направляясь в одиночку на толпы вражеской кавалерии.
За храбрым безумцем без промедления последовали его рыцари. Полтысячи закованных в железо конных латников опрокинули гулямов и врезались в гущу вырезающих авангард тюрков. Прежде чем воины ислама успели опомниться, Боэмунд и Танкред отвели остатки пехоты к баррикадам лагеря. Чуть позже к ним отошли залитые кровью врагов воины северян. Рыцари дважды пронеслись сквозь ряды неприятеля, устлав землю своими и вражескими трупами и дав возможность укрепиться пехоте. В середине клина норманны держали тело вождя. Израненный и оглушенный ударом булавы граф Норманнский все так же сжимал рукой свое потрепанное знамя.
Теперь только узкая полозка земли оставалась за христианами. Вокруг этих укреплений у реки и разгорелся самый жестокий бой. Сердце дрогнувшего подогревали кличи о том, что лотарингцы уже рядом. Султан же, стремясь уничтожить норманнов до подхода основных сил врага, бросал в бой все больше и больше отборных частей.
Выкашиваемые бронебойными стрелами, втаптываемые в землю копытами, норманны рубились с исступлением и яростью, отбивая приступ за приступом. В первых рядах светились золотом шлемы вождей. Боэмунд, Танкред, оба Роберта поддерживали дух войска личным примером. К собравшимся у реки знаменам Христова воинства рвались бунчуки и знамена сельджукских эмиров. Только узость фронта не позволяла мусульманам бросить в атаку все свои силы. Но и тех, что были задействованы, хватало для скорой победы. Как бы ни были искусны во владении оружием норманны, короткие шеренги оборонявшихся таяли с каждой минутой. Платя за каждого мертвого врага двумя-тремя своими, мусульмане выдавливали христиан из узких проходов импровизированных баррикад на простреливаемое лоно реки, уже усеянной тысячами трупов.
За несколько часов боя христианское войско очень устало, многочисленные раны буквально обескровили защитников, в то время как на место павших сарацин все время приходили новые ратники.
В момент, когда казалось, что чаша весов окончательно качнулась в сторону румийского воинства, за спинами норманнов послышались долгожданные трубы лотарингцев. Впереди, во главе пятидесяти рыцарей личной охраны, в бой летел сам граф Бульонский, за ним – бесчисленные ряды латной кавалерии, цвет его воинства. Шестидесятитысячная армия с ходу бросилась в атаку.
Теперь ширина сражения позволяла султану использовать все резервы, что он и поспешил сделать. В разворачивавшихся в боевой порядок лотарингцев врезались свежие отряды тюрок, арабов, хорасанцев. Место гулямов перед баррикадами норманнов заняли пешие дейлемиты, секироносцы и отряды городских ополчений. Сражение вспыхнуло с новой яростью.
Силы сторон сравнялись.
5
Люди Горового шли в бой в составе шеститысячного отряда епископа Адемара. Костя, вспомнивший подробности битвы, рассказанные Сомоховым, предложил казаку необычный план.
По словам Улугбека Карловича, судьба сражения была предрешена. Даже объединенные силы норманнов и лотарингцев не могли сравняться с мощью румийского султана. Положение могло бы выправиться, если бы до поля боя дошли отряды Раймунда Тулузского, самой многочисленной армии христиан. Но провансальцы умудрились заблудиться где-то среди холмов Фригийского плоскогорья. Сражение должно было длиться весь день и закончиться к ночи уничтожением норманнского лагеря вместе с его вождями и отходом Готфрида.
По мнению Малышева и Горового, знать это и не попробовать вмешаться было бы предательством.
После того как гонцы, прискакавшие от норманнов, подтвердили сведения о засаде, Горовой предложил епископу услуги своих людей в качестве проводников. Тансадис, оставшийся в Никее, на прощание прислал в распоряжение рыцаря двух местных жителей, армян, ходивших с купцами по землям румийского султаната и знавших здесь все дороги и колодцы. Один из них был послан к Готфриду, второй вел шеститысячный корпус воинственного прелата к полю боя.
