казалось просто сказочным. Синего цвета оно было, с серебряным отливом, а через плечо перекинут шарф чуть-чуть посветлее тоном, с пушистой бахромой. Цену тогда не принято было выставлять, а зайти внутрь я робела: прогонят, еще и побьют! У нэпманов с этим строго! Стою, пока совсем не закоченею. Так и длилось до 24 декабря. А 24 декабря, в самый Сочельник, со мной познакомился Грин. У меня выпал нерабочий день. Рождество тогда уже запретили, тетка ушла в ночь на завод, я взяла из дома горбушку хлеба и, несмотря на мороз, бегом побежала к своему пальто. Простояла уже порядочно, как вдруг на мое сокровище уставился еще один зритель! Странный такой дядька: лицо сморщенное, как у старика, но видно, что молодой. На плечах вроде шинели что-то, а на голове – летняя фуражка, как в книжках у капитанов дальнего плавания. Глядит на манекен и не шевелится.
Оля подождала, отступила от темной стены и встала в луч от лампы. Дяденька посмотрел на нее.
– Это мой манекен, – сказала Оля совершенно серьезно. Дяденька промолчал.
– Вы же все равно не можете его купить, – объяснила Оля.
– Тебя как зовут? – хриплым от мороза голосом спросил дяденька.
– Оля, – ответила Оля.
– А меня Грин.
– Просто Грин? Так не бывает.
– А вы хотите горячего чаю, Оля?
Этот диалог Ольга Ивановна помнит дословно. А дальше было вот что. Удивительный знакомый отвел ее в чайную, заказал сайку с изюмом и два стакана чая. Потом внимательно смотрел, как ребенок прихлебывает кипяток посиневшими губами и жадно вгрызается в булку. А потом задал вопрос: „Ты хочешь пальто?“
– Я просто ответила: „Да!“
Он помолчал, потом говорит: „А по-моему, ты хочешь другого…“
Я очень удивилась и сказала: „Это чего же?“
Он опять помолчал и вдруг таинственным таким шепотом, как
„Вы кто?“ – спросила Оля человека со странным именем Грин.
„Я – писатель, – ответил Грин. – Я напишу о тебе рассказ. В рассказе ты будешь жить в витрине. А теперь идем“.
Человек взял девочку за руку и снова отвел к магазину одежды. Свет в витрине еще горел. Грин велел Ольге постоять на улице, а сам вошел внутрь. Буквально через минуту чьи-то руки убрали куклу с витрины и задернули портьеру. У Оли душа ушла в пятки. Неожиданно начался снегопад. Еще через пару минут Грин вышел. В руках у него был шарф с пушистой бахромой. Он неловко надел его на Ольгину шею и пояснил: „На пальто моего пайка не хватило“. Потом коротко приложил руку к фуражке и быстро пошел прочь.
Ольга Ивановна уверена, что видела именно Грина.
– Я была потрясена до… не знаю чего. Просто впала в ступор. Когда кинулась следом – никого впереди уже не было. Как назло, от Нового года и до Крещения ни одного выходного мне не выпало: клиентов было много. А как только я вырвалась, сразу помчалась в библиотеку. Там долго рылись и вытащили наконец тоненькую книжку „Шапканевидимка“. Автор – Александр Грин. Но я же была уверена, что Грин – это имя. Книжку, правда, все равно прочитала. Очень она мне понравилась. А жизнь покатилась дальше. Красивой вещью я не стала. В 20 лет вышла замуж за государственного служащего. Через год похоронила новорожденную дочь. В блокаду потеряла мужа. Сама пережила войну в оккупации, далеко от Ленинграда. И там же украли мой ненаглядный шарф. Стыдно сказать, но горевала я, как по родному человеку. Прошло еще 20 лет. Я жила одна, работала на почте, и вот в 1965 году пришла подписка на собрание сочинений А. С. Грина. Я вспомнила детство и подумала: „Дай подпишусь!“ Получаю книги, открываю первую страницу и вижу портрет автора… Сердце екнуло, но я понимала, что, вероятно, обозналась. Начинаю читать. С большим, кстати, удовольствием. И дохожу до рассказа „Серый автомобиль“… А точнее, до описания главной героини.
