* * *

Когда мы остались одни, Цурри-Эш с наслаждением начал чесать себе спину средней рукой, которая у эшей длиннее и гибче двух боковых.

— Представляете, Саша, все заседание умирал от желания почесаться. А нельзя. Королевское достоинство не позволяет. Как вы говорили… ага, ноблес оближ. Так вот и лишаешь себя простых радостей во имя королевского долга. Мало того, что почесаться публично не моги, приходится все время следить и за объективностью. А то так и подмывало крикнуть: все к дракону, сейчас же, шагом ма-арш!

Король жалобно вздохнул, еще раз поскреб спину всеми растопыренными семью пальцами средней руки и сказал:

— А вы говорите «самодержец»! Какой, к дракону, самодержец, когда почесаться всласть нельзя. Ах, Саша, Саша, земной мой друг, не ценят нас, монархов, не ценят. Вот вы недавно мне говорили, что таких архаических формаций, как на Эше, почти и не осталось в изученной вселенной. Верю, верю. Монархия, Саша, эта жуткая штука. Хлопот что с компьютерами, что без них — полон рот. Ни днем покоя, ни ночью сна. И прав, прав тысячекратно был мой родитель незабвенный, когда учил меня, что мы, короли, сидим на вулкане. Спасибо ему, так всыпал мне по мягкому моему детскому седалищу, что сделал его необыкновенно чувствительным. А ведь для хорошего профессионального короля, друг мой, не голова важна, а седалище. Такое оно должно быть чувствительное, чтобы улавливать малейшие колебания трона, чтобы заранее чувствовать изменения в вулкане. Я как-то раз был в хорошем настроении, уж и не помню отчего, призвал королевских сейсмологов и говорю им: «Господа, предлагаю вам соревнование. Вы устанавливаете самые чувствительные свои сейсмографы, а я просто сажусь на трон. Где-нибудь, ну, скажем, в сотне куней от дворца кто-нибудь топнет ногой. Посмотрим, кто из нас сумеет уловить колебания почвы». И что вы думаете, Саша? Я выиграл. Вот так-то. Нас, монархов, не просто любить нужно, жалеть нас нужно. А я сколь себя помню, ни разу не слышал: ваше королевское величество, бедненький мой, как же вас жаль, всемогущего! Бесчувственные твари эти эши, только о себе и думают. Ну что, устали?

— Честно говоря, да, ваше величество, просто слушать это словоговорение устал. А вам ведь и судить нужно было. Вы прямо как царь Соломон…

— Это с какой планеты? Что-то я не слышал…

— У нас на Земле был такой в библейские времена. Тоже судил.

— Ничего не поделаешь. Входит в штатные обязанности. Пообедаете со мной?

— С удовольствием, ваше величество.

— Ну тогда идемте. Как раз и время подошло. Королевский мой шеф-повар не любит, когда я опаздываю. Строгий эш. Я и не женился пока из-за него. Как хотите, говорит, ваше величество, но я королевы над собой не потерплю. Мне это руководство повседневное и дамская мелочная опека ни к чему. Лучше, говорит, я сам к дракону пойду.

Был момент, признаюсь, Саша, заколебался. Причем кандидатка не своя, не с Эша. Здешние мне и так доступны, отбою от них нет. Эта с нашей соседней планеты, с Круты, была. Такая забавная особа, рук, представляете, семь, а глаз вовсе нет, они, оказывается, всей кожей видят. Кожное зрение называется. Такая смешная! И нежная, нежная, насквозь видна вся. Я, говорит, очень удобна для брака, на нас, дам Круты, по всей цивилизованной вселенной спрос. У нас ведь по семь рук, и ловкость их необыкновенная.

Потом думаю: а повар что скажет? Насколько я прогрессивен в нашей отсталой монархии, настолько я консервативен в личных привычках. Так ничем и не кончилось. Иногда, правда, взгрустнется, подумается невольно: хорошо бы рядом была такая, с нежными руками, прозрачная вся… О повелитель космоса, пути твои неисповедимы…

Мы вошли в малую королевскую столовую. Где-то запели трубы, и два огромного роста стражника молча отодвинули нам стулья.

