этим уродам сто «протонов»… за вагон подкладок и памперсов.
Кеша высунулся из капюшона. Улыбнулся.
— Продали, — согласился он, — им «протоны», а китайцам начинку от «протонов»… как у нас продают, сам знаешь!
Я промолчал. Что тут скажешь… Амэурыка, Амэуры-ка…[63] А про себя подумал, неужели этому гаду Кеше ради какого-то временщика не жалко было разбомбить Кремль? наш Кремль! святыню?! Нет, что-то с нами со всеми случилось! И мы просто уже не знаем, как нам обустроить Россиянииу Ну как её ещё обустроить, суку! И не у кого было спросить. Ведь здесь, на голой вершине под безумной дырявой луной не было с нами рядом ни Аб-рашки Терца, специалиста по сукам, ни Синиэля с Далявским, ни мудрого вермонтского отшельника, обустраивателя россий и россиян, ни Мони Гершензона, ни даже Растроповича с его автоматом.
Был только полубезумный Кеша, которого каждую ночь терзал чёрный человек, требующий выполнения заказа. И я, терзающий себя сам. И ещё дыра, в которую лентой Мёбиуса утекало всё: и богатые заокеании, и глупые Россиянии, и пустые «протоны», и гениальные растроповичи с автоматами. Просто каждый утекал в свой срок. А срок наших кремлей ещё не подошёл…
Впрочем, сроки определяем не мы.
— Ладно, — обрубил я спутанный клубок вечных вопросов, на которых нет матросов, решающих все вопросы в духе юного Саши Македонского и его узла. — Зачем звал?
Кеша натянул капюшон бурнуса на самый нос. И оттуда глухо прозвучало:
— Треть Заокеании шарахнули. А ихний-то ушёл…
— Кто?!
— Президент! Я долго думал… Он умолк. И молчал ещё дольше.
— И что надумал? — подстегнул его я.
— Не тех бьём! — ответил Кеша голосом заговорщика. — Не тех!
Мне стало плохо. Я снова опустился на обледеневший валун, зная, что утром он оттает, а к полудню даже нагреется на февральском солнышке… но теплее от этого не становилось, каменный холод сковывал мои члены.
— Я его умочу! — твердо сказал Кеша. — Гадом буду! С головы начинать надо… рыбу с головы чистят… а главная голова — он! наши — мелочь, холопишки! он хозяин!
— Тебе это чёрный человек сказал?
— Нет! — Кеша обиделся. — Я же говорил, никаких имён-фамилий! всё на соображение, на ум и интуицию!
— Вот ты и проинтуичил?
— Да.
— А наши ироды?
— Важно ствол срубить! Ветки сами осыпятся! Желтая дыра над головой становилась всё шире. Мы уже летели в неё. Раньше всех прочих. И остановиться было невозможно.
— Ни один из твоих гениальных планов не сработал, — сказал я Кеше жёстко. — Моню уже взяли. И Беня Оладьин в казематах демократии пишет на себя обвинения… ты чего добиваешься?!
— Этот план сработает! — заверил меня Кеша. И забыв про конспирацию, откинул капюшон. — Или пан! Или пропал! У меня на МКС свои ребята…
— Где?
— На международной космической станции, понял! И шаттл[64] уже стоит наготове, заправленный!
Кеша достал из-под полы длинного шерстяного бурнуса спутниковый телефон, вытащил сферическую антенну. И я понял, его не остановишь.
— Погибнут люди!
— Нет, — успокоил он, — ребята катапультируются, когда челнок выйдет на цель. Их двое, наши, «легенда» разработана — неисправности в системе управления, хвостовая тяга… короче, никто не докажет. Все ёмкости залиты горючим из «прогресса» — знаешь эту адскую смесь?! Наш заокеанский дружок из ада в ад прыгнет!
— Хрен с ним! Люди вокруг, внизу тоже погибнут! — пояснил я. — Невиновные люди… Они причём?!
— На войне, как на войне, — невозмутимо ответил Кеша, прилаживая антенну, — неизбежны издержки и потери. Они сами так нас учили и в Боснии, и в Косово, и в Сербии, и в Афгане с Ираком — мол, издержки неизбежны! Вот и у них будут всего лишь неизбежные издержки…
Я схватил его за руку, сжал.
