забрала пальцы в лубок, да так быстро и ловко, что плотник не успел и охнуть. Правда, перед этим ему, как водится, дали выпить чарку-вторую.
Только старые моряки все равно мрачно хмурились, уверяя, что плотник уже потерял свою руку, хорошо, если сам жив останется. Видали уж такое не раз! Сначала рука распухнет, а потом, если не почернеет и не приключится горячка (что означает верный конец!), начнет потихоньку усыхать, пока не сделается как куриная лапа. Да только можно ли такой рукой удержать топор или пилу? Посмотрим, как ночь пройдет… Но ночью плотник спокойно спал. К утру опухоли так и не случилось, а на следующий день лекарка трижды приходила к увечному, чем-то поила его и подолгу шептала над больной рукой. Прошла еще одна ночь и еще одна, а плотнику становилось все лучше.
Моряки удивленно качали головами и помалкивали. Видать, сильная оказалась лекарка, хоть на вид и совсем мелюзга. Кто бы подумал? Чудно, конечно, ну да время по–кажет…
Море было ласковым и спокойным, и когда изредка начиналась легкая качка, Эши с жадным волнением следила за тем, как поднимается нос корабля, и «Морской конек» неспешно взбирается с волны на волну.
По вечерам, глядя на уставших, но казавшихся довольными друзей, успевших загореть и приобрести походку заправских моряков, она спрашивала себя: как долго продлится этот неожиданный покой? С того момента, как Эши ступила на борт «Морского конька», она жила лишь ощущениями мерного покачивания палубы под ногами, свежего воздуха и солнца. Море укачало на своих волнах все ее страхи. Ничто – ни грубые окрики боцмана, подгоняющего матросов, ни громкие песни и взрывы бурного смеха по вечерам, когда свободные от вахты люди азартно играли в кости на верхней палубе, – не могло вывести ее из этого состояния.
Пожалуй, только в море Эши окончательно осознала, что такое настоящая свобода. Ей удалось невозможное: она почти не думала ни о Та-Сиссе, ни о неведомой стране, в которую они теперь стремились. Лишь иногда, когда она ловила приветливые взгляды лорда или Криша, что-то острое и жгучее разливалось у Эши в груди, и она благодарила Небеса за то, что они оставили ей самое главное – друзей, которые не отреклись от нее.
Вот уже несколько дней дул устойчивый ветер, и когда однажды утром он неожиданно стих, «Морской конек» беспомощно замер на гладкой поверхности моря. В отличие от матросов, для которых остановка была досадной помехой, Эши испытала тайную радость: она вовсе не спешила попасть на берег. После полудня «Морской конек» не продвинулся вперед и на десяток ладоней, и синий с белым и золотым штандарт торгового корабельного братства Паркса беспомощно повис на мачте «Морского конька».
Это называлось «штиль», и, томясь вынужденным бездельем, люди старались занять себя кто чем мог.
– Мертвый штиль, – уточнил Фиджин и попытался спрятаться от солнца в тени мачты.
Наступила ночь и вместо прохлады принесла с собой липкую духоту. «Морской конек» словно застыл в призрачном пространстве между морем и небом, на котором ярко мерцали звезды. Новолуние только началось, и, не стесненные блеском сияющей соседки, были видны самые крохотные и далекие звездочки.
Из-за жары друзья предпочитали ночевать на палубе, не забиваясь в свою тесную «каюту». Свободные от вахты Криш и Фиджин спали, а Эши и Ригэну не спалось. Четкий силуэт мага казался совсем черным на фоне оранжевого света кормового фонаря. Ригэн сидел в своей излюбленной позе – прислонясь спиной к бухте каната и согнув ногу в колене.
Эши украдкой взглянула на мага, и, несмотря на духоту, у нее по спине пробежал холодок. О чем думал Ригэн этой удивительной, тихой ночью?
Почти не колеблясь, горели на палубе масляные лампы, вокруг которых группками собирались матросы. Жара и волшебная прелесть ночи подействовали даже на них. Не слышалось ни обычного стука костей в жестяной кружке, ни азартных выкриков. Зато, лениво перебирая струны, кто-то запел тихим голосом, и на этот раз фривольная песенка, которую распевали во всех южных тавернах, прозвучала неожиданно печально и мягко.