Здесь я должен сделать небольшое отступление. Еще первая экспедиция с Земли, посетившая Эш, установила, что местная пища при всей ее экзотичности, вполне усваивается земными желудками. Тем не менее перед отлетом на Эш меня снабдили сверхконцентратами на случай, если я не смогу приспособиться к необычной кулинарии. Главная трудность — это совершенно непривычный вид пищи на Эше. Она носит скорее растительный характер. Я говорю «скорее», потому что растения, идущие здесь в пищу, не совсем растения. Они полурастения-полуживотные, хотя по форме гораздо ближе к растительному миру, по крайней мере в нашем восприятии. Но главное — эшская пища светится в тарелке. Причем это свечение зависит от качества пищи и ее приготовления и считается эшами главным критерием вкуса. Вначале, признаюсь, я закрывал глаза, чтобы по подавиться этими изысканными гаммами всех цветов радуги, но быстро привык.

Так вот, повар короля действительно был непревзойденный виртуоз. То, что лежало сейчас перед нами на тарелках, излучало необыкновенно чистый и глубокий синий свет. Но как только я дотрагивался лопаточкой, которые заменяют здесь наши ножи, вилки и ложки, до побегов, похожих на колбаски, синий цвет тут же сменялся фиолетовым, потом красным.

После обеда король пришел в умиротворенное состояние духа, скорее по инерции опять жаловался на тяготы королевской жизни, потом вдруг надумал отправиться в обсерваторию к Зукки. Я отказался и не спеша побрел в Дом пришельцев. Не за горами было окончание командировки, и пора было начать как-то систематизировать горы материалов, которые у меня уже накопились.

Самое забавное, что я начал испытывать к Цурри-Эшу некую симпатию. Но это же смешно, говорил я себе. Дружба младшего научного сотрудника с королем сама по себе, конечно, непредосудительна, но с таким королем! Я, как мудрейший и справедливейший… Скромности в них нет, в этих монархах. Попробовал бы он побыть у нас на заседании сектора… Но, с другой стороны, зачем ему быть на заседании сектора, когда даже я иной раз старался придумать себе оправдание, чтобы не слушать нудных и справедливых поучений Аглаи Степановны…

Иногда мне начинало казаться, что мой королевский приятель с трудом сдерживает желание посмеяться над своей работой, что в душе он потешается над всеми этими атрибутами и обязанностями правителя Эша. Но я тут же напоминал себе, что сотни эшей, исчезающих в подземных очистных сооружениях и выталкиваемых на арену стадиона на расправу Малышу, вряд ли думают о чувстве юмора у Цурри-Эша.

А симпатии мои непонятные к нему объясняются, надо думать, привычкой и комфортом. Да, комфортом, потому что благорасположение ко мне его величества было общеизвестно и раскрывало передо мной все двери. А к комфорту привыкаешь быстро. Когда ты имеешь то, чего не имеет ближний твой, или когда тебе позволено то, что не позволено другому, ах как неудобно и неуютно считать эти удобства несправедливыми. С дьявольской хитростью древнее чувство эгоизма начинает нашептывать, не сразу, конечно, не грубо, а потихонечку, но капельке: а может, это потому, что ты лучше других… вообще-то в этом есть и нечто несправедливое, но, с другой стороны… И так далее. И тут нужно быть безжалостным палачом: давить в себе змей-искусительниц без всякого судебного разбирательства.

Не хочу хвастаться, но в каком-то смысле пребывание на Эше сослужило мне определенную службу. Младший научный сотрудник, не говоря уже об аспиранте, существо угнетенное, бесправное, посылаемое на все кроссы, от лыжного до бега по пересеченной местности, на все курсы, которые больше никому не хочется посещать, получающее отпуск только после уборщиц и вахтеров, существо, на которое даже машинистки нашего машбюро смотрят сверху вниз. Такому существу королевские почести могут только сниться, и то редко. И лишь здесь, на Эше, я оказался весьма привилегированной особой, волей обстоятельств приближенной к королю. Но нос не задрал, не забыл, кто я такой и откуда явился. Не загордился, не начал почтительно кланяться себе в зеркало и называть себя мысленно на «вы».

* * *

Здесь я должен во имя единства повествования перескочить сразу вперед на два обращения малого светила, что по нашим земным меркам соответствует примерно двум месяцам. Дело в том, что мне хочется закончить историю о битве воров и программистов, тем более что ничего особенно забавного за это время не произошло.

Итак, мы снова в зале королевского совета, эшей на этот раз меньше, зато между троном и амфитеатром стоит небольшой ярко-красный компьютер, два манекена, одетые в мужские и женские плащи, и открытый макет небольшой квартиры, сразу напомнивший мне павильон киностудии. Мой приятель Гена,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату