в клуб на веселый спектакль «Тетка Чарлея» — и шпана туда же. «Во время второго действия между порховскими и охтенскими посетителями клуба произошла драка. Сначала дрались на улице, а потом, гоняясь друг за другом, с криком ворвались в зрительный зал и там открыли стрельбу из револьверов. С улицы в это время полетели камни. Публика в ужасе бросилась из зала, давя друг друга, некоторые полезли под эстраду, другие бросились к дверям и окнам. В итоге выбиты все стекла, несколько человек получили серьезные ранения». Вот тебе и веселая тетка Чарлея!
Многие твердо уверены, что при большевиках народ ходил исключительно строем. Вот примерно так это выглядело. Неудивительно, что народ хотел порядка. Удивительно, что государство порядок навело. Как выглядело уничтожение цвета нации в ходе политических ре прессий и какой вред был нанесен стране и нации — особенно наглядно видно по «чубаровскому делу».
Но это, так сказать, история родных переулочков. Прошлым летом за сад Сан-Галли серьезно взялись и как следует его отреставрировали. Откопали дорожки, подвезли гравий, уложили дорожки заново, завезли новые скамейки, поставили фонари в самом саду и на подсветку зданий. По весне все просто отлично выглядело. Ну и конечно, как только сад просох, его открыли для граждан. И граждане вошли в сад.
Перво-наперво граждане сели на спинки скамеек, удобно поставив ноги в грязных башмаках на сиденья скамеек. Это очень демократично — сидеть так, как тебе нравится. Например, очень хорошо сидеть на ступеньках эскалатора в метро. Ничего, что там уличная грязь, а потом ты своей грязной жопой об людей трешься. Главное — ты свободный человек и можешь сидеть, где угодно. Так и со скамейками — ведь на спинки никто не ставит ноги, поэтому и сидеть надо именно на спинках. А ноги удобно ставить на сиденья. Захочешь посидеть — сам сядешь на спинку, деваться некуда. Городским властям давно пора переосмыслить саму суть скамеек. Новой скамейке не нужно сиденье. Новая скамейка должна состоять только из спинки, на которую невозможно встать ногами. Ну и внешне, судя по всему, должна напоминать коновязь или низкие футбольные ворота: жердина на двух подпорках. И граждане будут довольны, и красить проще. А пока что спинки можно оборудовать заточенными штырями — я в Париже видел, там на постаменты памятников густо ставят, чтобы дебилы не залезали и голуби не садились (и те и другие засирают просто все).
Загаженные скамейки — это, понятно, не все. Люди, сидящие на спинках скамеек, постоянно пьют пиво. А пустые бутылки и банки бросают на свежеуложенные дорожки. Это не говоря о том, что они получают удовольствие от курения, богато забрасывая все вокруг себя бычками. Вот плевки на щебенке видно не очень хорошо, потому картина не совсем полная.
Окончательно дополняют картину владельцы собак, выводящие своих любимцев в сад на прогулку. Естественно, каждый любимец несет в сад не менее полкило говна, которое без затей высирает прямо на дорожки. Многие вообще действуют в режиме «живой тюбик» — говно из них лезет без остановки. И все на дорожки. В результате только что отреставрированный садик засран по полной программе — и это еще не наступило лето и нет белых ночей, когда в саду будут гадить круглосуточно. Казалось бы, чего проще? Положи в карман пару полиэтиленовых пакетиков, и когда зверь погадит — подбери дерьмо да выкини в урну. Это ж центр города, в любви которому клянется каждый встречный. Но нет, это не про жителей c00lурной столицы. Когда подбираешь дерьмо за своей собакой — прохожие смотрят с нескрываемым удивлением и всегда комментируют вслух типа «ну надо же, никогда бы не поверила, если бы своими глазами не видела». Владельцы собак не комментируют, только смотрят как на идиота.
— Э… А эта… А какая связь между собачьим говном, небоскребами и изнасилованием вместе с пролетарским правосудием?!
— Зачем тебе связь? Не надо никакой связи, и так хорошо.
— «Двадцать два веселых хулигана девушку поймали у фонтана».
— Особенно весело, когда это твоя сестра или мать.
— Интересно, а как поступили потом с отказавшим в помощи девушке милиционером?
— Возможно, изнасиловали всем околотком.
— Я правильно понимаю, что разгул преступности возможен только в условиях ослабления контроля за контингентом со стороны правоохранительных органов?
— В условии отсутствия власти как таковой. Менты — часть оной, причем не главная.
— Дмитрий Юрьич, а ты всегда говно за Собакой-Убийцей убираешь?
— Нет, конечно. Обычно сам сру рядом.
— Пару лет назад артист Конкин, что Шарапова играл, выступая на концерте в День милиции, сказал, что он слово «мент» считает оскорбительным. Как ты к этому относишься (к обозначению милиционеров ментами)?
— Раньше было оскорбительным. Теперь прижилось.
— А по поводу «кукурузины», или как еще называют Газпром-сити «мечта импотента» — почитайте академика Лихачева.
— Он был строителем, я правильно понимаю?
— Однако какая классная рекламка стройки Газпрома!
— Плюс она неплохо проплачена.
— Я думаю, следовало начать с того, что почти 50 % строительства этого мегасооружения профинансирует город…
— А налоги Газпром будет платить в Вашингтон.
— Видимо, к нам такие мощные вливания идут из Москвы, что деньги девать некуда.
— Нет, конечно, все не так: это мощная промышленность Петербурга, уничтоженная в перестройку, приносит столько денег.
— Люди суть приматы. Собиратели. Чтоб пожрать, надо двигаться. Ночевка в гнезде — одноразовая. Соответственно срут под себя. Но блох нет. У львов, например, логово постоянное. По нужде — за бархан и там закопать. А блох — море. Так что в генах дело. Они ведут в матче с культурой с разгромным счетом.
— Всегда было известно, что немцы отличаются от русских на генетическом уровне.
— Какой смысл сопротивляться движению прогресса?! Собака лает — караван идет (это про строительство), а что касается засранных скверов, то с пролетариями вопрос можно решить только путем физической расправы (ни в коем случае не убийство, мертвому наука впрок не пойдет), поскольку у данных представителей общества авторитетом является только сила.
— Каков процент пролетариев среди владельцев собак?
— Если исторический памятник приходит в негодность, его либо реставрируют, либо восстанавливают, а никак не сносят.
— А если памятник не исторический?
— А академик Лихачев — часть нашей культуры, истинный петербуржец, для которого облик и дух города всегда был выше тех денег, которые могут быть получены, если вобьем этот гвоздь рядом со Смольным собором.
— Он строитель?
