парнем, хотя и не похожим на тебя. Его больше нет… но не в этом дело. Ты помнишь ту крохотную девчушку с бантиком в волосах? Ты тогда уже поймал ее в прицел, а я помешал… я остановил тебя?!»
— Помню, — ответил Пак вслух, — я все помню!
— Прощай, Хитрец! — завопил из-под грузовика Хреноредьев. — Не поминай лихом, едрена-матрена! Пропа-дае-ем!!!
«Так вот, я хотел сказать тебе, что был не прав, понимаешь, Пак? Не надо мне было останавливать тебя, не надо!» — надрывно, с непонятной грустью сказал Отшельник.
Тарахтелки тарахтели, машины-броневики наползали — неспешно, основательно, спокойно. Это была игра кошки с мышью. Пак держал оба пулемета навскидку, ждал. Он был готов к бою. А перед глазами прозрачно-призрачным видением висела девочка-крохотулька с льняными кудерьками, огромными синими глазищами и большим красивым бантом. Он должен был ее пристрелить еще тогда, обязательно пристрелить! Он обязан был перейти через внутренний барьер. Отшельник не дал ему нажать на спуск. Всемогущий Отшельник! И девочка… А была ли девочка? Может, никакой девочки и не было? Может, был только призрак в больном воображении, фантом?! Теперь это не имеет значения… кровь из расписной люльки сочилась наружу и падала на ворс ковра черными каплями. Он пересилил себя. Для него больше нет ни взрослых, ни детей, ни стариков, ни женщин — они все враги, они все убийцы! Только так! Даже тот, кто не держал в руках винтовки — все равно убийца. Да, девочка не гналась за ним на броневике, не лупила из пулемета в затылок, не сжигала живьем распятого папаньку… но это делал ее отец и ее брат, и потому — кровь невинных жертв на ней и на всем ее роду. Поздно, Отшельник!
«Я зря тебя остановил, прости! Я не буду больше тебя останавливать, Хитрец! Потому что-то какой-то дьявол наградил меня всевидением, и я вижу, что они творят у нас, в Подкуп олье. Я буду помогать тебе! Я могу сделать тебя могучим и страшным… Ты хочешь этого?!»
— Да, хочу!!! — заорал во все горло Пак.
Он уже стрелял, безостановочно палил по снижающейся вертушке. Пули отскакивали от брони, но Пак не переставал стрелять, в надежде, что хоть одна найдет слабое место, хоть одна пуля достигнет цели. Ответного огня не открывали, наверное, они собирались брать беглецов живьем, а может, просто забавлялись их гоном.
«Тогда слушай меня — успокойся, соберись, брось эти детские игры с пальбой, сядь на дорогу… — тихо, но настойчиво твердил Отшельник. — Хорошо, очень хорошо. Ты уже начинаешь ощущать, как наливаются звериной, нечеловеческой мощью твои мышцы, как кожа твоя превращается в броню! Мои поля пронизывают тебя насквозь! Ты веришь мне?»
— Да-а!!!
«Ты видишь эту уродливую машину над самой головой у тебя? До нее всего шесть метров. Чего же ты медлишь… Давай!» — голос Отшельника пропал.
И в то же мгновенье Пак прыгнул вверх. Он взвился черной молнией, еще не понимая, как он мог осмелиться на такое безумие. Но рука сама вцепилась в какую-то скобу. Отлично! Пак чуть подтянулся и с силой швырнул полутораметровый пулемет вверх, прямо во вращающиеся лопасти. Вертолет рухнул подстреленной птицей, рухнул вместе с Паком, чуть не придавив его. Он чудом успел вывернуться и тут же ухватился за скобу на дверце кабины, выдрал эту бронированную дверь с корнем, прыгнул внутрь. Свернуть головы двоим пилотам в касках не составило труда.
Снизу, из-под грузовика палил из пулемета Хреноредьев. Подсоблял.
— Кончай! — заорал на него Пак. — Уймись, старый хрен! Вторая тарахтелка заходила слева. Теперь беглецов не
собирались щадить. Огонь из машины велся нешуточный. Но
было и за чем укрыться.
— Ой, Хитрец, — визжал Хреноредьев, тыча пальцем в горящую поверженную машину. — Взорвется щас, едрена! Всех разнесет!
«Не бойся! Ничего не бойся! — стучало в мозгу. — Им не одолеть тебя, главное, не давай передышки. Ну, Хитрец, я с тобой, давай, вперед!»