„Она жила скверно, то есть была полным, послушным рабом вещей, окружавших ее. Эти вещи были: туалетными принадлежностями, экипажами, автомобилями, наркотиками, зеркалами и драгоценностями. Я уверен, что ее сны составлялись преимущественно из разных вещей… Когда я думал о ней, мне легче всего было представить ее манекеном, со спокойной улыбкой блистающим под стеклом. Воск с механизмом внутри, – это были вы, – вы дышали и улыбались. Но я любил в ней ту, какую хотел видеть, оставив эту прекрасную форму нетронутой и вложив новое содержание“.
В тот вечер 55-летняя одинокая Ольга Ивановна заплакала впервые после войны…»[341]
Зная Грина хотя бы чуть-чуть, в этот сюжет невозможно не поверить. Когда-то точно так же, увидев в витрине магазина игрушечную яхту с красными парусами, Грин задумал самую известную свою феерию «Алые паруса». Мотив витрины как иной реальности и толчка для создания художественного образа присутствует и в «Сером автомобиле»: «Как известно, улица современного города подстерегает каждое желание наше, спеша удовлетворить его всегда кстати подвернувшейся вывеской или витриной. Я совершенно уверен, что человек, проходя фруктовыми рядами Голландской Биржи и почувствовавший нужду в каком-нибудь геодезическом инструменте, непременно увидит инструмент этот в окне невесть откуда взявшегося специального магазина».
Общество потребления, общество витрины и рекламы, в котором мы имеем теперь счастье жить, было впервые описано Грином. Воистину этот недооцененный писатель был пророком, которому никто не верил и к которому не относились всерьез ни до, ни после революции – горькая судьба, как тут не сойти с ума, оттого что твои предчувствия никого не интересуют!
Герой «Серого автомобиля» – название является прямой противоположностью «Алых парусов» и по цвету и по сути – Эбенезер Сидней безнадежно влюблен в женщину с говорящим и весьма нелепым именем Коррида Эль-Бассо. Коррида – существо странное: «Она не любила растений, птиц и животных, и даже ее любимым чтением были романы Гюисманса, злоупотребляющего предметами, и романы детективные, где по самому ходу действия оно неизбежно отстаивается на предметах неодушевленных. Ее день был великолепным образцом пущенной в ход машины, и я уверен, что ее сны составлялись преимущественно из разных вещей. Торговаться на аукционе было для нее наслаждением… Немного, – о, совсем немного хотел я: живого, проникнутого легким волнением румянца, застенчивой улыбки, тени задумчивости».
Однако девушка к нему холодна. Ей с ним скучно. Она его не понимает. У нее совсем иная жизнь. Но однажды Сидней становится богат благодаря выигрышу в казино. Поединок между Сиднеем и загадочным мулатом, который до этого всех обыгрывал, описан захватывающе и живо и оказывается чем-то вроде «Пиковой дамы» наоборот. У Пушкина Германн вместо дамы видит туза (или же туз мистическим образом оказывается дамой), а у Грина герой не сразу разглядывает, что у него на руках самая лучшая из всех возможных комбинаций, и эта заминка вводит его проницательного соперника в заблуждение, заставляя пойти ва-банк, сокрушительно проиграть и покончить с собой.
Внезапное богатство Сиднея меняет его отношения с Корридой, которая теперь испытывает к консерватору и ретрограду интерес и соглашается отправиться на конную прогулку в горы с неизвестной для нее целью.
«Вы, правда, мистификатор, как говорят о вас», – роняет она ему, записывая Сиднея в традиционный ряд гриновских персонажей – заговорщиков и провокаторов. Но если с другими персонажами этой породы из «Искателя приключений», «Создания Аспера», «Черного алмаза», «Сердца пустыни» и «Пропавшего солнца» у Грина все более или менее понятно, и нам ясно, чего эти люди хотят и как автор к ним относится, то в «Сером автомобиле» ситуация много сложнее, и окончание рассказа может быть прочитано двояко.
Первое: там, на природе, герой окончательно убеждается в том, что подозревал и раньше. А именно – девушка, в которую он влюблен, на самом деле не живое человеческое существо, но сбежавший из магазина манекен (и отсюда становится понятен рассказ жительницы Петербурга о ее встрече с Грином), которому Сидней говорит:
«Вам нечего притворяться более. Карты открыты, и я хорошо вижу ваши. Они закапаны воском. Да, воск капает с прекрасного лица вашего. Оно растопилось. Стоило гневу и страху отразиться в нем, как воск
