значительной степени связан именно с «преодолением Диснея». В этих фильмах появились как раз те самые нежность и поэтичность, которые Чуковский считал лучшим путем развития мультипликации. Как соблазнительно представить себе, что Дисней прочитал советскую газету «Кино» и сделал выводы! (Впрочем, с советской мультипликацией он, говорят, был неплохо знаком.)
В статье «Воспитание гангстеров» Чуковский вновь обрушивается на Диснея – но на этот раз не на самого мультипликатора, а на его журнал
Сейчас мы ко всему уже притерпелись, и нас уже не удивляют персонажи американских мультиков, которые лупят друг друга молотком по лбу, раскатывают асфальтовым катком, взрывают динамитом. «Уродливые, жестокие и бессмысленные отношения, присущие среде, где он живет и работает», приводят к тому, что «чудовищные отношения между людьми» кажутся Диснею совершенно нормальными, комментирует Чуковский. Нынешним жителям России, пожалуй, тоже – хотя некоторые, должно быть, еще помнят тот неприятный эффект, который производили на неподготовленного зрителя именно своей бессмысленной веселой жестокостью первые пришедшие на видео американские мультфильмы, и не только диснеевские: «Том и Джерри», например.
Главное, пожалуй, на что обращает внимание Чуковский, – это коммерческая, индустриальная составляющая диснеевских комиксов, «полная шаблонизация всех изобразительных приемов и методов, употребляемых этим коллективом художников», – «для живого творчества здесь нет ни малейшей лазейки. Искусство, превращенное в фабричный товар, безжалостно мстит за себя. Что-то машинное, дюжинное, гуртовое, штампованное чудится теперь в каждом штрихе этого заживо умершего мастера… И тематика, и форма его киносказок, и методы его производства, обусловленные свирепой эксплуатацией лучших дарований, и уничтожение творческой личности каждого автора – все это в совокупности называется американизацией искусства».
Американизация мирового искусства, кстати, стала серьезным вопросом именно в конце сороковых. Летом 1948 года, выступая на Всемирном конгрессе деятелей науки и культуры в защиту мира, Александр Фадеев говорил: «Пошлые, развращающие зрителя фильмы заполняют экраны», приводил цифру: 65 процентов мирового кинопроката составляют американские картины – и рассказывал, как недовольны этим европейцы. (Кстати, сейчас, по некоторым данным, цифра эта достигает 80 процентов.)
Чуковского, впрочем, занимает не столько «идеологическая экспансия американского империализма», которую клеймил Фадеев, сколько давно занимающие и ужасающие его способы превращения человека в безмысленное и бессмысленное существо – «устрицу», «паюсную икру», «жеребца», «дикаря». В новых явлениях культуры он видит опостылевших старых знакомцев. Тех же персонажей. Те же погони. Ту же охоту одних людей на других. То же пристрастие к леденящим душу ужасам и как можно более изысканным убийствам, потому что неизысканные уже набили оскомину. Ново разве только то, что теперь «в этот хищнический, звериный азарт взрослые усердно вовлекают детей».
«И вот нынешние сочинители кровавых новелл для детей тратят всю свою мозговую энергию, чтобы выдумать новые, свежие, еще никем не использованные приемы убийств, грабежей и мошенничеств», – пишет К. И. в статье «Развращение детских душ» (она во многом перекликается с «Воспитанием гангстеров»). Преступники пользуются лучшими достижениями науки и техники, преступления становятся исключительно изобретательными, дерзкими – и все более страшными: «гитлеровское сочетание науки и подлости». И старый добрый Пинкертон начеку. Теперь, правда, «из героя он сделался богом». Чуковский поясняет в «Воспитании гангстеров»: «Полицейские агенты предстают в виде богов, обладающих мифическими, чудотворными силами». Один так и зовется:
Передовые американские педагоги, рассказывает Чуковский, «с тоскою указывают, что американские школьники нынче читают не Марка Твэна, не Диккенса, а „Приключения женщины-кошки“, ворующей бриллианты при помощи снотворного газа, и похождения Пингвина, знаменитого вора, совершающего свои налеты и кражи исключительно при помощи птиц» («Растление детских душ»). «Все прочие книги кажутся им пресными, постными, невыносимо унылыми» («Воспитание гангстеров»).
«Конечно, это только малая часть той гигантской системы оглупления, оболванивания, развращения масс, которая такими небывалыми темпами осуществляется в современной Америке при помощи радио, кино и печатного слова». Раньше американские дети под влиянием прочитанного хотели стать индейцами или средневековыми рыцарями, теперь они «всей душой стремятся в бандиты», «им по сердцу одни только триллеры» – сокрушается Чуковский. Позднее он жаловался в дневнике: «Я написал большую статью, где указывал, что наряду с величайшими достижениями англоамериканской детской литературы есть и ужасные „комиксы“, и мне в последнюю минуту вычеркнули все о положительных чертах этой литературы и оставили только о комиксах. Вышла дезориентация читателей».
В финале «Воспитания гангстеров» раздается трескучая брань по адресу американского империализма, «ненавистного трудящимся массам всех стран, которые справедливо видят в нем источник всего самого низкого, преступного, злого, что происходит в настоящее время на нашей планете». Интересно, пожалуй, авторство этих строк: сам Чуковский «наклеил марочку» или опять редакторы постарались?
Впрочем, дискутировать об американском империализме не будем; остановимся на том, что явление массовой культуры для детей распознано в зародыше и описано достаточно точно. Да, сейчас индустрия развлечений для детей уже не так откровенно кровожадна, а глуповатые комиксы сменились вполне себе благородными и высокотехнологичными фильмами, где действуют все те же персонажи… но суть все та же, и она все так же противна всем тем ценностям, которые утверждал своей жизнью и своим творчеством Чуковский.
Разумеется, написаны эти статьи были вовсе не для того, чтобы лишний раз лягнуть идеологического противника СССР, – это газетами они публиковались как злободневные. На деле это следующая часть обширного исследования массовой культуры, охватившего несколько десятилетий двадцатого века, – от зарождения до победного шествия по всему миру, от «Ната Пинкертона» и «Тещиных бегов» до Бэтмена, Супермена и Эллери Куина, от первых английских корреспонденции в «Одесских новостях» до «Триллеров и чиллеров», последней печатной работы Чуковского.
«Да-да, это национальное бедствие!»
Рядом с «низкопоклонством перед Западом» очень скоро возник «сионизм». В прессе все чаще стали появляться статьи о сионистском заговоре в интересах американского империализма. Роль заговорщиков, которые занимаются подрывной деятельностью в СССР, отводилась членам Еврейского антифашистского комитета: его члены среди других дел занимались сбором денег в США для помощи Красной армии, так что они как никто другой годились на роль шпионов империализма. В декабре 1948 года среди членов Еврейского антифашистского комитета начались аресты. Арестован был и близкий друг Чуковского Лев Квитко – еврейский детский поэт, открытый им для русского читателя.
Атмосфера становилась все сквернее и мерзее. 24 января Оргбюро ЦК ВКП(б) решило развернуть широкую пропагандистскую кампанию против «безродного космополитизма и антипатриотических сил». 28 января 1949 года «Правда» опубликовала редакционную статью «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Статья призывала к борьбе с безродными космополитами, «эстетствующими ничтожествами», «антипатриотическими обывателями», которые пытаются «дискредитировать передовые
