за её чудесами стоит огромный труд и знания, накопленные за много лет… Моя мать была против, очень против, но я не отступилась. Тебе же и спросить не у кого.
– Я тоже не отступлюсь, – заверила её Эши.
Перед её глазами вновь замаячило опалённое жаром лицо женщины с запёкшимися губами. Старая лекарка молча кивнула и тоже взялась за иглу.
Некоторое время они сосредоточено работали, а потом Евфания подняла голову.
– А ты читать умеешь, детка?
– Нет, – удивилась Эши. – Может, когда и умела, только теперь не помню. Да и зачем мне это?
– Без этого нельзя, – твёрдо сказала лекарка.
– У брата была книга. Я сохранила её на память, но прочесть в ней я ничего не могу.
Не вставая с места, Эши дотянулась до своей сумки и извлекла из неё книгу Ригэна.
Старуха сосредоточенно полистала тонкие пергаментные страницы, казавшиеся в лунном свете голубыми.
– Книга дорогая, старинная, но писано здесь не по-нашему. Она из заморских стран.
Евфания покопалась в кармане платья и достала огрызок карандаша. В конце оставалось много пустых страниц. На мгновенье задумавшись, лекарка что-то уверенно начертила на одной из них.
– Посмотри сюда.
Эши поднесла книгу поближе к окну. В ясном свете луны она различила странный орнамент. Да нет, не орнамент. Она вдруг поняла, что знает, что это такое. Семь причудливых значков – семь букв. Ещё несколько секунд она с волнением всматривалась в рисунок, сложившийся вдруг в знакомое слово, и резко прижала книгу к груди.
– Я, кажется… Ты написала слово «заговор», – прошептала она.
– Вот именно, – довольно кивнула лекарка, – а теперь я напишу заговор целиком, а ты выучишь.
Эши с бесконечным изумлением смотрела на старуху: «Откуда простая крестьянка могла знать грамоту? Или Евфания не так проста, как казалось?»
Но гораздо больше Эши интересовал другой вопрос: откуда она сама знает буквы?
Долгие утренние часы им пришлось работать в мастерской, пока начальник караула не позволил отлучиться к больной женщине. К этому времени Эши уже знала сложный текст наизусть. Это был заговор против боли, один из тех, что использовался особенно часто, а лекарка успела написать в заморской книге ещё три: на хороший сон, от ран и болезней головы.
Едва взглянув на ткачиху, Эши поняла, что опасения старухи подтвердились. Поймав её взгляд, Евфания молча кивнула: женщина была обречена, и всё же подобие улыбки появилось на застывшем лице лекарки, когда она склонилась над больной и положила ладонь на её лоб.
– Вчера… после травки… мне было легче… матушка, – с трудом произнесла умирающая, – и я дышала хорошо… и сон… Я поправлюсь…
– Так и будет… – Евфания ласково погладила её по голове.
Пока лекарка готовила отвар, Эши осторожно растёрла женщине спину. Густая мазь имела едва уловимый запах полыни.
«Ах, если бы вместе с нею в это хрупкое изболевшееся тело вошло хоть немного силы и здоровья!»
– Помощница твоя… Да, матушка?
– И дочка, и внучка, и помощница, – ответила лекарка, – и такая же подневольная, как мы с тобой.
Женщина хрипло вдохнула.
– Рука у неё хорошая… лёгкая, тепло от неё… как от солнышка… Мне бы только… солнышко…
– Тебе нельзя разговаривать, ты пока слаба. – Бережно поддерживая больную, Евфания поднесла к её губам чашку с отваром. – Вот так, по глоточку.
И снова она читала заговоры, и снова больная забылась сном.
– Не надо тебе ходить сюда завтра, – тихо сказала на обратном пути Евфания, – боюсь, не дождётся она нас.
– Я пойду, – заупрямилась Эши.
– А если дождётся, – словно не слыша, продолжала старуха, – я могу сделать единственное: облегчить её уход. – Она помолчала. – Тебе рано ещё об этом. Этому учатся в последнюю очередь.
– Я пойду, – тихо повторила Эши.