Кольцо сжималось все туже, были видны головы, высовывающиеся из люков. Но броневики пока не стреляли, находящиеся в них явно не понимали, что происходит возле грузовичка, и почему рухнул надежный боевой вертолет. Отшельник прав, нельзя им дать очухаться. Пак ударил кулаком по броне — она прогнулась. Не наврал одноглазый, и клешне совсем не больно. Он врезал еще раз и пробил в броне дыру… это походило на сказку, такой силищи в нем отродясь не бывало.
«Вперед, Хитрец! — кричал Отшельник в голове. — Я не вечно смогу подпитывать тебя, не теряй времени! Вперед!»
— Стой, едрена! — заверещал снизу Хреноредьев, он только переполз от грузовичка за более надежное укрытие, — сдурел, что ли?!
Но Пак уже несся вперед, прямо на заходящую на них тарахтелку. В три прыжка, отбрасываемый встречными очередями, ударяющими в грудь, но не пробивающими ее, Пак достиг цели. Теперь он не был столь опрометчив, как прежде. Он действовал целенаправленно и четко. Дверца отлетела изогнутой, вывороченной жестянкой, грохнулась на землю. Вслед за ней вылетел наружу человек с переломанным хребтом. Второй так и затих в кабине, под удобным и упругим креслицем.
«На себя тяни, на себя! — зудел в башке Отшельник. — Подымай машину!»
— Знаю, — хрипел Пак. С непривычки ему было трудно, он весь взмок от напряжения. Но тарахтелка послушалась его, пошла вверх.
«Не бойся, ничего не бойся! Ты справишься с ней запросто! Я с тобой. Хитрец! Ну, давай еще немного! Не тяни, скоро там, внизу, сообразят, в чем дело, они тебя быстро сшибут. Надень шлем. Хорошо. Смотри на черную панель, не смотри на землю…»
А на земле бесновался и махал костылями перепуганный инвалид Хреноредьев. Он казался букашкой, мошкой. Но Пак прекрасно слышал, как он орет истошно:
— Хитре-ец! Слезай вниз! Кому говорю! Предатель, гад! Ты чего мене бросил, едрена!!! Слазь немедля-я-я…
«На панель смотри! — гнул свое Отшельник. — И забрало шлема опусти, вот так, молодец. А теперь совмещай красное пятнышко с броневиком, правильно, хорошо… жми гашетку, давай!»
Пак сдавил рукоять, оторвался от панели. Он не видел, как из-под брюха тарахтелки сорвалась маленькая ракета. Он увидал другое — над броневиком, ползущим к перевернутому вертолету и грузовичку, полыхнуло синим пламенем, ухнуло… и осталось от «жука» пустое место да груды развороченного дымящегося железа. Пак чуть не задохнулся от восхищения. Теперь его не надо было подгонять и учить. Он расправился еще с двумя броневиками, прежде чем четвертый саданул по нему самому — снаряд прошел впритирку, чуть не рассек винты.
«Вниз! Вниз давай, чтоб не видели, прячься за буграми, холмами! У тебя получится, Пак, дави от себя… Только не зависай, не останавливайся! Вперед! Осталось всего три машины! Добей их! Добей!»
Земля то приближалась, то уходила влево, вправо, куда-то вверх. Пака бросалоиз стороны в сторону, но все же он удерживал машину. Дважды очереди пробивали кабину, пули с визгом отлетали от брони, от его непрошибаемой шкуры, рикошетили. Бесновался внизу Хреноредьев. Но пока Паку было не до него. Вперед!
С шестого захода он подорвал еще два броневика — так подорвал, будто всю жизнь только этим и занимался. Последний развернулся и, петляя, пошел назад. Можно было его отпустить. Но Пак не стал проявлять великодушия. Он нагнал машину и с ходу влепил ей в корму крохотную, но смертоносную ракету. Только после этого тяжело откинулся в кресле и повернул назад, к Хреноредьеву.
Инвалид наотрез отказался лезть в вертолет.
— Ты мене лучше сразу убей. Хитрец! — заявил он, пуча безумные глазища и раскачиваясь из стороны в сторону на своих протезах. — Чтоб я по своей воле, едрена, полез в этот гроб?! Ни за какие коврижки! Он же все равно упадет, сверзится он, Хитрец, я тебе говорю, костей не соберешь! Не-е, никогда…
Пак ухватил Хреноредьева за шкирку, втащил в кабину. Так было проще. Силы пока не покидали его, хотя голос Отшельника звучал под черепными сводами все реже. Вперед!
— Драпать надо! — вопил инвалид, быстро освоившийся внутри вертолета. — Держи курс, едрена, на
