«схватке на языках», в его импровизациях не было и половины того чувства, точности и звучности, какие она находила в его строках теперь.
– Я желаю, чтобы вы развлекали меня каждый день, – сказала она, когда поэт, с горящими щеками и дерзким взглядом, склонил перед ней голову. – Я дарую вам звание моего придворного поэта… если вы согласитесь, – прибавила она смущенно.
Он согласился с радостью.
Ночью принц заснул, в первый раз обняв ее. Правда, его руки скоро ослабли и соскользнули.
Янина укрыла его, укутала одеялом, как мать. Погладила по голове и ушла к себе.
Она оделась – полностью, без помощи горничных. Был третий час ночи. Янина причесала волосы, собрала их на затылке в пучок, разбудила Мышку и отдала ей странное приказание.
– Но, моя принцесса, поздно, – пыталась возразить Мышка.
– Это приказ.
Мышка ушла и скоро вернулась – тихо и незаметно проскользнула в комнату, оправдывая свое прозвище:
– Его величество готов принять вас, принцесса.
Вид у няньки был озадаченный.
У входа на половину короля Янину приветствовали гвардейцы. Король, как она и предполагала, и не думал ложиться спать – сидел, закинув на стол ноги в сапогах, с книжкой на коленях.
Когда Янина вошла, он с явным сожалением скинул ноги со стола и поднялся:
– Что-то случилось?
– Ничего, ваше величество. Я предполагала, что вы не спите.
– Я почти никогда не сплю. Мне не нравится, что я вижу во сне.
– Я только хотела спросить. Если бы Новин вдруг стал здоров, это противоречило бы мировым законам? Законам Системы?
Король остро на нее посмотрел.
– Это противоречит бытовым законам, которые соблюдаются вокруг нас каждый день. Но не противоречит высшим законам, определяющим реальность.
Янина не поняла, он догадался об этом по ее лицу и снисходительно улыбнулся:
– Возьми два множества, множество женщин и множество дурочек. Множество женщин, безусловно, включает в себя все множество дур, но остается крохотная прослойка, тоненькая полоса на графике, отображающая подмножество женщин, не являющихся дурами.
– Зачем вы так говорите? – пробормотала Янина.
– Я, возможно, хочу польстить тебе… Если бы Новин выздоровел, это событие попало бы в число феноменов, именуемых чудесами. Теперь я ответил на твой вопрос?
Янина поклонилась, пожелала спокойной ночи (спокойного утра, скорее всего) и вернулась к себе. Мышка не спала: ей было любопытно. Янина отдала ей следующее приказание.
– Но это неприлично, принцесса!
– Это королевский дворец, что здесь может быть неприличного? Я приму его в зале. Можешь присутствовать при нашей встрече.
Они прошли по длинным коридорам, где днем и ночью горел свет, и гвардейцы на постах приветствовали их с нескрываемым удивлением. В малом зале для приемов их ждал поэт – бледный, немного всклокоченный, но очень почтительный.
– Я приняла решение, – Янина остановилась перед ним. – Возьмите.
И протянула ему маленький, почти невесомый узелок.
Поэт низко поклонился. Принял сверток двумя руками; ладонь левой была плотно обмотана кожаной лентой: поэт поранился недавно, защищаясь голыми руками от каких-то бродяг в переулке.
Накануне они долго беседовали. Поэт рассказывал Янине о власти слов и знаков. О заклинаниях, которые суть концентрированная форма поэзии, до того наполненных смыслами, что человеческое разумение не в состоянии расшифровать их.
Янина неожиданно для себя рассказала о сорочке, изнутри расписанной символами. Возможно, это тоже заклинания?
Поэт очень разволновался. О таких сорочках, сказал он, ему доводилось слышать легенды. Внутри зашифрованы не только формулы здоровья и безопасности для носителя, но – чаще всего – заклинания- шифры для исполнения его желаний. Чаще всего – одного желания, если оно, конечно, не противоречит основным мировым законам. «Законам Системы», – мысленно сформулировала для себя Янина.
– Сколько времени вам понадобится?
– Не могу сказать. Завтра отвечу точно…
– Поторопитесь. Я никогда в жизни не снимала ее надолго. Без нее мне… странно.
– Не волнуйтесь, принцесса, я понимаю, что это за сокровище, и возвращу вам ее в целости и сохранности!
Прежде чем лечь спать, она сходила к начальнику караула и отдала еще одно распоряжение.
Ей удалось поспать часа два, не больше.
– Принцесса, вы велели будить себя, если будет сообщение от стражи…
Янина выскользнула из сна моментально. Покрылась холодным потом: принимая предосторожности, она надеялась, что они никогда не понадобятся.
– Что случилось?
– Господин поэт задержан при попытке спешно оставить дворец… Он говорит, вы ему приказали…
Дальше она помнила все урывками.
Едва одевшись, она прибежала на центральный пост. Поэт, взлохмаченный, с безумными напуганными глазами, был к тому моменту связан – так яростно он добивался свободы, так настаивал на своем праве немедленно покинуть дворец.
При виде Янины он страшно побледнел.
– Что случилось? – она смотрела ему в глаза. – Куда вы?
– Мне понадобились некоторые книги, я не успел расшифровать…
Он говорил и блуждал глазами. Янина ощутила головокружение.
– Где она? Где моя рубашка?
– Дайте мне время, я верну ее, только позвольте, дайте мне время…
Янина кинулась в комнату, где поэт ее милостью жил. Портьеры, ковры, все тряпки пропахли паленым, хотя окно было распахнуто настежь. В камине тлел последний обрывок тончайшей расписной ткани.
– Это экран, – сказал король, разглядывая белый лоскут с обгоревшими черными краями. – Это экран, совершенно точно. Вещь защищала вас от чего-то… От некоего постоянно действующего фактора… Либо, наоборот, защищала мир от вас. С какого возраста вы ее носили?
– С рождения.
– Что?!
– Она росла вместе со мной.
Король в ярости отшвырнул лоскуток.
– Что я говорил о множестве женщин – и подмножестве дур?!
– Вы были правы.
Янина закрыла сухие, воспаленные, саднящие глаза.
Поэт стоял здесь же. Два гвардейца держали его за скрученные локти. Он уже не вырывался – только тяжело дышал.
– Ты ведь не сам до этого додумался, – сказал ему король.
– Я все расскажу, – прошептал поэт разбитыми губами.
– Покажи руки. Эй, отпустите его, я хочу видеть его ладони…
Король рванул полосу черной кожи, обмотанную вокруг левой ладони поэта. Открылась кожа – рука, с тыльной стороны и на ладони, была черной, и на аспидной коже выделялись символы, похожие на узоры, либо узоры, похожие на символы.
– Я все расскажу, – тихо, как-то очень интимно сказал поэт. – Пожалуйста.
