двадцать, светлые волосы выбивались из-под шлема, лицо покрывали веснушки, а глаза все еще горели азартом схватки. – Рональд первым бросился на этих тварей, но они, видимо, чуют в темноте получше кошек. Его подняли на копья и порешили топорами. Тогда подоспели мы и вдарили по ним. Порубали всех! Они за своим брательником спустились, того стрела задела, он и упал. Думали его подобрать – а тут мы! Всех порубали! А сверху как начали стрелять… Двух наших сразу положили, Флавьена навылет. Потом еще и Гуилерме с Марком пришпилили. Но мы все равно утащили эту тварь!
Рыцарь осклабился. Все остальные тоже против воли начали растягивать губы в улыбку. Как бы ни был страшен враг, но его можно убить. А это внушало оптимизм.
Христиане не успели расспросить подробней участника недавней драки с нечистью.
– Эй! – разнесшийся над ущельем голос был подобен грому. Если бы дело не происходило в одиннадцатом веке, Костя решил бы, что используют «матюгальник»[87] . – Люди Запада, воины Христа, слышите меня?
Крестоносцы молчали.
Голос продолжил:
– Выдайте нам двоих и вы можете сохранить свои жизни!
По рядам воинов пробежал легкий гул.
– Свяжите и оставьте у скалы рыцаря Тимо и его оруженосца… И мы откроем проходы!
– Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo…[88] – монах читал молитву, не переставая.
– И тогда мы дадим вам… остальным… возможность уйти.
Горовой тихо выругался. Костя оглянулся.
Голос затих. Противник ожидал реакции на свое предложение. Она последовала быстро. Бозэ, выражая мнения многих, чьи недвусмысленные бормотания и реплики звучали вокруг, громко проорал в ответ:
– Поцелуй меня в задницу!
Вокруг только насупленные лица. Никто не дрожал и не выказывал страха. Боязливые и слабые духом из этой армии уже давно закопаны в песках.
Настаивать не стали. Через мгновение обстрел возобновился.
…К утру раненых стало больше. Во всем этом был только один положительный момент – враг не использовал яда для наконечников. Ни один из тех, кто получил порезы от утыкавших все и вся стрел, пока не умер. Больше плюсов не было.
Когда первые лучи солнца вынырнули из-за склонов гор, крестоносцы еле держались. За всю ночь неприятель дал им лишь несколько коротких передышек, с завидной точностью поливая христиан, постоянно менявших расположение, смертоносным потоком стрел.
Мертвых не прибавилось, зато и целых практически не осталось. Каждый из тех, кто прятался за щитами, не имея возможности выбраться из каменного мешка, получил один, а то и несколько болезненных порезов или уколов. Семеро были серьезно ранены.
К рассвету активность врага пошла на убыль, а с восходом солнца и вовсе прекратилась.
Крестоносцы недоверчиво вздохнули, ожидая подвоха. Но обстрел не возобновлялся.
Когда стало понятно, что противник отступил, многие повалились наземь. Сил у людей больше не было. Но уже через час франки отдышались и осмелели настолько, что решили сделать вылазку. Вера в то, что выход существует, не покидала христиан.
К северной части котлована двинулись трое во главе с тем самым молодым рыцарем, притащившим труп гнома. На юг – троица под командованием Малышева. Костя хотел изучить более пологую скалу. Навыки скалолазания у него были, так почему бы и нет?
Осмотр не дал утешительных результатов. Попробовать при таком раскладе все равно придется, конечно, но шансов не ахти.
Костя погладил камень скалы. Склон был гладкий, с редкими сколами и трещинками, довольно крутой, но не такой высокий, как противоположный. К тому же с него вроде и не стреляли ночью.
Нужны были костыли и веревка. С веревкой проблем не было. Практически у каждого в отряде нашелся кусок бечевы или кожаные путы, а вот что-нибудь, подходящее на роль штыря с ушком, пришлось поискать. Свои запасы, прихваченные из двадцатого века, Малышев оставил в обозе, о чем уже несколько раз пожалел, перебирая обломки копий, наконечники стрел и кинжалы, сваленные перед ним в кучу. Все не то. Но на безрыбье сгодится.
Враг себя не обнаруживал, что еще больше подтвердило уверенность большинства воинов Христовых в том, что их противник – порождение нечистого. Только исчадия ада боятся Божьего света.
Солнце миновало зенит, когда Костя вернулся к скале. Вместо мешка с мелом на его поясе висела сумка с песком, вместо костылей – кинжалы с петлями на крестовинах, а нейлоновый трос был заменен мотком разномастных шнуров.
Медленно… Аккуратно…
Малышев с удовольствием отметил, что его физическая форма здорово улучшилась, а лишения последних месяцев практически убрали намечавшийся было животик. И то помощь.
К вечеру он прошел почти половину дистанции.
11
Ночью обстрел возобновился, вот только били теперь не с одной стороны, а сразу с трех.
Крестоносцы, ободренные тем, что выход из каменной ловушки мог быть найден уже завтра, загодя приготовились к продолжению ночных неприятностей. Раненых они снесли в центр, поставили вокруг них столбики из камней и накрыли щитами, нарубили фашин из чахлого кустарника, прикатили валунов и выстроили невысокие, но крепкие стены. В центре площадки теперь возвышалось настоящее укрепление… Лагерь.
Но враг тоже времени не терял. Вместе с хлопками луков со стороны засыпанного склона послышался еще какой-то шум.
Крестоносцы подобрались. Если это вылазка… Оо-о! Мечта. Сколько бы ни было там, в темноте, этих бочкообразных коротышек-гномов, они – смертны. После ночи под обстрелом, когда ты скрежещешь зубами, ожидая, найдет ли посланница с небес щель в твоей обороне или нет, когда рядом хрипит друг, а ты не можешь ничего сделать… Ууу… Живой враг на расстоянии удара меча – это был бы подарок для уцелевших христиан.
Сталь полезла из ножен, копья повернулись, несколько обладателей арбалетов начали крутить вороты.
Луна еще не вышла из-за гор, а звезды давали ничтожно мало света. Вот промелькнула тень… еще одна.
Рядом с Малышевым поднялся высокий кнехт, прицеливаясь туда, где вот-вот мог появиться враг. Из темноты что-то ухнуло, здоровенный осколок скалы свистнул над Костиной макушкой и снес голову кнехту. Только ошметки полетели вокруг.
Жах! Еще один валун врезался в сомкнутые щиты, проломив строй. Рыцарь, попавший под удар, даже не рыкнул, умер мгновенно.
– Deus lo volt! – Клич Горового был подобен ушату воды, выплеснутому на оцепеневших крестоносцев.
Казак выхватил саблю и бросился вперед. За ним тут же метнулся барон де Виль и десятка полтора рыцарей, остальные, крестясь, сомкнули щиты.
– Вперед, воины Христовы! Вперед, кому дорого слово Божие! – На давешнего монаха, казалось, напал приступ ярости.
Смиренный инок вскочил, дубинка, окованная железом, мелькала над его головой подобно жезлу коннетабля или оружию былинного богатыря. От фигуры веяло чем-то эпическим, завораживающим.
– Те, кто останется, будут прокляты. Те, кто пойдет, прославятся! За мной!
