учебные успехи внука, которого снимают нагишом в «Плэйбое», про умную Татьянду и её бой-фрэнда из «ЭйрАумэрыка», про рюшечки своего очаровательного платья и про мужлана Перепутина, что прислал ей на 8 марта какого-то арабского рысака, хотя обещал «чайный домик» в Петергофе…
— Ах, Борух, эти новые какой-то сплошной моветон! Я уже звонила Жоре в Белый Дом, ябедничала… он обещал приструнить мальчонку! Да ты меня и не слушаешь, Борух!
Старик Ухуельцин всегда считал себя русским богатырём, сибирским медведем, эдаким руззудись плечо, развернись рука… А эта стерьва всё одно: Борух! да Борух! поганка нерусская! Родной дядя старика Ухуельцына Шлома Ахуэльцин в гражданскую Комиссарил на Урале, за что его сначала наградили всеми звёздами и бантами революции, а потом расстреляли. А отец был из крепостных кондово русских крестьян, и фамилия его происходила не по материнско-еврейской традиции от какой-то там Эльки-жидовки, а от исконного обычая русских ель-чан варить уху из молодого ельника-ельца. Так было написано во всех биографиях и энциклопедиях. И старик Ухуельцин свято им верил.
— Сама ты Сарра! — ответил он ехидно. И тут же утратил весёлость. — Ходит, понимать, нервирует! Тут не знаешь, когда эти коммуняки расстреливать придут, а она ходит всё…
Памперс не налазил и советник вскрыл новую упаковку, которыми был завален кабинет прима- президентия.
— А тебя и демократы расстреляют… — не растерялась благоверная, — или повесят, хе-хе! Расчленитель! — старуха знала про шпунтированное сердце старика Ухуельцина и не упускала случая ласково пошутить.
Поп Гапон вошёл, когда старуха сама начала натягивать на супружника самый большой памперс, ласково матеря советников, охранников и помощников мужа.
Ухуельцин тут же спрятался в шкафу.
А поп Гапон злорадно потёр руки.
— С международным праздничком вас! С днём коммунны! И независимости! Ага!
И сдёрнул маску.
Под маской было помятое Кешино лицо.
Охранники подняли руки вверх, и советники, и помощники тоже. Старуха Ухуельцина подняла вверх подол роскошного белого платья от Джанни Гугуччи и натянула его на голову.
— Всё! — сказал Кеша голосом прокурора. — Попили народной кровушки? Хватит!
Он аккуратно перестрелял всех, не обращая внимания на протесты, посулы и проклятия. Затем вытащил из шкафа матерого старика.
— У мене последнее желание, понимать! — мужественно сказал Ухуельцин.
— Изъявляй, ирод! — благородно разрешил Кеша.
— Хочу, дарагие рассияне, памперс сменить… этот, по-нимашь, полный уже!
Кеша нажал на спуск.
Серебряная пуля отскочила от шпунта. Вторая застряла в содержимом памперса. Ещё семь серебрянных пуль отскочили от прочих органов, вшпунтированных матёрому старику врачами-вредителями. Серебра больше не осталось. Тогда Кеша вытащил из-под полы осиновый кол и начал им зверски наносить жертве многочисленные телесные повреждения. За спиной у Кеши, незримой аватарой, стоял сам Иисус Христос с бичом в руке.
Стоял. И тихо радовался.
На следующий день все газеты писали о том, что в результате очередного международного терракта, осуществлённого Ус-Салямой бин Ал-Ладином совместно с русскими фашистами-скинхэдами и футбольными фанатами, было истреблено семейство известного актёра, игравшего первого президентия Великой Россиянии в нашумевшем фильме «Ура, демократия!». Сообщалось также, что сам старик Ухуельции не пострадал и отдыхает с супругой в резиденции на Иссык-Куле (по другим источникам, лечится от диареи[48] в Баден-Бадене).
Очевидцы-несвидетели утверждают, что ассистировал международному террористу известный придворный оппозиционер Ельцюганов, он же Зюгаельцын, он же Фёдор Интернационалов, он же Поп Гапон… Это подтверждает и маска Попа Гапона, найденная на месте преступления в резидентской президенции Ручаров Бочей…»
Нет, мы боролись не с ветряными мельницами. Мы сражались с кощеями бессмертными и прочими многоглавыми змиями, у которых на месте отрубленной головы вырастали три новые… ещё более болтливые, мерзкие, алчные и прожорливые. Народные террористы, понимашь! Проще было убрать самого чёрного человека…
Наёмным убийцей быть доходней, чем каким-то там писателем. Это знает каждый ребёнок. Кеша сказал мне, что я мог бы зашибать неплохие башли… Нет, я человек настроения: сегодня мне нравится выполнять заказ, а завтра я пристрелю самого заказчика…
— А ты давай себе заказы сам, — подсказала совесть.
— А если я ошибусь? — парировал я.
Совесть промолчала. Она точно знала, что в таких делах я не ошибаюсь. Хорошо… я ведь языковед, я работаю со словом. И сейчас я вам объясню, что такое «совесть». Это двучленное слово: «со-» — это приставка сопричастности, «весть» — это не совсем весть, а та самая Благая Весть (Евангелие так и переводится дословно «благая весть»). Получается, что «иметь совесть» это просто жить в соответствии со Святым Писанием. Вот так.
А в Писании сказано: «Не мир принёс Я вам, но меч». И ещё: «Мне отмщение, и Аз воздам». Понимаете? Аз воздам! Господь воздаст всякой сволочи по делам её, в полном соответствии со Святым Писанием… и безо всякого пацифизма. А все эти «подставь левую щёку…» — это только для «ближних», для братьев, сестер, матерей, отцов, единомышлеников… Всем прочим Христос щёк подставлять не предлагал… Но… Аз воздам! Вот в чём вопрос… Уверен ли ты, что именно тебя выбрал Господь орудием своего возмездия, своим мечом?! Тут любой философ зубы сломает.
Это у матросов нет вопросов… Кеша мои сомнения развеял:
— Ну, ты чего в натуре, — даже удивился он, — да если б я заваливая этих гадов, не Божье дело вершил. Он бы первым мою руку отвёл… Нет, Юра, я не шибко верующий, но у меня Бог в душе… Дед покойный, казак лихой, чего мне говорил…
— Чего? — переспросил я.
— А того, что хорошего человека и сабля не секёть, вот чего! Ты ж не собираешься хороших людей мочить?! — и он грозно свёл брови, вперился в меня испытующе.
— Нет, — как на духу ответил я.
— Вот… то-то и оно, значит, всё по-Божески! Кеша был прав во всём… только вот деньги… нет, денег за заказы я брать не собирался, в Писании ничего про деньги не говорилось. Хотя, если разобраться хорошенько, не таким уж я был и шибко верующим человеком. Сомнения обуревали меня. Просто хотелось быть как-то чище и духовней, хотелось жить по совести.
