был очевиден – я сплю.
Я еще раз окинула окрестности зорким взглядом и заметила кой-какие несущественные детали.
Лежала я на рельсах, которые отчего-то ощутимо подрагивали, а из леса ко мне трусил волк, правда без крыльев. Я утомленно прикрыла глаза.
Матрица имеет меня.
Волк внимательно меня обнюхал, лизнул и сел рядом, напряженно глядя на меня.
– Ты бы хоть зубы чистил иногда, – сварливо выговорила я ему.
Вернее, я попыталась это сделать. Но не смогла.
«Матрица», – отрешенно подумала я и прикрыла глаза.
«Какая к черту тебе Матрица, ты же под фризом, дура!», – рявкнул внутренний голос.
«Под фризом?», – лениво удивилась я и пустила вдоль тела Силу. Через мгновение меня словно холодной водой окатили, аж зубы застучали бы, если бы они могли это делать. Увы, под фризом человек может только видеть и слышать. Все остальные функции недоступны.
Рельсы дрожали все ощутимее и ощутимее, и я уже слышала некий шум.
«Ну чего же ты, корова, разлеглась-то, – рыдал внутренний голос, – ползи, родная, ползи!»
«А кто мне глаза открыл, что я под фризом? – злобно осведомилась я. – Ты под фризом умеешь двигаться? Я – нет!»
«Ну так сделай что-нибудь!!! – заверещал голос. – Что, долго фриз снять, что ли?!!»
«Без водки, Силой снимать – минимум полчаса!», – отрезала я.
«Ну так хоть попробуй!!!»
Я закрыла глаза, прислушалась к шуму крови в венах и стуку сердца, открыла дверцу в душе и выпустила Силу, наказав ей убрать все зерна фриза из моего тела. И она потекла, медленно, но верно разъедая сковавшую мое тело заморозку. Очень медленно…
«Доволен? – холодно осведомилась я, – А теперь не мешай мне!»
«Ты что-то придумала? – с надеждой, больше смахивающей на подобострастие, спросил голос».
«Помолиться надо перед смертью, – вздохнула я и деловито забубнила: – Отче наш, иже еси на небесех…».
«Maa God, – подвывал голос. – За что, Господи! Я же еще молод и почти красив!»
«Погоди, – изумилась я. – Ты что, парень?»
«А … ну не знаю, – смутился голос».
«А чего тогда от мужского имени вещаешь?»
Голос явственно шмыгнул носом и возмутился:
«Слушай, мы тут помираем, а ты пол мой выясняешь. Совсем сбрендила, да?»
Я скосила глаза вправо – damn, поезд-то уже показался!
«Все, отстань! – твердо сказала я. – Ибо настал час последней молитвы».
И тут волк, до того спокойно сидевший рядом, решил меня съесть. Он раскрыл свою пасть, сроду не чищенную колгейтом, и вцепился зубами в мое плечо.
Господь милосерден, под фризом не чувствуется боли. Я услышала лишь, как треснула ткань халата под его зубами, он глухо зарычал и трусцой побежал вдоль меня.
«Кусочек послаще ищет», – понял внутренний голос.
Волк тем временем ухватился за лодыжку и принялся тащить меня в лес. Разумное желание, я бы тоже не захотела обедать на пути у мчащегося поезда. Однако шло у него это дело с трудом, он пыхтел, ворчал, скулил, и периодически посматривал мне в глаза с некоей укоризной.
Последнего я совершенно не понимала, ибо дело двигалось.
«Поднажми, родной, – лихорадочно взывал к нему голос. – Немного уж осталось!»
«Странный ты, – осудила я его. – Ну вытащит он меня из-под поезда, так все равно это из огня да в полымя!»
«Там посмотрим», – туманно сказал голос, косясь на приближающийся поезд.
Тут волк дернул меня в последний раз, и мы с ним кубарем полетели с насыпи. И надо же было мне приземлиться в аккурат поперек волчьей спины! Волк хрюкнул от неожиданности и пугливым зайцем ломанулся в лес.