— Зачем ты равняешь себя с этой сволочью! с этой мразью поганой!
Кеша спокойно поглядел мне в глаза. И сказал так же спокойно и внятно:
— Перечитай свой роман. Это ты пишешь его…
— На войне как на войне… — повторил я вслед за ним, вслед за ветераном тридцатилетней аранайской войны, беглым каторжником-рецидивистов, русским скитальцем, который являлся мне из двадцать пятого века, чтобы сказать одно: не всё ещё потеряно.
На войне как на войне.
Оставалось только молиться, чтобы и этот посланец небес свалился в Тихий океан.
Но он не свалился. Он шёл точно в цель. Как «сатана» с разделяющимися боеголовками. Он должен был накрыть ранчо Куша в Техасе. И разнести этого главного международного террориста в пыль, в молекулы и атомы, чтобы Земля хотя бы пару лет могла отдохнуть от его авианосцев, «фантомов», советников по безопасности, «томагавков», «стеллсов» и прочей вредоносной дряни.
Кешин шаттл-камикадзе шёл точно в цель.
Просто наши парни на «эмкаэсе» из-за плохой связи вместо «техас» услышали «канзас». И лазерно точно шарахнули по канзаскому ранчо увёртливого Куша. Ранчо сгорело в океане огня вместе со всей охранкой, флагштоком и матрасно-полосатым флагом. В этой цели опять не оказалось никого кроме «неизбежных издержек и запланированных потерь». А сам Куш со своим вице-заместителем Миком Мауссом Чейни охотился в техасских пустынных прериях, они отстреливали загнанных койотов, детёнышей и беременных самок, лихо, по-ковбойски и столь же отважно, как некогда лучший друг Басая Чеченежского премьер Негрофэйсов из засады отстреливал загнанных медвежат.
Про канзаское ранчо и океан пламени никто и писать не стал. Почему? Потому!
Охранка Куша и парни из недобитого Пентагона перехватили Кешин сигнал. Тот самый, посланный с Моисеевой горы. Аппаратура у них была надёжная, добротная. Ракеты класса «земля-воздух» тоже отменные, уворованные из распавшегося Союза. Они всё чётко расслышали про Техас, про президентское ранчо… И потому, когда в небе над Техасом появился снижающийся шаттл, они, не долго думая, шарахнули по нему. И попали. Точно в цель. На высоте в восемьдесят два километра. Потом, правда, выяснилось, что это был не тот шаттл. Что это «Колумбия», выполнявшая свою программу на орбите, возвращалась на землю. Она даже не была на космической станции. И понятия не имела про гениальные Кешины замыслы. Недельку покрутилась на орбите. И домой… А её грохнули. Свои. Ракетой «земля-воздух». Как хохлы самолёт с евреями над Чёрным морем. А ля repp ком а ля repp. На «Колумбии» было шесть американцев и всего один-единственный еврей из Израиля. Первый еврей в космосе! Илан Рамон. Герой победоносных сражений и войны Судного дня! Это про него мне рассказывал старый Боб в Яме на Мёртвом море. Рассказывал. Про бои в небесах обетованных над обетованной землей. Про молодых храбрых птенчиков, которых он учил летать и воевать. Про обретённую родину. Про русские «МИГи» с арабами. И американские «фантомы». Про свою юность в Харбине. Рассказывал. И пел протяжные русские песни. Илан был ему, как сын. Я верил Бобу и уважал его. Он шёл в бой с открытым забралом. Лоб в лоб. Как русские асы. Как немецкие асы. Глаза в глаза. Он был воином. И Рамон был воином. В отличие от той сволочи, что убивала моих дедов по чекистским подвалам, миллионами убивала в пресловутую «гражданскую», когда расстреливали за одно только слово «еврей», когда сдирали кожу, жгли железом, топили в проруби, закапывали живьём и вешали только за то, что ты русский. Я ненавидел тех евреев-палачей, в чёрных кожанках, с маузерами, всех этих Троцких, Свердловых, Каменевых, урицких и прочую нечисть. Они были для меня озверелыми убийцами, устроившими в России для русских такой Холокост, какого свет не видывал. Но я уважал других евреев.
