– Они ушли, великий дука, – резюмировал увиденное эпарх.[41]
Мануил оторвался от игры в затрикий[42] только на ту долю секунды, которая потребовалась опытному флотоводцу, чтобы прикинуть расстояние до удаляющихся судов.
– Возвращайся к игре, Ксир, здесь все значительно интересней. – Вутумит потянулся к фигуре слона, передумал и отдернул руку. – А ты приготовил мне настоящую ловушку… И я чуть в нее не попался.
Ксир, высокий, стройный, еще молодой шатен с ироничным взором, усмехнулся:
– Если бы все ловушки можно было обойти, только отдернув протянутую руку…
Мануил усмехнулся вместе с собеседником. Подумав, он двинул вперед пешку.
– Ты недооцениваешь мелкие фигуры, проэдр, – заявил флотоводец через две минуты, отправляя в ларец сандалового дерева вырезанную из слоновой кости фигурку ладьи.
Оба военачальника всю ночь провели в шатре перед городским валом. Войска ожидали результатов переговоров между посланцем великого дуки и приезжим графом, разместившись лагерем между проливом и городскими стенами и паля костры на городском валу. Чтобы подбодрить мерзнущую под промозглым апрельским ветром пехоту, оба верховных стратига, направленных кесарем на решение возникшего конфликта, ночевали там же. Бессонную ночь они коротали за игрой в затрикий, попивая от холода подогретое фалернское вино с корицей.
Время шло незаметно и спокойно. Не было ни вылазок буйных «кельтов», ни попыток прийти на помощь осажденным. Турецкие стрелки успешно сдерживали остальных латинян, идущих к столице, так что за безопасность тылов стратигам можно было пока не волноваться, но греки опасались возможного десанта со стороны залива. Несмотря на клятвы верности, басилевс не доверял новым союзникам.
…Невысокий Мануил легко довел до победного результата и эту партию и устало откинулся на спинку ложа. Болела спина, резали глаза после ночи, проведенной в полной боевой готовности. Вутумит потянулся к чаше и отдернул руку уже во второй раз за последнее время – вино было способно подготовить ловушку куда более серьезную, чем безобидная игра.
В шатер, обращенная к морю стена которого была опущена для прямого обзора лагеря «кельтов», втиснулся толстый воин. Длинные волосы вошедшего были заплетены в тонкие косы, из под короткой боевой юбки выглядывали меховые штаны и степные сапожки с яркими лентами шнуровки. Несмотря на византийскую лорику и военный плащ, в пришедшем легко было узнать выходца из негреческих земель. Оба полководца поморщились – в палатку ввалился командир наемников.
– Приветствую вас, стратиги, – тяжело просипел тот, тут же без разрешения припав устами к поставленной у входа пузатой амфоре с сильно разбавленным вином.
И эпарх и дука сделали вид, что не заметили такую вольность в чинопочитании.
– Рад видеть тебя, доблестный Опос, – после некоторой заминки произнес на правах хозяина палатки командир гарнизона столицы. – Угощайся, чувствуй себя как дома, – добавил он же, видя, что вспотевший после скачки любимчик императора не стремится оторваться от емкости с вином.
Опос, получивший от кесаря титул «овеянный победами», сделал еще один гигантский глоток и отодвинулся от значительно опустевшей тары.
– Благие новости, хвала Господу. – Он быстро и шумно вытер рукавом рот.
Оба стратига скривились – варварские обычаи, хамское поведение. «Булгар» Опос сделал вид, что не заметил недовольства.
– Твой ломбардец сработал как надо. – Булгарин ткнул пальцем в великого дуку.
Фамильярность не добавила тепла между военачальниками.
– Это все – только его заслуга? – не поверил сначала Вутумит.
Опос отряхнул пыль с плаща, уселся в свободное кресло и пододвинул к себе столик с яствами.
– Может, и нет… Но ушли эти варвары после того, как твой посол с ними поговорил.
