Он осторожно встал и тихо подошел к двери.
— Детей под кровать. Быстро.
Некоторое время прислушивался, прижимаясь ухом к деревянным доскам, потом разогнулся и окинул взглядом опустевшую комнату.
— Чтоб тихо…
В темноте раздался звук осторожно снимаемого засова, потом негромкий скрип приоткрываемой двери. Заколыхался поддуваемый появившимся сквозняком маленький огонек у печи. Теперь уже ясно послышались детские всхлипывания:
— Никого нет… Совсем никого…
Юрм высунул голову за дверь:
— Ну иди сюда, малышка, быстрей…
Плач разом смолк и наступила испуганная тишина, прерываемая только воем обезумевших собак. Лаума старалась не дышать — набухшая капля холодного пота, немного постояв, сбежала со лба на щеку.
— Ну, быстренько…
Простучали торопливые детские шажки, и к Юрму прижалось маленькое испуганное тельце, в темноте заблестели два широко раскрытых, доверчивых глазика. Лязгнул закрываемый засов, и он поднял на руки совсем маленькую, лет пяти, девочку.
— Ты кто же такая будешь? И где твои мама и папа?
Лаума с трудом шевельнула пересохшим языком и хрипло выдавила:
— Юрм… Началось…
Он повернул голову к двери, потом к окну. И сразу понял — пошло… Стих раздирающий вой собак — на улице стояла глухая тишина, и даже ветер не шелестел, подметая брусчатку опавшими осенними листьями. В воздухе больше не было напряжения, как будто порвалась невидимая, туго натянутая струна плотины, и город быстро затапливала волна поднимающегося ужаса. Он мягко опустил девочку на пол:
— Под кровать — к детям. Быстро.
Лаума наконец подняла тяжелую руку и вытерла со лба липкий холодный пот.
— Господь, Бог мой, помоги нам…
Юрм осторожно присел на лавку у окна и краешком нахмуренных глаз глянул на улицу.
— Юрм, миленький, отойди от окна…
— Тише…
Ярко светила луна, наполняя белым безжизненным светом пустую улицу и дома напротив, черневшие глухо задвинутыми дверями и плотно зашторенными окнами.
Под кроватью начала шмыгать носами малышня, опять готовясь зареветь. Лаума опустилась на колени и нащупала в темноте маленькие вздрагивающие головки:
— Ну, маленькие мои… Все хорошо.
Девочка-найденыш испуганно таращила глазки, переводя взгляд с Юрма на Лауму и обратно. Не по- детски серьезные глаза тоже начали наполняться слезами. Лаума успокаивающе взяла ее за руку:
— Успокойся, все будет хорошо. Давай под кровать — к ребятам.
Штруп-штруп, штруп-штруп. Лаума вздрогнула и побледнела, Юрм быстро прижался к стене.
В конце улицы показались быстрые темные фигуры — огромные, высотой в рост человека, они неясными силуэтами отражались на стенах проносящихся мимо домов и на мощенной булыжником мостовой. Исполинские гончие псы мягкими прыжками неслись по городу, легко перескакивая изгороди и запертые калитки, свободно взлетая на покатые крыши пристроек и пустовавшие будки городской стражи…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Под мягкими лапами не поднималась пыль, не шелестели опавшие листья, даже случайно не колыхнулись тонкие ветки декоративного кустарника и цветов…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Юрм прижался к стене, сердце как сумасшедшее колотилось в груди, но он все равно краем осторожно смотрел, не в силах отвести зачарованного взгляда. Мимо мелькнула первая тень, вторая, третья… Четвертая, легко взвившись в воздух, перескочила через изгородь соседа напротив. Бог мой, бедный старый Хаус… Он и так прошлый раз разодрал зубами всех крыс в окрестных домах…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Где-то недалеко пронзительно закричала женщина, зазвенело разбитое стекло, опять отчаянный крик и невнятная ругань, оборвавшиеся на половине…
Штруп-штруп, штруп-штруп. Мягкая, чуть слышная поступь легких лап начала постепенно отдаляться. Юрм вытер рукой вспотевший лоб и перевел дух:
— Пронесло…
Неподвижная бледная Лаума подняла непослушные руки и протерла глаза:
— Бог мой, как хочется пить…
Юрм отодрался от стены:
— Сейчас…
И вдруг наткнулся на расширенные, полные ужаса глаза девочки-найденыша…
— О-о-о-окно…
Он резко обернулся. Через стекло прямо ему в лицо смотрела огромная черная голова пса, поблескивая внимательными зрачками и ровным рядом острых зубов в разинутой пасти… Глаза начали увеличиваться, постепенно заполняя собой все пространство окна, потом комнаты, потом головы, души — ледяное спокойствие неживого, нечеловеческого, уверенного в своем господствующем всесилии и не понимающего человеческое, пронизывающим сквозняком прошло через тело…
— Юрм!!!
Истошный крик Лаумы заставил его вздрогнуть, он медленно повернулся…
— Юрм…
Но это уже был не Юрм — на нее смотрели дикие, пылавшие огнем глаза зверя.
— Юрм, остановись…
По ее щекам потекли горячие слезы.
— Юрмочек, родненький, это же я — твоя жена, ты же любил меня…
Зверь в образе человека пригнулся и одним прыжком преодолел расстояние до Лаумы, воздух потряс дикий нечеловеческий вой. С глухим стуком отлетела в сторону и ударилась о печь отброшенная девочка- найденыш…
Лаума закрыла голову руками. С животным ревом зверь начал клочьями срывать одежду, обнажая нагое тело с красными, быстро набухающими бороздами царапин и синяков…
Над головой нависли выступившие стены разрушенного замка. Сергей мягко двинулся вдоль — из тумана вырисовались две остроконечные сторожевые башенки и полуразвалившаяся арка въездных ворот. Ров, когда-то полный воды, был почти засыпан битым мусором и зарос все тем же колючим, вездесущим кустарником. И ни одной твари…
Что здесь было не так? Подобные места — излюбленные прибежища членистых многоногих — всегда просто кишели клацающими челюстями и жвалами. Или же были заселены бездумными моргами…
Сергей закрыл глаза и сосредоточился. Несколько тусклых, почти невидимых пятнышек сзади, слева, справа — далеко, за пределами ста шагов. И абсолютно ничего впереди. Гм…
Он обошел лежавшую огромную обгоревшую створку центральных ворот, под ногами хрустнуло крошево битого кирпича. Над головой проплыла арка главного входа, соединяющая сторожевые башенки, и он осторожно ступил на внутренний двор. Здесь когда-то была большая битва…
Каменный двор-колодец был почти полностью засыпан осколками камня, обгоревшими деревянными балками, кирпичом и мусором — остатками основного арсенал-каземата, от которого остался только первый этаж. Видимо, взорвался пороховой погреб… За ним высоким пятном проглядывал величественный донжон.
Сергей, стараясь как можно меньше хрустеть по битому, наваленному кучами камню, стал пробираться ближе — ему нужно было туда. Там, скрытые в недрах подвалов, обычно хранились припасы, и там могла быть вода. Он находился в тумане шестой день, и вторые сутки ничего не пил — вода вообще крайне редко встречалась в сухом Рохе.
