухгалтерских книг. Обычный заказ. Что вам от меня нужно?
— Ничего. Больше ничего. Вы можете назвать номер телефона Курыловича?
— Он у меня в записной книжке. Я могу принести. Она в кармане…
— Не беспокойтесь, — вмешался второй мужчина и поднялся, — я сам принесу.
Холмский опять испугался. В кармане его пиджака лежало несколько тысяч долларов. За такие деньги в городе могут убить несколько раз. Второй мужчина вернулся с его записной книжкой. Холмский взял ее, назвал номер телефона.
Тогда поднялся и первый:
— Надеюсь, вы все точно поняли: никому ни одного слова. Это и в ваших интересах, господин Холмский. Ни одного намека на наш сегодняшний разговор. И продолжайте выполнять все указания пана Курыловича. Вам ясно?
— Да. — Холмский вдруг подумал, что, если они уйдут, это будет самая большая удача в его жизни.
Мужчины, не прощаясь, вышли из комнаты. Послышались звуки открываемых замков входной двери. Затем она захлопнулась. Холмский почувствовал, что дрожит. Он не верил, что все закончилось. Поспешив к входной двери, снова запер ее на все замки. Но и тогда не почувствовал себя в безопасности. Ему казалось, что эти люди способны войти сквозь стены. Или снова открыть его входную дверь.
Он задернул тяжелые шторы на всех окнах. Подбежал к пиджаку, проверил деньги. Все доллары были на месте. Неизвестные не взяли ничего. Это его немного успокоило, но затем еще больше насторожило. Этих людей не интересовали его деньги, им было важно расспросить его обо всем. Откуда они взялись и почему так странно себя вели? У Холмского поднялось давление, сильно заболел затылок. Он снова прошел к входной двери, проверил замки. Затем принес стул из столовой и поставил его у входа.
Наконец вернулся в спальню, залез под одеяло, но успокоиться никак не удавалось. Ему было холодно. Через некоторое время Холмский вылез из постели, накинул на плечи одеяло, прошел в столовую. Он никогда не пил и не держал для себя в доме спиртного, однако помнил, что в баре стоит бутылка какого- то рома. Александр Яковлевич достал ее, отвинтил крышку и выпил прямо из горлышка. Ром был густой,