Шатер наполнили звуки чавканья. Жареная курица, простоявшая без внимания почти всю ночь, быстро исчезала в ненасытной глотке командира наемников. Узнав, что прибывшие латиняне не собираются подчиняться его власти, басилевс послал скидывать их в море того, чьи войска было менее всего жалко. Дикие всадники, крещеные булгары, еще недавно были неверными союзниками, норовившими вместе с родовыми вождями пощупать ближайшие земли благословенной Фракии[43] . Теперь же они гибли по приказу императора Восточной империи.
Великий дука вздохнул и поднялся с ложа. Ворвавшийся через незабранную сторону шатра свежий воздух приятно охладил лицо. Изнутри временный командный пункт эпарха согревали сразу десяток треног с раскаленными углями. Ксир не любил холода, так что привыкший к морской стихии флотоводец страдал от жары.
Вутумит устало спросил:
– И куда их повез Пигасий?
Опос беззаботно пожал плечами:
– Это же варвары, они все равно не разбираются в окружающих землях… – Он подложил к себе на тарелку кусок пожирней. – Пигасий провезет их пару-тройку дней вдоль побережья и высадит в пределах дневного перехода от лагеря Готфрида. Даст Бог, они найдут дорогу…
Он выковырял из зубов застрявший в них кусочек мяса, долго рассматривал его на свет всходящего солнца, потом икнул и отпихнул от себя остатки еды.
– Ну все, наелся. – Он повернулся к хозяину палатки. – Спасибо, архонт.
Ксир сдержанно кивнул.
Вождь булгарских вспомогательных войск поднялся и двинулся к выходу. Уже у самой портьеры, закрывавшей проход наружу, он остановился, вспомнив что-то:
– Так мне обнадежить твоего посла, дука?
Вутумит, погруженный в свои мысли, не сразу понял, что степняк имеет в виду.
– Ты о ком?
Опос кивнул в сторону портьеры:
– Тот ломбардец, рыцарь, которого ты послал… Он ждет. Говорит, ты обещал освободить его людей или кого-то там еще?
Мануил вспомнил и махнул рукой:
– Да-да, конечно. Только он, кажется, из Флоренции… Пускай он – варвар, но мне… и кесарю нужны верные друзья среди латинян. Зови его сюда, славный Опос.
Толстый командир наемников небрежно махнул рукой и быстро покинул шатер.
8
Несмотря на обещания великого дуки отпустить всех сразу после удачных переговоров, отправляться тотчас же на освобождение его товарищей никто не собирался. Горового сухо поблагодарили, угостили скромными яствами и вином и предложили отдохнуть до обеда. Сам Вутумит был измотан, эпарх Ксир клевал носом – заниматься делами какого-то рыцаря из далекой Италии не желал никто.
На замечание Тимофея Михайловича о том, что его друзей могут повесить к утру, Мануил усмехнулся:
– Не такой уж я кровожадный – за пару бандитов пилигримов вешать. Не волнуйся, посидят твои люди еще полденька в тюрьме, только больше ценить свободу будут!
– А как же ваш приказ?
Мануил отмахнулся:
– Отдыхай, сеньор рыцарь, заслужил. А с приказом… Василий, смотритель тюрьмы, обязан мне. Так что если я сказал ему без моего приказа никого из твоих людишек не трогать, то, значит, так все и будет.
Говорил флотоводец на немецком языке с многочисленными вкраплениями латыни и итальянских слов. Византийский стратиг знал почти полтора десятка языков, но при разговоре с казаком, как и при беседах с любым иностранцем, старательно скрывал это, прикидываясь, что может сказать не больше одной-двух фраз. Будь у него не так мало времени, Вутумит для вида вызвал бы толмача. Знать о его способностях собеседнику было вовсе не обязательно, глядишь, и сболтнет при нем что-нибудь ценное. Иногда случайные