– Ты станешь настоящей лекаркой, девочка, – констатировала Евфания. – Ты не бежишь от боли, ни от своей, ни от чужой, но ты должна научиться отводить её от себя, иначе боль убьёт тебя прежде, чем ты научишься убивать её. – Внезапно, она заговорила совершенно другим, спокойным голосом. – Запоминай, Эши. Пока у нас есть время, я расскажу тебе о свойствах остролиста…
Женщина не умерла. Ей стало лучше.
Не веря своим глазам, Евфания долго стояла на коленях, прильнув ухом к её спине, а потом, сжимая запястье больной, прислушивалась к биению в нём жизненной силы.
Казалось, старая лекарка помолодела от радости. Всё было ясно без слов, и, продолжая осторожно втирать целебную мазь в спину женщины, Эши снова и снова желала ей здоровья и силы, а её руки, обретя немного сноровки, двигались увереннее, чем вчера. Ей даже показалось, что синяков и рубцов на теле женщины стало поменьше.
Потом, вслед за Евфанией, она шёпотом повторяла заговоры на хороший сон и от грудных болезней и чувствовала, как ни с чем не сравнимая радость наполняет её душу.
Когда они возвращались, старая лекарка была молчалива и задумчива.
– Это чудо, – сообщила она Эши. – Помочь ей было не в моих силах… Само Небо вмешалась в наши дела.
Этой же ночью Эши и Кассия, как всегда, отправились за водой. Тяжёлые фляги оттягивали руки. Молодая женщина непрерывно зевала, от постоянного недосыпания у неё под глазами не проходили чёрные круги.
– Хоть бы одну ночку поспать спокойно, – жаловалась она Эши, – вот ведь… дракон, – с любовью и тихой гордостью добавила Кассия.
Драконом у неё назывался высокий стройный стражник.
– А знаешь, подруга. – Кассия вдруг остановилась и опустила на каменную ступень флягу. – Ведь человек как человек, замуж меня звал, стоял на коленях… Говорит, просить за тебя буду, выкуп какой угодно дам…
– А ты?
– А я ему говорю, что я не мешок зерна, чтобы за деньги меня покупать. Я вольная, хоть и взаперти сижу. Хочу – приду к тебе, не хочу – бей, не заставишь. – Кассия тихонько рассмеялась. – Какова, а? Сама себе удивляюсь.
– Ты зря не слушаешь его, Касс.
– Знаю. – Кассия в темноте блеснула зубами. – Смеюсь я над ним, мучаю… Говорю, коли замуж, так за самого их главного алого… – Она бесшабашно махнула рукой. – Ты же знаешь, вру я. Ни за кого из этих иродов не пошла бы, презираю я их… А ведь этот не такой плохой, – вернулась Кассия в разговоре к своему стражнику. – Ласковый… Любит меня, вижу… Совсем забыла! – Кассия пошарила в кармане платья. – Вот, держи. – Она протянула Эши что-то круглое, в темноте было не разглядеть. – Яблоко, тебе сберегла.
– Касс…
– Ешь! – потребовала Кассия. – Что, я не вижу, как ты с мешками убиваешься, с тех пор, как стала с Евфанией ходить. От господ караульных не убавится – у них там целый короб стоит. Завтра улучу момент – ещё стащу.
Эши что-то неразборчиво промычала в ответ. От давно забытого вкуса сочной мякоти у неё вдруг свело скулы, а на глазах выступили слёзы.
– Ах, подруга. – Кассия сладко потянулась. – Я бы на твоём месте как тряхнула бы волосищами, таких, поди, ни у кого из наших не сыщешь, как зыркнула бы на них! Вот бы где они у меня были, голубчики! – Кассия сжала невидимый в темноте кулак. – А то сгорбится вся, платок на голову…
– Я их обрезать хочу, – с набитым ртом сообщила Эши. – Измучилась я с ними.
– Я тебе обрежу, – возмутилась Кассия. – Чего выдумала? Что хочешь делай, а волосы сбереги! Что, не знаешь, кто с короткими волосами ходит?
