возникла слабая черточка.
А сейчас замолкнет сверчок и скрипнет старая ольха у колодца.
И действительно. Мир в точности оправдал мои предсказания.
Что за наваждение?
Я захлопнул окно и отвернулся от него, решив прилечь. Взгляд мой упал на стенной шкаф. И прошел сквозь слой дерева внутрь. Я увидел развешанные в шкафу вещи. Почувствовал, когда и где они были сделаны, сколько раз я их надевал…
Я. Могу. Чувствовать. Правду.
Это было невероятно. Я осознал, что могу ощущать правду в вещах и людях. Именно правду. Не прошлое, не будущее, а правду. Какой бы она ни была и как бы далеко ни лежала.
Я дошел до кровати и лег, накрывшись одеялом, которое еще недавно казалось мне таким горячим. Сейчас меня бил озноб.
Сон не шел. Странное состояние не давало мне закрыть глаза. Я тупо вглядывался в темноту, ощущая другим зрением – своим новым чувством – комнату и вещи в ней, маму, спящую на первом этаже, соседние дома…
Я смог почувствовать и Наташу. Мягкий комок теплых изогнутых линий в доме из синего пластика неподалеку.
Все-таки мне удалось уснуть, потому что, когда я открыл глаза, чувство правды ушло, а из окна приветливо лились в комнату солнечные лучи.
На часах было одиннадцать. Хорошо же я поспал, нечего сказать! И приснится же такое…
Потянувшись, я сел на постели. Протер глаза, кашлянул, прочищая горло, и крикнул:
– Мам! Чего на завтрак сегодня?
– Проснулся уже? – раздался мамин голос из гостиной. – Ну, наконец-то! Иди быстрее, а то каша остынет!
– Щас!
Бее… Уже бегу, конечно! Делать мне больше нечего – кашу по утрам кушать. Вот были бы на завтрак бликерсы, тогда другое дело. Со спокойной совестью я растянулся на кровати и задремал.
Через некоторое время особенно настырный луч солнца добрался до моего лица. Спать стало неуютно.
Я открыл глаза, проморгался. В столпе яркого света танцевало несколько пылинок. Просто сказка! Нужно будет навести порядок в комнате и пропылесосить…
Ладно. Надо же и меру знать.
На этот раз я резво спрыгнул с постели, натянул шорты, сунул ноги в шлепанцы и пошел вниз – на кухню.
На столе стояла целая тарелка мерзкой, ненавистной мне каши. Хорошо, что мама сейчас вышла в сад. Через окно гостиной было видно, как она нянчится там со своими любимыми пионами.
Я, не церемонясь, взял в одну руку тарелку, в другую ложку и подошел к отверстию утилизатора. Зачерпнул побольше каши и приготовился бросить в жерло прибора, как что-то меня остановило.
Я поступаю нечестно. Так делать нельзя.
Пребывая под воздействием странной силы, я отнес кашу назад, сел за стол и принялся есть. Когда с завтраком было покончено, а я уже допивал молоко, голова снова прояснилась и я смог нормально соображать.
Что же такое? Ночное видение оказалось реальностью? Я теперь стану глупеньким Пиноккио, и от каждой произнесенной неправды у меня станет расти нос?
Идиотизм форменный…
Так начался первый день новой жизни. Жизни с тяжким бременем человека, что всегда будет знать те вещи, которые ему знать не нужно и не положено.
Вечером я не вытерпел и позвонил Пашке. Мы встретились с ним и прошлись по улицам поселка. Я рассказал другу о ночном происшествии и своем поведении во время завтрака. Не стал говорить лишь о том, почему проснулся. Ни словом не обмолвился про Наташу…
Сначала друг не верил. Ему казалось, что мне просто приснился плохой сон, но я сумел доказать ему, что действительно в состоянии ощущать правду. Я угадал то, что нам скажет прохожий, если мы спросим у него, как пройти на улицу Гагарина. Угадал не общий смысл, а предсказал в точности до последнего слова весь предстоящий диалог.
И тогда Пашка поверил. Он хлопнул меня по плечу и сказал:
– Теперь нас двое. Мы оба другие. И нас никогда не поймут. Готовься. Теперь все будет для тебя иначе.
– Только молчи обо всем, хорошо? – попросил я.
– Помнишь наш уговор? Про великую тайну?
Я кивнул и посмотрел вдаль, насколько это позволяла узкая улица. Мимо проскользила авиетка, обдав нас теплой волной.
– Пусть твоя тайна станет второй великой, – продолжил Пашка.
Я улыбнулся. Тайны все множатся, вопросы тоже. Но все тайное когда-то становится явным – так, кажется, говорит старая пословица. Нас обязательно раскроют.
– Хорошо, Паша. По рукам!
Мы торжественно пожали друг другу руки. Мальчик, умеющий летать, и мальчик, что научился видеть правду. А что будет дальше? Когда проявят себя те, кто следит за нами?
Но что бы ни было, одно я знал точно – дружба никуда не денется. А это было для меня главным.
Главнее Наташи.
– Зачем ты делаешь это, Сергей? – Мама хмурила брови, держа перед собой на вытянутой руке тельце насекомого.
Я встал с дивана. Что я мог ответить? Что живодерство доставляет мне удовольствие? Нет, это было неправдой. Я любил животных, я только лжи теперь не мог выносить…
– Зачем ты отрываешь бабочкам крылья? – повторила мама.
На этот раз я решил ответить:
– Они червяки, мама. На самом деле они попросту гусеницы, мерзкие твари. В них нет красоты, они не должны летать.
Мама глубоко вздохнула.
– Почему с тобой всегда так сложно, Сережа? – Она присела и положила дохлое насекомое на край стола. – Нельзя же так! Что тебе сделали бабочки? Кто дал тебе право судить их?
Я опять смешался.
– Не знаю. Мне просто казалось… Хорошо, я больше не буду так делать.
Мама кивнула.
– Будем считать, что ты принес свои извинения. Кушать будешь?
– Ага. – Мне все еще было неловко. – А что у нас на обед?
– Картошка с курой. И еще там суп, по-моему, оставался.
– Понятно, – я отвернулся к окну. – Через минуту приду, можешь пока положить картошки…
Мама встала и подошла ко мне.
– Тебя что-то беспокоит, сынок?
– Да, – слегка помедлив, ответил я. – Ты знаешь, что Пашка улетает сегодня?
– Неужели сегодня?
Я повернулся к маме и увидел на ее лице плохо скрываемую печаль.
– Ты тоже хочешь улететь, да? – продолжала она. – Тебя ведь с самого детства тянет в космос.
– Мне скоро семнадцать, мама, – я с трудом выплевывал лживые слова. – Ты же знаешь, что я еще мал для этого…
– Сережа, на тебе лица нет. – Мама смотрела на меня озабоченно. – Не обманывай меня. Я же знаю, что ты хочешь лететь.
– Ты права, – сказал я, и, как только произнес это, мне стало легче. – Я очень хочу в космос. Я мог бы взять тебя с собой. Конечно, жить вместе нам не разрешат – правила Академии, но ты могла бы