«Иго-го, лошадка! – радостно кричал голос. – Выноси, родная!!!»
Я же изо всех сил сжимала веки и пыталась защитить глаза от веток – к счастью, руки уже начали меня слушаться.
Долго ли, коротко, а вынес он меня на чудесную полянку посреди сосен, одним движением скинул на землю и сосредоточенно завыл, вытянув мордочку кверху.
Я пошевелила руками-ногами, все работало. Села, принюхалась, и поняла: это же лес за Колосовкой! Только здесь так пахнет нечистью.
«А Колосовский лес мы с тобой как свои пять пальцев знаем!», – удовлетворенно сказал голос.
И он был прав. Ибо только тут мы, ведьмы, проводили свои шабаши. Только сюда мы ходили за травами – от дорог далеко, и простой народ траву не топчет, уж сильно дурная слава идет об этом месте.
Зато отсюда выбраться мне, ведьме – пара пустяков, хотя и чувствую, что я в самой чаще. А сама не смогу, так мертвых заставлю помочь, мертвых тут много.
Тут волк выдал особо жалостливую ноту, я вздрогнула от надрыва в его голосе и повернулась. Он сидел около пня и с непонятной надеждой смотрел на меня.
А во пне были воткнуты… ножи!!!
Мать честная!!!
Вскочив, я подбежала к пню и лихорадочно пересчитала – одиннадцать!!!
– Вытащил кто-то нож, что ли? – растерянно спросила я у волка.
Он усердно закивал.
– Так ты что, собака серая, человек?!! – в полной прострации я села рядом с пнем.
Волк шмыгнул носом и кивнул на черную тряпичную кучу около кустика. Я подошла, схватила ткань, потянула, развернула – и предо мной оказалось длинное платье. Черное, простого фасона, плотное. В траве блеснул здоровенных размеров крест. А кто у нас ходит как пугало зимой и летом одним цветом? А кто у нас крест по все пузо носит?
– Святоша, зараза! Ты?!! – укоризненно спросила я у волка.
Волк понурился. Вернее, понурилась, раз это Святоша.
– В общем так! – постановила я. – Искать того, кто у тебя ножик вытащил, мне некогда. Сейчас кругом очерчу, чтобы никто оставшиеся не утащил, и домой. Ты со мной или тут останешься?
Святоша возмущенно зарычала.
– Не буду я твой ножик искать! – железным тоном еще раз повторила я. – И не надо мне напоминать, что ты меня из-под поезда вытащила! Проблем у самой выше крыши!
Я демонстративно наложила на ножи в пне заклятие, подобрала одежду и не оглядываясь пошла прочь.
Лора подумала и потрусила следом.
По дороге я злобно разглагольствовала:
– Вообще, Лора, тебе повезло что ты на меня наткнулась. Я добрая, и не скажу тебе всего того, что сказала бы тебе Прасковья, Ольга, Галина, да любая другая ведьма! Я тебе не скажу – чего же ты, зараза старая, поперлась в лес экспериментировать, если оборотничество ересь, а? Фарисейка ты, Лора! Попа тащишь к нам с проверкой, а сама втихушку тут же в лес шмыгнула проверять обряд, ну как это называется? Да еще и такую глупость сделать, ножи не заговорить от покражи! Лора, ты меня конечно извини, но ты вообще из ума выжила.
Святоша заскулила. Наверно от стыда.
– Да ладно, не плачь, я добрая, и потому я тебе этого ничего не скажу! Хотя тянет, Лора, ох как тянет все тебе высказать, – подвела я итог.
Дальше мы шли почти молча, как собеседница Лора всегда была отвратительной. В прошлом – излишне многословной, теперь вот наоборот.
Несколько раз я присаживалась на пеньки и коряги, переводила дух и шла дальше.
Отмахав километров двадцать, мы наконец вышли к околице Колосовки я возрадовалась и прибавила
