– Это что-то новенькое. Первый раз такую дуру здесь вижу.
Место девчонки занял лохматый парень. Щелкнул пальцем микрофон, дождался, пока тот перестанет противно гудеть и пробасил:
– А нам всем еще надо подумать, сможем ли мы, благодаря поэзии, ввести себя в этические рамки. С вами поговоришь, а потом опять размышляй о несовершенстве мира.
Вика повертела головой, оглядывая зал, и предложила:
– Слушайте, пошли в буфет, пока там все места не заняли. Тут междусобойчик начинается.
Из зала выходило много народу, и у дверей собралась толпа. Ирина и Вика протиснулись сбоку, а Олег шел медленно и оказался в фойе последним. Справа у стены стояла девчонка в светлой блузке, чуть сутулясь и опираясь о пристроенную у ног гитару в черном чехле.
– Вы очень хорошо пели, – зачем-то сказал Олег. – Лучше всех. Мне понравилось.
Девчонка взглянула на него, сощурилась и ничего не ответила. В ее красивом, с вытянутым овалом, спокойном лице что-то было слегка неправильным – то ли подбородок, то ли чуть вытянутый нос. Но все решали большие и светлые, необычайные глаза.
У входа в буфет Ирина и Вика говорили с тем самым Артамоновым. Лезть в разговор с местной знаменитостью не захотелось. Пришлось ждать у лестницы. Но компания разболталась и расходиться не хотела.
Подошла девчонка с гитарой и уверенно, даже недовольно спросила:
– Ты идешь или здесь остаешься? Он пожал плечами и ответил:
– Я не один...
– Тогда – пока. – Она быстро пошла к выходу, а он оглянулся и посмотрел на Ирину. Вика что-то говорила Артамонову, а Ирина стояла рядом и поправляла сдвинутые на лоб черные очки.
Олег отвернулся к стене, стал читать афишу и подумал: «В какую сторону она пойдет? К Садовому или к Бульварному?» Ирина стояла совсем рядом, и уйти было невозможно. Тем более, не угадать, в какую сторону пошла девчонка с гитарой. А если все-таки к Садовому? Можно успеть добежать и вернуться сюда. Если пустят. А если не пустят, то не он будет виноват! И что же? Так вот взять и уйти?
Он добежал почти до Садового. Ее нигде не было. Подумал: «Значит, пошла в другую сторону! И чего не пошел сразу! И чего ждал!»
Она стояла на другой стороне улицы Герцена и смотрела на него. Олег пропустил троллейбус, подошел и спросил:
– Тебе куда? К метро?
– Нет, я – пешком. – Она смотрела на него так, будто опасалась чего-то. – Я здесь, на Пресне живу.
– А где?
– На Заморенова. У «Башмачка». А что?
– А я – на Стрельбищенском.
– Это где?
– Как где? – удивился он. – За Красногвардейским.
– А, ближе к Шелепихе.
– Переехала сюда откуда-нибудь или всегда здесь жила?
– Всегда.
– Ну, почти родственники. Хотя бы по пространству. Давай гитару понесу.
– Она – легкая.
– Тем более. А родственники где? На Ваганьковском? Наших – Залесовых – там тоже полно.
Они остановились у перехода на Садовом кольце. Олег повернулся к девушке и спросил:
– А знаешь, откуда название «Шелепиха»?
– Потому что моему предку Петр Первый велел шлюпки делать.
– Да-а? – изумился Олег. – Вот те на! Так вы, из шлюпочных магнатов! Вот, значит, по чьей милости нас сюда из деревни пригнали. Мерси.
– А вон там, впереди, где сейчас метро и зоопарк, было имение.
– Я знаю, – отвечал Олег. – Пушкин им написал: «...кто вас певал в те дни, как пресненское поле еще забор не ограждал!»
– Да, они, наверное, обиделись. А может – и нет. Письма его Полина потом сожгла.
– И правильно сделала, – сказал Олег. – Свинский обычай – чужие письма читать.
– Не хочешь – не читай.
– Правда, я раз заглянул. Ну, тому же Верстовскому... Ведь пошутил с приятелем человек. Думал, никто больше не узнает. А они их – в собрание сочинений всем напоказ.
– Вот видишь! Осуждаешь, а сам туда же. А знаешь дом, в котором Бунин с Верой Муромцевой познакомился?
– Не-а.
– На пересечении «Алексея Толстого» с Гранатным. Его «кораблем» называют.
– А! Нескладный такой! – вспомнил Олег.
– В нем Борис Зайцев жил.
– А это кто?
– Писатель. Но его после революции не переиздавали.
– Слушай, я там, на концерте не расслышал, как тебя зовут, – сказал он.
– Аня.
Они спустились вниз по Баррикадной и зашагали вдоль ограды зоопарка. Девушка оглянулась, показала рукой на серую пятиэтажку почти напротив стадиона «Красная Пресня»:
– Вон там домик моей бабушки стоял. Двухэтажный, с мезонином. В мезонине бабушкина тетя жила.
– Сломали?
– Давно. Даже мама плохо этот дом помнила. В революцию он чудом каким-то уцелел. Бабушка рассказывала, тут все кругом горело. А она училась в гимназии, шла вечером домой, и совсем рядом с домом ее обогнали какие-то странные люди. Прошли вперед, а потом один из них оглянулся, и бабушке показалось, что он в нее целится. Она отшатнулась к забору, и тут раздался выстрел. Но калитка была открыта, и она успела в нее вбежать. А дома, когда снимала пальто, заметила дырку у воротничка. Представляешь, пуля над самым плечом прошла навылет. Блузку разорвала. Но не задела. Даже кровинки не было.
– А кто эти люди были?
– Не знаю.
У перекрестка ломали старые дома. Экскаватор бил ковшом о стену. Летела густая серая пыль. Ее поливали сразу две пожарные машины.
Они шли к Трехгорному валу, а позади все слышались глухие, тяжелые удары о старые кирпичные стены. Троллейбус притормозил у остановки и распахнул двери, а над его рогами закружился майский жук.
– Ой, сейчас на провода сядет! – вскрикнула Аня. – Киш! И откуда тут взялся!
Троллейбус тронулся. Жук взмыл вверх и понесся вдоль улицы.
– Правда, никогда их здесь не видел, – удивился Олег.
– А тебе выступления понравились? – спросила Аня.
– Ну, в общем, да.
– А мне – нет.
– Ну, почему же?
– Так, чего-то... Тебя кто-нибудь туда пригласил?
– Приятель с собой взял.
– Ладно, давай гитару, – сказала Аня. – И знаешь что! Пожалуйста, не проси у меня телефон.
– Не попрошу, – буркнул он. – Не очень и надо. – И тут же спросил: – А почему?
– Потому что очень недовольна я сегодня собой. Вот тебя и позвала.
– Тогда что ж, прощай! – ответил он, чувствуя обиду. – Раз так, то так. Тем более что я твое пение и не слышал.
– Я знаю. Ты позже пришел с двумя девушками. Ну, пока!
С утра предстояло разобраться с делами: выяснить отношения с Ириной и уговорить
