горожане против вас? – спросил Зан.
– Со временем люди примут Люцию. Или я заставлю их принять ее. Сейчас горожане похожи на детей, бьющихся в истерике, и если они не придут в себя, то будут наказаны. Я буду держать своих подданных в строгости.
Они завернули за угол и шагнули в длинную тень, отбрасываемую скульптурой каменной кобры или, возможно, фигурами мужчины и женщины, соединившимися в объятиях. Лучи вечернего солнца падали на скульптуры. Надвигался вечерний сумрак. Какое-то время они молча прогуливались, потом Анаис заговорила снова.
– Я должна извиниться перед вами.
Зан удивился.
– За что?
– Я была слишком самонадеянна. Я настолько увлеклась, стараясь обыграть своих противников, что не рассмотрела своего самого большого союзника. В течение многих недель я представляла Люцию членам благородных семей, пытаясь рассеять возникшие мифы. А вы поддержали меня в вопросе престолонаследия, даже ни разу не увидев ту, за кого боретесь.
Зан склонил голову. Анаис знала причину, по которой Икэти был на ее стороне.
– Вы как всегда правы. Я никогда не встречал Люцию. Вы окажете мне высокую честь, если представите наследнице.
Принцесса Люция, закончив дневные занятия, вышла в сад, располагавшийся на плоской крыше южного крыла императорского дворца, чтобы насладиться последними лучами вечернего солнца. Заэлис сопровождал ее. Девочка любила своего высокого, белобородого наставника. Он во всем потакал принцессе, а его глубокий певучий голос успокаивал. Люция знала, что учитель испытывает к подопечной только самые лучшие чувства. Она наслаждалась свободой, которую получала, оставаясь с наставником наедине. Заэлис был единственным человеком, при котором наследница могла не скрывать свои таланты.
Учитель и воспитанница сидели рядом на скамье в живописной беседке, густо увитой пышными причудливыми растениями. Кисти ягод свисали из глубины тропической зелени листьев. Насекомые гудели и жужжали, опыляя ароматные цветы или проносясь в воздухе над головами. На деревьях вокруг беседки расселись большие черные птицы. Вороны императорского дворца признали Заэлиса, и учитель тоже привык к их присутствию. Они были самыми надежными защитниками юной наследницы. Сарамирские вороны привязывались к определенной территории, и это развило в птицах охранный инстинкт. Они неустанно, словно за неразумным птенцом, следили за Люцией.
– Вы чем-то обеспокоены? – поинтересовался Заэлис.
Люция кивнула. Наставник овладел искусством без слов понимать ее настроение, даже если на лице девочки не отражалось никаких чувств.
– Тем, что происходит в городе?
Девочка кивнула еще раз. Ей никто ничего не рассказывал, наставникам и охране дали указания сохранять в тайне происходящее вне королевских покоев, но Люция каким-то образом узнавала обо всем. Как можно скрыть что-либо от ребенка, который умеет разговаривать с птицами? Заэлис не обращал внимания на запрет императрицы и объяснял девочке все, что творится в городе. Но даже ему Люция не говорила о том, что узнавала о событиях в Аксеками от Госпожи сновидений.
– Во всем виновата я одна, – спокойно произнесла девочка. – Все началось из-за меня.
– Я всегда знал о ваших способностях, – решился на признание Заэлис. – И долго ждал, пока они проявятся.
Люция внимательно посмотрела на наставника.
– Вы будете присматривать за мной, не так ли?
– Конечно.
– Так же, как и моя мама?
Заэлис заколебался. Но не было никакого смысла скрывать правду, девочка видела его насквозь.
– Мы попытаемся, но императрица ничего о нас не узнает.
– Кто это – «мы»? – поинтересовалась Люция.
– Вы знаете – кто.
– Я никогда не слышала, чтобы вы назвали имена.
– В этом нет необходимости.
Люция ненадолго задумалась.
– Вы думаете, я опасна? – спросила принцесса через какое-то время.
– Я думаю, что ваше появление было неизбежно, – ответил Заэлис.
Казалось, она поняла его, но почему тогда насторожилась?
– Идет мама, – пробормотала девочка. И почти одновременно все вороны взлетели с хриплыми криками, плавно махая черными крыльями.
Спустя несколько мгновений, в поле зрения показалась императрица в сопровождении Зана ту Икэти. Анаис посмотрела на поднявшихся в вечернее пылающее небо воронов, но на ее лице не отразилось никаких чувств. Люция вместе с Заэлисом приблизилась к ним.
– Зан ту Икэти, позвольте представить вам мою дочь Люцию, – сказала императрица.
Но едва ли кто-то из них двоих услышал слова Анаис. Зан и Люция уставились друг на друга с изумлением. Императрица и Заэлис обменялись озадаченными взглядами. А затем глаза Люции наполнились слезами. Девочка бросилась к вельможе и схватилась ручонками за его пояс, уткнув голову прямо ему в живот.
– Люция! – воскликнула императрица.
Зан провел рукой по белокурым волосам наследницы императрицы, и в его глазах появилось замешательство. Принцесса внезапно отстранилась, еще раз пристально посмотрела на него сквозь слезы и, повернувшись, скрылась в зеленой листве сада.
Все трое еще какое-то время стояли, онемев. Первой пришла в себя Анаис.
– Зан, не могу даже подобрать слова, чтобы извиниться перед вами. Она никогда…
– Все в порядке, Анаис, – задумчиво, словно мысли его витали где-то далеко, произнес Зан. – Все хорошо. Думаю, мне лучше уйти. Я, кажется, расстроил наследницу.
Не дожидаясь ответа, Зан повернулся и медленно пошел к выходу. Анаис двинулась следом, оставив Заэлиса одного. Учитель отступил в беседку и опустился на скамью.
– Так, так, так, – бормотал он, и странная улыбка освещала его морщинистое лицо.
Глава 24
Азара убила еще раз, уже в Хайме.
Риск был ничем не оправдан, она не нуждалась в подпитке, но ей хотелось развлечься. В этой унылой деревушке для скучающей девушки не нашлось иной забавы. На этот раз она выбрала мужчину. Азара не испытывала уважения к мужскому полу и надеялась, что ее не будут мучить угрызения совести.
Жертва, пьяница и дебошир, считал темную короткую дорогу от трактира до своего дома полностью безопасной. Азара сумела доказать обратное.
Затем, спрятав тело в горах, она возвратилась к себе. Азара не боялась, что ее поймают. На теле не осталось никаких следов, которые указали бы на нее как на убийцу. Пьяница просто заблудился по пути домой и замерз. Или, возможно, сердце остановилось, не выдержав того количества спиртного, которое он в тот вечер залил в себя в трактире. Все деревенские жители знали о его невоздержанности.
Азара сидела в комнате одна. С самого начала путешествия она предпочла одиночество. С тех пор ничего не изменилось.
Обстановка комнаты на постоялом дворе не отличалась излишествами, как и все остальное в Хайме. В центре стояла широкая кровать, застеленная старыми шерстяными одеялами, побитыми молью. На стене у окна висел фонарь; по голому, дощатому полу гуляли сквозняки. Холодные ветры гор, ворковавшие снаружи, врывались через щели в стенах, леденя тело. Фонарь не горел, но Азару это совершенно не волновало. Она, словно кошка, видела ночью так же хорошо, как и днем. Девушка вслушивалась в ночные звуки, в треск и скрежет, которыми отдавались хлипкие стены постоялого двора, когда по ним хлестал порывистый ветер.
