отменными.
– Идем, Гордон. Тебе приготовили ванну.
Ванну? Хм-м, ванну… Если поднапрячься, то можно вспомнить, что же это такое.
Я шагнул в тепло, и мои больные кости сразу заныли. Начал раздеваться; добравшись до штанов, обнаружил, что Элджи не сводит с меня глаз. Изукрашенная шрамами шкура не очень-то подходила для того, чтобы ею любовались дети. Я расстегнул и бросил на скамью тяжелый пояс.
– Ты тоже будешь мыться?
– Где тебя так?
– Повсюду…
– Люди или звери?
– Все понемногу.
Кряхтя, я стянул сапоги. С наслаждением ступил босыми ногами на прохладный каменный пол.
– Если хочешь, – сказал Элджи нерешительно, – пришлю тебе Мэгги. Ту служанку. Она тебе, кажется, понравилась?
– Люблю крупных женщин, – пробормотал я. – И некрупных тоже. Не хватит меня сегодня на твою служанку, Элджи. И ты бы тоже шел отсюда…
Он вспыхнул.
– Я вовсе не…
– Я понял, – кивнул я, с наслаждением погружаясь в воду. – Ты просто любуешься моей татуировкой. А я просто стеснительный, Элджи…
И все забыл. Я рычал, фыркал, кряхтел, ворочаясь в громадной медной лохани, – чуть ли не хрюкал, как свинья в заветной луже. Грязь, казалось, веками наросшая на моем больном усталом теле, слезала вместе с лохмотьями кожи.
Элджи что-то бросил в воду: я потянул носом – слишком тонкий… весенний запах. И белоснежная пена ласкала мои плечи и грудь нежней, чем девичьи ладони…
Скажу честно – не помню, чтобы я сам выбирался из этого теплого душистого капкана. Очень живо представляю себе картину: меня – мокрого, размякшего, огромного – вытаскивают в четыре пары рук и тащат по бесконечным коридорам. А потом я падаю во что-то мягкое, свежее – и окончательно засыпаю…
– Эй! – сказал Элджи весело. – Гордон! Уже вечер!
Я почувствовал, что мои губы буквально сводит судорогой от попытки улыбнуться, но даже то, что мне захотелось это сделать, было хорошим признаком. Повернувшись на бок, я обнаружил перед собой кувшин с пивом и аппетитную баранью ляжку. Элджи устроился в кресле у камина и наблюдал за мной с довольной улыбкой. Покончив с бараниной, я отсалютовал ему тяжелой кружкой с пивом. Камин горел ярко, жарко и оттого темнота за окнами была еще непроглядней. В лесу шел дождь. И даже с громом.
Хотя этот гром скорее походил на рев приближавшегося урагана: он налетел – задребезжала посуда на столе, застучали дверцы резного шкафчика, дрогнули, казалось, стены самого замка – и снова стих. Я проглотил застрявшее в глотке пиво и вопросительно взглянул на Элджи.
– Дракон пролетел, – спокойно объяснил он. – У них на Каменном Кольце гнездовье. Слушай, Гордон. Моя мать научила меня лечить раны. Даже застарелые. Если хочешь…
Когда Элджи сидел так – выпрямившись, высоко подняв голову, глядя на меня из-под почти сомкнутых ресниц, он казался высокомерным – будто изгнанный принц. И таким же печальным.
– Кто бы отказывался, – пробормотал я, ставя кружку. – Не откажусь и я. Если ты честно ответишь на мой вопрос.
Ресницы взлетели – и опустились.
– Какой?
– С чего ты взялся заботиться обо мне? Я давно отвык от доброты. Она настораживает.
Элджи вздохнул.
– У меня редко бывают гости – мало кто рискует зайти в мой лес. А ты многое повидал, я знаю. Тебе есть что порассказать.
– Тогда ты со мной еще до-олго не расстанешься, – усмехнулся я. – Значит, тебе просто скучно?
Элджи наклоняется, ворошит поленья в камине. Искры летят вокруг его лица.
– Ты мне напоминаешь… одного человека. Мы с ним давно не виделись. Может, я хочу, чтобы ты остался, еще и поэтому.
– Надеюсь, это все-таки твой приятель, а не враг, а то еще вздумаешь со мной поквитаться… Тебе мама никогда не говорила, что не стоит доверять незнакомцам? Я мог бы доставить тебе кучу неприятностей…
В глазах Элджи плясали золотые искры.
– Где? Здесь, в Элджертоне? В заклятом лесу?
– Заклятый он там или не заклятый, ты, похоже, живешь здесь один. Где твои родные?
– Мать умерла, а отец… – Элджи прямо взглянул на меня. – Я бастард.
Я тяжело вздыхаю и сажусь на кровати. С удивлением разглядываю надетое на меня белье. Не новое, но ослепительно чистое, с золотой ниткой стершейся вышивки.
– Ты хотя бы знаешь, кто твоя мать. А я не знаю даже своего настоящего имени.
– Как это?
– Лет десять назад меня нашли в лесу с проломленным черепом. Монахи выходили, но память ко мне так и не вернулась. Я много воевал и многое повидал. А потом стал стар и сентиментален. И пустился по свету искать свою родину или людей, которые меня знали раньше…
Элджи некоторое время молчал, разглядывая меня широкими глазами.
– Ну что ж, – сказал задумчиво, – это пока может подождать. Сначала раны тела.
В ванной травяной дух был еще сильнее. Я с удовольствием вновь погрузился в темную воду. Элджи сидел на краешке ванны и с ученым видом кидал в воду какие-то порошки, отчего аромат становился сильнее и гуще. Потом он натирал меня какой-то вонючей дрянью – я только кряхтел, закусывал губы, удивляясь, откуда столько силы в этом довольно тщедушном мальчишке. Когда я с трудом поднялся, Элджи накинул на меня теплый плащ и отправил в постель.
На следующее утро завтрак мне принесла та самая Мэгги. Она сидела на краю кровати, а я, расправляясь с едой, поглядывал на нее. На ее свежее лицо, полную шею, круглые груди… Мэгги забрала у меня пустые тарелки, поставила на пол у кровати и с улыбкой склонилась ко мне.
Она ласкала меня настойчиво и грубо, да, впрочем, в том не было особой нужды: я выспался и отдохнул – и молча потянул ее к себе…
Не знаю, было ли это одним из рецептов великого лекаря Элджи или собственной инициативой Мэгги, но результат был налицо – я уснул, и кошмары, годами следовавшие за мной по пятам, оставили меня на время в покое.
Три дня – ванна, постель, Мэгги, плотная еда, сон… Однажды утром я наконец ощутил себя по- настоящему живым. Поднялся, двигаясь неторопливо, настороженно, как человек в новом, не меренном еще костюме.
Тело было легким. Легким, крепким, быстрым – я сделал несколько резких выпадов (шпага лежала у изголовья кровати), ожидая, когда и где всколыхнется привычная боль. Боли не было.
Я оделся в новую черную одежду с золотой вышивкой, затянул ремень, подумав, прихватил с собой шпагу.
Меня привели в библиотеку. Я прошелся вдоль высоких шкафов с фолиантами золотого тиснения. На массивном столе с зажженными свечами были расстелены карты, раскрыты толстые книги. Почувствовав спиной чей-то взгляд, я быстро оглянулся.
– Рад видеть тебя таким здоровым, – сказал Элджи.
– Я тоже.
Я протянул руку и ощутил его крепкое пожатие. Я ответил тем же, и Элджи, охнув, выдернул ладонь.
– Медведь!
Он присел на край стола, разглядывая меня с детским любопытством.
