— Ой, я могу глазунью приготовить, — предложила девушка. — Это быстро. У вас есть яйца?
Мы с Ашгарром переглянулись.
— В холодильнике, — смутившись, уточнила Лера.
— Нет, — ответили поэт. — Такой… Такого не держим.
Лера, которой, видимо, ужас как хотелось продемонстрировать свои недюжинные кулинарные способности, удивилась:
— Не любите яичницу?
— Аллергия у нас на яйца, — ляпнул я. — Как полопаем, так сразу пятнами покрываемся. И ещё это… чешемся.
Прозвучало это объяснение не очень убедительно, но не мог же я сказать правду и признаться, что нагону видеть, как кто-то разбивает яйцо, всё равно, что человеку видеть, как кто-то бьёт в живот беременную женщину.
А помимо того я в тот момент вот что подумал: ещё несколько подобных вопросов и мы в глазах не в меру пытливый девицы окончательно предстанем неизлечимыми калеками.
— Перепелиные не пробовали? — спросила девушка, обращаясь прежде всего к Ашгарру. А когда тот мотнул головой, дескать, нет, посоветовала: — Обязательно попробуйте.
— Попробуем, — пообещал Ашгарр и поторопился замять неприятную тему: — Я бутерброды с ветчиной сделаю. Будешь?
— Буду, — легко согласилась Лера.
— Ладно, — сказал я, — давайте, братцы, гоняйте чаи, лопайте бутерброды, а я под душ и в люльку. Скоро вновь на передовую.
— Шеф, а мне завтра… — начала было Лера.
Но я её перебил:
— А у тебя завтра законный выходной. Точнее уже не завтра, а сегодня.
— Но, шеф…
— Что ещё?
— Вы так и не объяснили, что происходит.
— Оно тебе, подруга, надо?
— Ну как… — Девушка пожала плечами. — Наверное, надо. Волнуюсь за вас.
— А вот не надо за меня волноваться, — попросил я, нервно пощёлкав пальцами. — И знать ничего тебе не надо. Меньше знаешь, крепче спишь.
Выдал железобетонную банальность и подумал, что вопрос на этом исчерпан. Но моя беспокойная помощница и не подумала уняться.
— Шеф, а может быть я вам как-то…
— Помолчи, а, — грубо осадил её я порыв.
Губы Лера сжались, ресницы захлопали, глаза наполнились слезами.
Ну ты, дракон, и хамло, подумал я о себе уже в следующую секунду. Мало того, что втянул девчонку в очередную бяку, так ещё и, психуя по этому поводу, орёшь на бедняжку.
Подстёгнутый идущими от Ашгарра токами осуждения, подошёл к Лере, погладил успокаивающе по плечу и виноватым голосом произнёс:
— Слушай, подруга, ты можешь с доброжелательным пониманием отнестись к моему молчанию?
Она подняла на меня покрасневшие глаза.
— С доброжелательным пониманием?
— Угу, — кивнул я.
Для проформы помолчав немножко, девушка облегчённо шмыгнула и ответила:
— С доброжелательным пониманием — могу.
После чего повела плечиком трогательно и одарила взглядом полным смирения.
— Вот и молодец, — похвалил я. Затем, поглядывая с иронией на Ашгарра, пропел за Николая Расторгуева (на самом деле — за Олега Ануфриева) «Уйду с дороги, таков закон — третий должен уйти», отвесил шутливый полупоклон и потопал в ванную.
Шёл и думал: а ведь сейчас гляну в зеркало и наверняка обнаружу, что на башке прибавилось седых волос.
Ни фига не ошибся.
Глава 10
Будильник в мобильном был выставлен на семь сорок и когда прокукарекал, я своим ушам не поверил. Как так? Ведь только лёг. Вставать не хотелось, не выспался, не отдохнул после безумно трудного дня. И когда бы ни стояла передо мной задача по спасению Леры, чёрта лысого я бы поднялся в такую рань. Другие причины не прокатили бы. Ни деньги, ни жажда мести, ни известная тяга к справедливости не вытащили бы меня в ту минуту из гамака. Да и Леру-то спасать, честно говоря, кинулся не сразу. Стыдно признаться, но какое-то время после пробуждения лежал, находясь на границы сна и яви. Глаза слипались. Мысли путались. Губы шептали: сейчас, ещё немножко, ещё секундочку, ещё чуть-чуть. И не знаю, долго бы вёл себя столь позорно, когда бы — спасибо тебе, услужливое подсознание, — ни пригрезилось вдруг, что моя помощница, сидя в тёплой ванне, режет себе вены кухонным ножом. Ярко, очень ярко, во всех мельчайших подробностях мне эта жуткая картинка пригрезилось. В миг очухался, вылетел из сетки и поскакал в комнату Ашгарра. С такой прытью поскакал, что потерял по дороге левый тапок.
С Лерой всё было в порядке. Наряженная в смешную полосатую пижаму прижимала к себе плюшевого медвежонка и сопела в две дырочки под убаюкивающий перестук дождя.
Я подошёл к кровати, поправил одеяло.
— Умиляет картинка, да? — прошептал Ашгарр. Он сидел в кресле у двери и выводил в блокноте какие-то каракули.
— Угу, сейчас слюну пущу, — поскребя растительность на груди, буркнул я. Затем кивнул в сторону спящей красавицы и вполголоса спросил: — Как она в целом?
— Пока нормально.
— Проснётся, подхвати её сознание своим и держи. Чёрную волну почуешь, гаси. Сразу гаси, не дай подняться.
— Не переживай, сделаю, — пообещал Ашгарр. Поколебался секунду и предложил: — Слушай, я тут вот что подумал, а может, нам ножи-вилки попрятать?
Вот откуда страшная картинка пришла, догадался я. И так оценил его предложение:
— Глупость. — А чтобы не обиделся, поторопился объяснить: — Тогда и окна нужно заколотить, и воду перекрыть, и электричество вырубить, и защёлки в клозете и ванной выдернуть, и… И фиг его знает что ещё сделать для того, чтобы превратить квартиру в тюремную камеру. Сможем? Вряд ли. Поэтому просто контролируй эмоциональный фон и подавляй негатив.
— А если не справлюсь?
— Куда ты, блин, денешься.
— А если Силы не хватит?
Вот что Ашгарру всегда прекрасно удавалось, так это заронить в нашу общую душу зерно сомнения.
Показав ему кулак, я выразил уверенность:
— Хватит. — Потом перестраховался и на всякий случай посоветовал: — Но если всё-таки ощутишь слабину, не рискуй, сразу усыпи девчонку.
Ашгарр кивнул машинально, а потом вдруг задумался:
— Усыпить? А чем усыпить?
— Да не важно чем. Чем угодно. Мятой накорми, сказку расскажи, колыбельную спой, на крайняк заклинание какое-нибудь усыпляющее сплети. Одним словом, гляди по обстановке.
— А какое заклинание на твой взгляд тут лучше использовать?
