Приятно было вспоминать об этом по дороге домой. И тут мне вдруг пришло на ум слово «тренировка». А почему бы и мне не потренироваться – вдруг будет толк? И вот я попросила у Хелле мяч и принялась бросать его в стену и ловить.
Дело уже пошло на лад, когда я вдруг увидела тетю Эльзу, входившую в ворота. Подумать, она сама меня разыскала! Я бросила мяч и кинулась ей навстречу.
Бабушка сконфузилась, когда я привела домой такую гостью. Но скоро освоилась. Тетя Эльза умеет поговорить с каждым. Не думаю, чтобы ее особенно интересовал ревматизм, но она выслушала бабушкины жалобы внимательней всякого доктора. Бабушка, по-моему, даже приняла ее за врача, потому что стала спрашивать у нее советов: надо ли, мол, мазаться прописанной мазью или лучше делать ванны из волчьей глины.
Тетя Эльза сказала, что впервые слышит о подобных ваннах, но если они приносят бабушке облегчение, то, возможно, они полезны. Ведь помогают же некоторым грязи. Тетя Эльза даже посоветовала сказать об этой глине врачу. Кто знает, может, это народное открытие.
Потом они поболтали еще о погоде, об ушедшем лете и об осени, поговорили и о нашей квартире, а после я показала тете Эльзе свои отметки. Они были неплохие, и я ликовала, но, к несчастью, недолго.
Оказалось, что тетя Эльза принесла мне в подарок красивый мягкий шарф. И захотела посмотреть, к лицу ли он мне. Она приподняла мой подбородок и вдруг уставилась на мою шею. По ее виду я сразу поняла, что она там увидела. И покраснела до слез. Тетя Эльза сказала только:
– Вижу, ты и сама понимаешь, в чем дело.
Вся моя радость от нового шарфа и прихода тети Эльзы пропала. Я горела от стыда.
Вот вам, пожалуйста, спортсменка мирового класса, близкая знакомая известной писательницы! Какой позор! А винить, кроме себя, некого!
Ох, у меня часто слово расходится с делом. Ведь, уезжая из санатория, я твердо решила всегда оставаться такой же аккуратной и чистой, как там. Но... то вода слишком холодная, то времени нет, а сегодня еще эта игра в мяч на грязном дворе. И вот вам! Боюсь, что тетя Эльза больше не захочет меня видеть. Ведь она не раз говорила: чисто-та – первое условие человеческого достоинства.
Я уж чуть было не расплакалась от стыда и горя, но сдержалась. Позор мой велик, но главное, чтобы он никогда в жизни не повторился. Я тут же воспользовалась тем, что бабушка уже вскипятила чайник, и вымылась с головы до ног. И решила мыться так каждый вечер – разве это невозможно или очень трудно?
Когда я терла шею мочалкой (сперва я даже насыпала на мочалку немножко стирального порошка, но он очень щипал кожу), у меня вдруг мелькнула мысль: а что, если и Урмас заметил? И еще как мог заметить – ведь обратил же он внимание на мои волосы!
От этой мысли я прямо окаменела. Я уже избавилась от кличек «Растрепа» и «Вонючка», так неужели я должна теперь заслужить кличку «Сапожное голенище» или какую-нибудь другую, похуже?
Нет! Ни за что! Вымывшись, я настежь распахнула обе створки окна и почувствовала, как вместе со струей прохладного, свежего воздуха в душу мне вливается решимость: нужно взять себя в руки! Прежде чем мечтать о славе спортсменки, нужно заняться более простыми и необходимыми вещами.
Я сейчас же придумала и записала на бумажке двенадцать правил. Не забыла утреннюю гимнастику и обтирание холодной водой из-под крана. Делать так делать! Я сообразила, что утром мне не будет хватать времени, поэтому я решила взять за правило: учить все уроки с вечера!
Но в тот же вечер пришлось воевать с бабушкой. Мои новшества ей были не по душе, и она принялась ворчать:
– Непременно нужно выпустить все тепло!
Вот ведь отсталость! Прямо досада берет! Уж тут я напомнила бабушке, как меня дразнили в первом классе и как учительница советовала нам проветривать комнату. И еще сказала, что в санатории окна держат открытыми даже в холод.
– То в санатории, – возразила бабушка. – Что толковать о санатории! У них там дрова казенные, вот и топят сколько влезет. У тебя разве есть понятие о дровах? Попробуй достать хоть щепку, тогда другое запоешь.
Я с силой захлопнула окно, чуть стекло не вылетело. Весь вечер мы дулись друг на друга. А в постели бабушка повернулась ко мне спиной.
– Бабушка, – наконец нерешительно позвала я.
– Чего тебе? – откликнулась бабушка.
– Хочешь, разотру тебе спину? – предложила я, чтобы помириться.
– Не стоит. Устанешь, школу завтра проспишь. – Но бабушка все же перевернулась на живот.
После того, как я размяла ее негнущуюся ревматическую спину, она сказала совсем уже миролюбиво:
– Ну да, квартира эта просто наказание!.. Может, нынешней зимой теплее будет. Мне на работе посулили отпустить дров.
Смысл этих слов был такой: ладно, проветривай, коли это так нужно...
Прошло десять дней. Я придерживалась своих правил и лишь один раз встала поздно и пропустила утреннюю гимнастику. Самое трудное – это обтираться холодной водой. Бр-р! Подумать, что еще в песне об этом поют! Да и не верю я, что это так уж полезно. Разве что заставляешь себя делать что-то неприятное. Характер воспитываешь.
Вчера вечером ходила к тете Эльзе. Она сама меня пригласила. О моем недавнем позоре она даже не заикнулась. Мне хотелось дать ей понять, что теперь я совсем другая, но неловко было заговаривать об этом. На всякий случай . я старалась повернуться к ней так, чтобы она видела мою шею.
Странно, что у себя дома все люди выглядят совсем иначе, чем в другом месте. Даже тетя Эльза. Она дома совсем другая: у нее, оказывается, есть родители, а для них она вроде как девочка. Смешно, но так оно и есть. Когда я пришла, она вслух читала что-то матери и отцу, который уже годами не встает с постели. Точь-в-точь как я читаю бабушке. Мать тети Эльзы я уже видела в больнице. Она выглядит важной, внушительной, и рядом с ней все кажутся детьми, несмышлеными и непослушными.
Когда стали пить чай, пригласили и меня. Я поблагодарила и уселась за стол, на котором, кроме большой скатерти, перед каждым еще лежала отдельно маленькая салфеточка, величиной с носовой платок. А может, это и были носовые платки для тех, кто забыл свой дома?
Чего я только не пережила за этим столом! Ух! Я, конечно, все время приглядывалась, как пьют чай другие, и брала с них пример. Мне очень не хотелось осрамиться, чтобы не подвести тетю Эльзу – ведь она представила меня отцу и матери как своего друга!
Я прямо вспотела, стараясь не погрешить против правил приличия, но все-таки ошибалась на каждом шагу.
Взять хоть щипчики для сахара – неужели есть специальные фабрики, чтоб изготовлять такое? Для чего они нужны? По-моему, только для важности. Все же я подцепила кое-как кусок сахару, но донести его мне не удалось. По пути он шлепнулся на край масленки. Я с испугом схватила его пальцами и бросила в чашку, отчего чай брызнул во все стороны. Тетя Эльза от души рассмеялась, но ее мать даже не улыбнулась, а только кашлянула. Конечно, человек всегда может кашлянуть – что тут такого, случается! Но мама тети Эльзы кашлянула как-то так, что меня в жар бросило.
Проклятый сахар! Раз уж он очутился у меня в чашке, так надо было, чтобы он растаял, и я принялась размешивать чай. Но мешала я недолго, потому что мать тети Эльзы тут же заметила:
– Милое дитя, зачем так энергично? Ты будто в колокол звонишь.
Будто в колокол! Хорош колокол – едва-едва звякает! Ох, тетенька, пришли бы в нашу школу на
