отправлялся в Афины, чтобы постичь тайное тайн эллинской мудрости и красоты.
Полидевк сопровождал своего молодого господина.
VII
Бань в Риме несколько. На Палатине для сенаторов и высшей знати роскошные, равные по блеску и удобствам любому восточному дворцу. Попроще, но чистые и уютные, на Витумине, для всадников и торгового люда. Там 'блаженные собственники' омывали свои крепкие, нерасслабленные заморскими прихотями, смуглые от италийского солнца тела. И, наконец, за Тибром грязные общие мойки для тощей и презренной бедноты.
Сосредоточенный и молчаливый, Богач поднимался по крутым склонам Витуминского холма. Буйная заросль пустырей хлестала пешехода, но он бесстрашно раздвигал руками колючие, тяжелые от обильного цвета ветви диких азалий.
Задыхаясь от быстрой ходьбы, Харикл едва поспевал за господином. Он бережно нес под мышкой несколько флаконов благовонного масла, скребки из пемзы для удаления грязи и две смены чистой одежды, себе и хозяину.
— Вот и пришли! — Красс остановился у низкого широкого портала. — Здесь хоть с добрыми людьми веселым словечком перекинешься! Надоел мне шип в курии! Займи две скамейки в общей бане!
Подогретая вода радушно журчала в проточных водоемах. Здесь квириты не брезговали друг другом. Плотные, широкоплечие, громко хохоча, барахтались в бассейне, побагровев от усилий, любезно терли соседям спины. То тут, то там слышались вольные шуточки, звонкие шлепки по влажным разогретым телам.
Радостно улыбаясь, Красс разделся и, сопровождаемый Хариклом, направился к купели. Грек, жеманно поеживаясь, медлил. Он никак не мог привыкнуть к простонародным вкусам своего господина.
— Купаться в одном корыте со всяким сбродом!
Но Красс уже плескался в самой гуще купальщиков. Его узнавали, дружески окатывали залпом брызг, угощали беззлобными тумаками.
Марк Лициний, довольно пыхтя, отшучивался.
— Молодец, Богач! — крикнул сосед по купанию. — Заседаешь в Сенате, а нас не забыл!
— Нет, мой добрый Корнифиций, не забываю! — Усевшись на край водоема, Красс усердно занялся своими пятками. — Я любовался, какие сапожки ты сшил моему другу Цезарю. Отвороты разукрашены, словно девичий платочек.
— На небольшую ногу с хорошим подъемом шить нетрудно, — польщенно отозвался сапожник, растягиваясь на каменной скамье.
Могучий раб принялся обеими руками разминать его мышцы.
— Наверное, Юлий Цезарь отсыпал тебе золота, — позволил себе пошутить банщик, — и ты не поскупишься для меня.
— Как бы не так! Где ты видел, чтоб благородный человек платил? — Корнифиций повернулся. — Три хорошенько, я же не патриций, заплачу наличными. Поверишь ли, сосед, — обратился он к другому ремесленнику, — все в долг да в долг.
— Это не новость, — отозвался ювелир. — Недавно молодой Марк Антоний выдурил у меня в долг двенадцать золотых браслетов.
— Простись с браслетами. — Красс тяжело плюхнулся в воду. — Антоний уезжает в Испанию. Он назначен сопровождать пропретора Гая Юлия.
— Что? Цезарь уезжает? Когда?
Красса обступили со всех сторон. Полушутя-полуугрожая кричали, что утопят, если он не скажет.
— Не знаю, не знаю! — отбивался Богач. — Да вы, друзья, и впрямь утопите! Точно не скажу, но, По-моему, этот бездельник Антоний ускользнет от вас в первую же безлунную ночь.
— А сейчас уже луна на ущербе! — Сапожник оттолкнул раба-массажиста. — Что мне твой Антоний, когда мои сапожки на Цезаре?
В минуту баня опустела. Красс, ухмыляясь, спустил воду, наполнил водоем до краев чистыми струями и, блаженствуя, погрузился в их ласковое тепло.
— Побежали ловить ветер, — бросил он Хариклу, — перестань ломаться, прыгай сюда да обмойся хорошенько. Видишь ли, мой золотой, Цезарь и Мамурра возомнили, что обойдутся без доверчивого дурачка Красса. Гай Юлий начал звенеть чужим кошельком. Такую дружбу развели... Вместе ходят к Сервилии, вместе собираются покорять мир... Посмотрим, как без меня новый наместник народа римского доберется до Испании!
— Они его не выпустят. — Раб злорадно хихикнул. — Придется Цезарю опять поклониться нам.
— Ни-ни! — Красс энергично замахал обеими руками. — Я не хочу унижать вождя плебеев. Мы выручим Гая Юлия без его просьбы, Харикл!
— Да, господин. — Грек подставил под струю свою красивую голову. — Разреши побеседовать с некоторыми людьми без твоего ведома.
VIII
Рим спал. По тихим темным улицам продвигался небольшой караван: три всадника и несколько вьючных мулов.
— Зачем ты не удержал его? — вполголоса спросил один из них. — Ты мог бы уберечь друга от лишней боли.
— Цезарь не советуется со мной о сердечных делах, — процедил сквозь зубы Мамурра. — Я плохой утешитель.
Гирсий не ответил. Мамурра обиделся. Он, коммерсант, солидный деловой человек, встал среди ночи, чтобы проводить приятеля, не побоялся дурной славы, и вот благодарность... Только отъехали от форума, как Цезарь свернул в какую-то улочку и велел друзьям ехать без него. Он догонит у ворот. Разве это не обида? А тут еще Гирсий с глупыми упреками.
— Я знаю, — огрызнулся делец, — вы оба — и ты, и Антоний — хотели бы, чтобы я вывернул кошелек до последнего обола, а не понимаете, отдай я все, что имею, и самого себя в придачу, — и то мне не оплатить и половины ваших долгов!
— Да мы на тебя и не рассчитывали. — Антоний соскочил с седла и пошел рядом с мулами, подгоняя ленивцев. — А ловко я придумал удрать ночью!
— Друзья, вы плохие заговорщики! — Цезарь вскачь догнал приятелей. — Кричите так, что на соседней улице слышно. Мой добрый Мамурра, я бесконечно обязан тебе. Если б не твоя щедрость, нам не добраться бы даже до Неаполя. — Он замолчал.
И хотя было темно, Гирсий заметил, что его друг огорчен и расстроен.
Некоторое время ехали в молчании. Мамурра пробовал заговаривать, но Цезарь отвечал невпопад.
— Слушай, Мамурра. — Он внезапно так натянул поводья, что лошадь остановилась. — Скажи мне, ты знал, что Марк уже уехал?
— Да, — удивленно ответил Мамурра, — а что?
— А знал, что он уехал, не повидав меня?
Мамурра качнул головой.
— Сервилия постоянно говорила мальчику, чтоб он был с тобой учтив!
— Учтив! Сын с отцом учтив?
— Не огорчайся! — Антоний подбежал и ласково коснулся руки старшего друга. — Я слышал от