Эши встала и, стараясь держаться подальше от света, облокотилась о резные перила борта. Желтые пятна ламп, дерзко споря со звездами, отражались в темной воде, и казалось, что эти гигантские светлячки окружили неподвижный корабль. Усилием воли Эши прогнала от себя мысли о крепости…
На следующее утро, вздрогнув от ветра в стареньких парусах, «Морской конек» снова послушно двинулся вперед.
Били склянки, всходило и заходило солнце, и время шло своим чередом. И больше всего на свете Эши хотелось, чтобы так было всегда. Но однажды, она как раз пыталась прибраться в их «каюте», плавное течение событий нарушил непривычный днем гомон матросов.
Удивившись, Эши выглянула наружу. Несколько человек громко спорили, указывая друг другу на нечто по правому борту судна. Ей пришлось напрячь зрение, чтобы различить на сверкающей от солнца воде то, что сразу же заме–тили привычные глаза моряков, – треугольное пят–нышко на горизонте. Корабль. Наемники и алые не выходили в море в одиночку, это было не сторожевое судно.
На палубу спустился капитан и стал внимательно разглядывать пятнышко, приложив к глазу большую, диковинного вида трубу. И чем дольше он смотрел, тем больше мрачнело его лицо.
– У него вдвое больше парусов, чем у меня, – наконец сквозь зубы пробормотал он и что-то коротко скомандовал рулевому.
Через несколько часов стало понятно, что чужой корабль нагоняет их. Он превосходил старое торговое судно и в скорости, и в оснастке. «Морской конек» попробовал повернуть под ветер, но чужой корабль в точности повторил маневр. Сомнений больше не оставалось – чужак не просто догоняет, он преследует их.
Подгоняемые окриками, матросы заскользили вверх по реям, и скоро, распустив все имеющиеся паруса, «Морской конек» попытался удрать от преследователя. Но силы были не равные, и все ясно понимали, что даже если он доберется до берега раньше пиратского корабля, то пираты все равно последуют за ним. Но почему чужой корабль так упорно преследует их?! В трюме «Морского конька» лежал недорогой груз кож и простой глиняной посуды, который вряд ли могли заинтересовать кого-нибудь.
Тем временем ветер, дававший небольшое преимущество торговому судну, внезапно утих. Капитан и матросы могли только бессильно ругаться, глядя, как, уверенно маневрируя и используя косые галсы, приближается чужой корабль. Люди напрасно пытались рассмотреть его вымпел, чтобы понять, флагу какого герцогства он принадлежит.
– Что скажешь, капитан. – Рулевой нервно сжимал в руках бесполезную теперь трубу: чужак был виден как на ладони. Его высокий черный корпус был почти вдвое выше, чем у старого судна. Чет молча сжимал и разжимал кулаки.
– Я пытался бежать, но у меня ничего не вышло, значит, я должен драться. Но почему он идет за мной? Я не имею богатого груза, мой корабль стар, у меня на борту нет людей, за которых можно было бы просить выкуп.
Капитан медленно повернулся к застывшим возле борта Кришу и Фиджину, которые вместе со всеми следили за приближающейся громадой парусов. Его лицо исказила недобрая гримаса.
– Ведь у меня на борту нет людей, которые могли бы заинтересовать этот корабль?! – с угрозой повторил он во–прос.
Криш и Фиджин невольно переглянулись.
– Вы принесли мне несчастье, – тихо произнес Чет, – и если нам удастся выбраться живыми, клянусь, я…
Пронзительный крик одного из матросов не дал ему договорить. Друзья обернулись одновременно с капитаном, но не увидели ничего особенного. Небольшое темное облачко на западе, только и всего. Но потому, как невольно сузились его глаза, стало ясно, что в небе происходит нечто такое, по сравнению с чем приближающийся корабль отходил на второй план. Чет медленно выдохнул воздух и вдруг страшно засмеялся.
– На нас идет буря, и будь я проклят, если это не самая страшная буря из тех, которые мне удалось
