— Я сразу поверил.
— Дело не в вере, камрад. Дело в уродах, в том числе и в молчащих уродах.
— У меня воспитанница была из детского дома, 14 лет. С 11 до 13 лет мать отдавала ее своим мужикам за водку. Потом эту мразь посадили, а дочка к нам попала.
— Уроды.
— Кто застучал в результате?
— Нашлись бесстыжие твари — загубили любовь.
— Откуда твари прознали — непонятно. Неужто сам папа похвалился?
— Люди — они живут среди людей.
— Заинтриговал, Д.Ю. Интересно, как такие внутрисемейные дела до суда доходят, если все всех любят, все молчат, а занавески плотно прикрыты.
— Конспирацию соблюдают только те, кто этому обучен и обладает крепкой волей, — и то регулярно палятся. У остальных не получается никогда.
— И все же позвольте поинтересоваться, эти люди хотя бы с виду нормальные?
— Не поверишь, камрад, но все так называемые маньяки и душегубы впечатления ненормальных не производят в принципе. Если не касаться убийств/насилий — обыкновенные, ничем не примечательные люди.
— Видимо, ты один в курсе. Потому как никаких серьезных исследований, подтверждающих вред, скажем, от ЛСД, не существует. А существуют желтые газеты, желтые журналисты и оболваненный народ.
— Дорогой друг. ЛСД проверяй на своих собственных детях. Потом расскажешь о результатах.
— Так госнаркоконтроль и поставляет наркотики и налаживает розничную сеть.
— А фасуют наркоту прямо в Кремле, да?
— Ты же опер, сам должен быть в курсе, какое надо организовать оперативное прикрытие, чтоб поставлять наркоту в таких количествах. Вряд ли басурманы способны такое организовать без поддержки силовых структур. Это логическое заключение. Фактическое — капитан милиции, лет 30, простой опер госнаркоконтроля, живет в соседнем подъезде и ездит на новом «лендровере». Про богатых родственников не рассказывайте, семья у него совсем не богатая. В мою бытность опером такого себе не позволяли даже начальники подразделений.
— Так это ж разное, камрад. Речь не про госнаркоконтроль, а про демократию — при которой вот такой контроль.
— Да не разное это ни хрена.
— Да как же не разное, когда разное?
— Я до сих пор встречаю на улице своих старых барабанов. Рассказывают страшные вещи про то, как, где и в каких количествах торгуют и кто прикрывает. Я живу на той земле, где опером трудился, и весь контингент знаю с юношеских лет еще. Все говорят, что купить герыч сейчас проще, чем хлеб, по крайней мере круглосуточно и в любых количествах.
— Камрад, ты ж про власть в государстве говоришь, про государственную политику. Я правильно понимаю, что ее определяет госнаркоконтроль?
— Сколько твоих знакомых сдохли от травы?
— Сколько твоих знакомых девочек изнасиловали отцы?
— Дим Юрич, а как внутренняя честность людей? Ведь человек знает, что идет с наркотой бороться, а не деньги на этом зарабатывать? Почему власть должна все контролировать, неужели человек все может делать только из-под палки?
— Человек — существо нечестное и крайне злобное. Самостоятельно он может строить только бандитские анклавы. Государство — чиновники, армия, тюрьмы — продукт цивилизации, а не честности. Нужны они для того, чтобы хоть как-то оттащить одних честных от других честных.
— А кто создал цивилизацию? Один из победивших бандитских анклавов?
— Если все вокруг бандиты — понятие бандитизма утрачивает смысл. Через это следует понимать, что бандитами они не были, но сегодня воспринимаются именно так. Отход от привычного бандитизма и есть цивилизация.
— Глядя на господствующую здесь ненормативную лексику, возникает сомнение в «воспитательной» функции сего действа.
— Употребить слово «х…» и рассказать о безопасности приема наркотиков — это, безусловно, одно и то же. Тебе сколько лет, камрад? Академический интерес.
— Камрад, в очередной раз постараюсь пропихнуть сквозь непроходимую тупость и зашоренность мысль — алкоголь опаснее многих веществ, которые принято называть наркотиками.
— Дорогой друг. Населению России достаточно водки — поверь на слово. С рассказами «ничего не будет» обратись в какое-нибудь другое место.
ЖИТЬ СТАЛО ЛУЧШЕ, ЖИТЬ СТАЛО ВЕСЕЛЕЕ
23.06.08
С мест сообщают:
Продукты отнимают у 40 % россиян от половины до трех четвертей семейного бюджета. Такие данные представил Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) по итогам социологического опроса. По сравнению с опросом, проведенным полгода назад, доля таких семей снизилась на один процент.
Всего лишь шесть процентов респондентов тратит на еду менее четверти семейного бюджета. В Москве и Санкт-Петербурге эта доля даже ниже — 5 %. При этом в городах с населением от 500 тысяч человек меньше 25 % доходов на питание расходует 10 % опрошенных. У 16 % продовольствие забирает более трех четвертей бюджета.
По сравнению с прошлым годом на семь процентов (с 52 до 45 %) снизилось число тех опрошенных, кто из-за повышения цен на продукты питания вынужден ограничивать себя в тратах на продукты. Число тех, кто признает урон для личного бюджета, но на питании это не отражается, выросло с 34 до 40 %. Лишь 9—11 % опрошенных отмечают, что инфляция влияет на их бюджет несущественно. Не придают значения повышению цен только 2 % респондентов.
Больше всего от роста цен страдают малообеспеченные слои населения. Из тех, кто оценивает свое материальное положение как плохое, 69 % вынуждены изменить свой рацион. Среди среднеобеспеченных эта доля составляет 42 %, а среди высокообеспеченных — 21 %.
Всероссийский опрос ВЦИОМ проведен 17–18 мая 2008 года. Специалисты центра опросили 1600