Вся территория была покрыта высокими холмами и глубокими балками, по которым можно было провести незаметно целое войско. Именно эти особенности местности собирались использовать русичи. Горовой уговаривал епископа незаметно подойти как можно ближе к султанскому шатру и, пока лотарингцы и норманны сдерживают основные силы азиатов, стремительным рывком захватить самого Кылыч-Арслана. Как бы ни был высок дух воинов ислама, но гибель или пленение командира заставит их дрогнуть.
Этот план был авантюрен, поэтому неудивительно, что епископ предложение отклонил. Зато принял услуги местного проводника. Отряд шел за лотарингцами, и престарелый прелат боялся опоздать к сражению. Поэтому епископ потребовал, чтобы его воинов вели по другим дорогам, не занятым растянувшейся армией графа Бульонского.
Сражение было в самом разгаре. Эффект от удара рыцарской кавалерии лотарингцев понемногу сошел на нет, и уже знамена со стихами Корана начали понемногу отодвигать от поредевшей линии норманнов колонны немцев, а провансальцев все еще не было видно.
Боэмунд и Роберт Фландрский, собрав большинство боеспособных воинов, попробовали опрокинуть массу мусульманской пехоты, но высланные на помощь отряды тюрок непрерывным огнем с холмов сумели вернуть в пределы лагеря пошедших на прорыв викингов. От холма, на котором раскинулся в начале сражения шатер султана, в сторону прогибающейся под ударами хорасанской тяжелой кавалерии линии немцев двинулись гилман худжрийа, личная охрана султана, старая гвардия этого властителя Малой Азии.
Проводник заблудился. Бой был где-то рядом, но корпус Адемара де Пюи только бесцельно кружил по узким балкам, каждый раз продираясь через густые кусты на чье-то брошенное поле или в плодовый сад. Лицо немолодого епископа налилось кровью от гнева, но вешать виновных он пока не спешил. Епископ сам настоял, чтобы они двигались не по привычным наезженным дорогам, и вина за то, что отряд сбился с пути, лежала и на нем. Возможно, большинству феодалов это не помешало бы зарубить не оправдавшего ожидания проводника, но епископ стремился воспитать в себе христианское смирение. Поэтому армянин был еще жив… Как и Горовой.
Наконец разведчики, высланные на шум битвы, сообщили, что, благодаря ошибке проводника, они почти добрались до султанского обоза. Выбор был невелик: постараться незаметно вернуться обратно и соединиться с основными силами христиан или атаковать немедленно. Адемар раздумывать не стал.
С криками «Пюи!» две тысячи кавалерии и четыре тысячи пехоты обрушились на обозников. Те, как и следовало ожидать, побежали сразу.
Костя скакал на своей лошадке рядом с Тимофеем Михайловичем в первых рядах. С другой стороны несся верхом горе-проводник. Искупать свою «провинность» они должны были кровью. Армянин смыл первым: еще до первых рядов мусульман оставалось без малого сотня шагов, когда бронебойная стрела тюрка пробила его навылет.
Малышев держал в правой руке длинное копье, владеть которым он так и не научился, и истово молился. Поле, раскинувшееся перед воинами епископа, было заполнено бесчисленными толпами, над которыми реяли знамена с непривычными письменами. Далекие штандарты и флаги христиан казались призрачными и недосягаемыми. Атака была обречена… И с тем большей яростью шли в бой соседние рыцари.
Кавалерия Адемара врезалась в строй брошенной под нового врага немногочисленной тюркской родовой кавалерии султана. Вид христиан в тылу подтверждал все опасения мусульман относительно «коварства» противника. Шесть тысяч христиан приняли за авангард провансальцев. Будь у султана еще незадействованные резервы, возможно, ситуацию можно было выправить.
…Копье Кости скользнуло по щиту противника, подставленному под удар, и врезалась в круп его коня. Раненое животное присело на задние ноги, отчего удар тюрка пришелся не по шее русича, а скользнул по его спине, защищенной кольчугой. Ответить на выпад Костя не успел, набравшая ход лошадь вынесла его
