усерден.
Глаза Брона метнулись в сторону. Дан концом плетки поднял его подбородок.
– Посмотри на меня. Уж не влюбился ли ты?
– Если будет на то разрешение командира, – пробормотал Брон.
С мгновение Дан смотрел в его смущенное лицо. Гнев и удивление боролись в нем. Наконец тихо рассмеялся:
– Разрешения любить не спрашивают, дурачок. Любовь приходит и уходит, и ничто не в силах ее остановить. Иди. Если добьешься от нее хоть одной улыбки, сделаешь мне самый лучший подарок. Я сумел заставить ее только плакать…
Дан вошел в палатку и был застигнут врасплох с самого порога:
– Не бери завтра Брона!
Дан замер с рукой у ворота. Давешний гнев взметнулся в нем – он резко рванул застежку.
– Почему? Боишься потерять этого красивого мальчика?
Даже не заметив необычной резкости его тона, Эрни взволнованно подошла к нему.
– Я не боюсь. Я знаю. Я могу предвидеть будущее. Худшее будущее. Сегодня… Сейчас я увидела его лицо… изрубленное мечами. Прошу, Дан, поверь мне!
Нахмурившись, он смотрел на нее.
– Ну хорошо, хорошо… Я оставлю его охранять наших лошадей. Хотя это будет нелегко.
Охотники напали на спящий лагерь, как они одни это умели – внезапно, бесшумно. Часовые лежали с перерезанными горлами, просыпавшихся стрейкеров разили одним ударом меча… Лучники, рассеявшись вдоль опушки, деловито и неспешно снимали немногих бегущих. Дан, оглянувшись, увидел, как, слегка приопустив лук, Эрни отводит с лица волосы.
– Эрни!
Стрейкер бежал прямо на нее – израненный, но все еще сильный, разъяренный зверь. Эрни словно не видела его, лицо ее было бледным, глаза – слепыми.
– Эрни!
Вопль словно пригвоздил всех к месту – и в этом замершем мире Дан увидел, как взлетел и опустился меч стрейкера…
Кинжал вошел ему под правую лопатку. Дан рывком откатил в сторону тяжелое окровавленное тело. Наполненные болью и страданием глаза Эрни смотрели ему в лицо.
– Брон… Он умер… Его убили… Только что… Вот сейчас… Дан, от судьбы не уйдешь…
Обняв ее, горец крикнул:
– Саймон! Быстро в лагерь! Там засада! Быстро!
Его нетерпеливые пальцы скорее рвали, чем снимали с нее одежду. Эрни спокойно повела взглядом, сказала удивленно:
– Кровь?
– А ты что думала, – бормотал Дан, – у тебя в венах вода? О… Счастливы твои боги, девушка!
– Я услышала чей-то крик, в последний момент прикрылась луком… Теперь надо будет менять его… И кольчугу…
Перетягивая рану тряпкой, Дан кусал сухие губы. Ему хотелось кричать, вопить, плясать от радости… от счастья… Вместо этого он сказал:
– Подарю тебе новые.
– Пока мы защищаем их от стрейкеров, они воруют наших лошадей и убивают наших людей!
Саймон втолкнул в круг единственного уцелевшего грабителя. Упав на колени, тот рыскал испуганным взглядом по суровым лицам горцев.
– Умоляю, помилуйте меня, Владетели! Я не трогал вашего мальчика!
– Зачем вы напали на наш лагерь?
– Они говорили, у горцев хорошие лошади и полные сумки добычи… Голод, голод и дети заставили меня заняться разбоем!
– Ты виноват, – Дан сделал знак, но человек, в отчаянии вглядывающийся в безжалостные лица, вдруг метнулся к ногам Эрни.
– Владетельница! Моя Владетельница!
Несколько мечей одновременно ткнулись в его спину, но Эрни, наклонившись, отвела их движением руки.
– Гнор?
– Моя Владетельница, – повторял тот, целуя ее ноги.
– Как ты оказался здесь?
– Голод… моя Владетельница… голод… те, кто хотел выжить, ушли…
– Голод? Какой голод? В замке достаточно припасов, чтобы продержаться до весны.
Гнор беспомощно пожал плечами.
– Та… вторая госпожа сказала, что не может помочь нам…
Эрни медленно выпрямилась.
– Гнор?
– Да, госпожа?
– Поклянись, что не убивал мальчика.
– Пусть покарают меня боги! Эрни повернула голову.
– Дан, могу я отпустить этого человека? Охотники зароптали, но командир ответил:
– Его жизнь и смерть в твоей власти, Владетельница.
– Возвращайся, – тихо сказала Эрни. – Возвращайся, Гнор. Будь моя воля, я вынесла бы и боль, и слезы, и голод, лишь бы остаться на родине. Прощай. И никому не говори о нашей встрече.
Охотники нехотя расступились. Дан проводил взглядом Эрни, поколебался, и все же догнал Гнора у самого леса. Когда Гнор оглянулся на оклик, на его лице был ужас… Дан хотел спросить, но язык сковывала клятва.
– Возьми эти монеты, Гнор, они тебе пригодятся. И послушай свою госпожу.
– О, высокий Владетель! – Гнор припал губами к его сильной обветренной руке. – Ты добр и справедлив, кто бы ты ни был! Сделай так, чтобы она к нам вернулась. Передай… скажи ей, пусть Голубая пантера снова ходит по нашим улицам. С тех пор, как мы своими молитвами и проклятьями изгнали ее, беды сыплются на наши головы… Верни ее, Владетель!
Дан шел, раздумывая над его словами. Голубая пантера… Голубая пантера. При чем тут этот зверь? Каким образом он связан с Эрни?
– Дан… – Саймон шагал рядом. Лицо его было угрюмо. – Мне тревожно, Дан, – сказал он напрямик, – я вижу – ты другой. Ты изменился. Если бы не твое обручение, я бы подумал…
Командир резко повернулся к нему. Жаркий гнев ослепил его глаза.
– Что? Что ты хочешь этим сказать?
Саймон смотрел на него. Его изуродованное шрамами лицо окаменело.
– Я только хотел помочь тебе, Дан.
– Ну так помоги, – буркнул тот. – Излови мне Голубую пантеру.
Она билась в сетке – великолепный, гибкий зверь – сгусток злобы, мощи и ненависти…
Охотники с восторгом разглядывали невиданную добычу.
– Как вам удалось ее поймать? Довольный Саймон пояснил:
– Уже несколько дней она кружит вокруг лагеря. Я расставил ловушки, и… Ты доволен, Дан? Ты сам убьешь ее?
– Да. Дайте дротик. Разбудите Эрни.
– Я уже ходил, – доложил часовой. – Ее нет в палатке.
Дан нахмурился – опять эти ночные странствия… Поймал внимательный взгляд Саймона. Охотники расступились. Дан привычно взвесил в руке дротик, выбирая нужную точку, чтобы не попортить голубоватый, мерцающий снежными искрами мех… Вдоль сильной спины пантеры шла серебристая полоса, отливающие сталью когти рвали прочную сеть…
