Правда, после трёхчасовой сушки на предрассветном ветру содержимое трёх мешков поместилось в одну небольшую коробку. И хотя тень не корова, ест немного, в ближайшее полнолуние мне вновь предстояло гулять по крыше с волшебным веником наперевес. А что делать? Мы в ответе за тех, за кого в ответе.
Когда Фифа схрумкала в охотку три полных горсти и на том успокоилась, я спросил:
— Наелась?
— Фьюшть, — отозвалась тень.
— Ну а как насчёт того, чтоб погулять? Пошалить нет желания?
— Фьюшть-фьюшть.
Швырнув на пол пустой мешок из-под сахара, я приказал:
— Тогда забирайся живее.
И тень, опасаясь, что передумаю, поторопилась.
Ууже вскоре я стоял с мешком на плече перед дверью в квартиру номер четырнадцать и выводил спартаковскую трель с помощью кнопки звонка.
— Кто? — минуты, наверное, через две беспрерывного пеликанья спросил меня раздражённый голос.
— Дед Мороз, — представился я и, упреждая возможный вопрос, сообщил о цели своего визита: — Принёс коматоз.
Дверь отворилась, и я увидел кряжистого мордоворота в сине-красном боксёрском халате с капюшоном.
— Ну? — вякнул он, поигрывая плечом и прощупывая меня стальным взглядом глаз-пуговок.
Скинув мешок с плеча, я сказал:
— Хочу поговорить насчёт вчерашнего казуса.
— Ну.
— Вы, уважаемый, давеча старичка здешнего изволили изволтузить, так вот…
— Мент?
— Нет.
— Родственник?
— Нет.
— Свободен.
И мордоворот резко захлопнул дверь перед моим носом.
— Верно, — согласился я с его последним утверждением. — Свободен. Словно птица в облаках. С диким ветром наравне. — Но тут же и возразил и ему, и себе: — Верно-то верно, но с другой стороны, жить в обществе и быть полностью свободным от него, к сожалению, нельзя. Как бы отчаянно порой этого ни хотелось.
С этими словами вынул Ключ От Всех Замков и поднёс его жало к хитро-мудрому отверстию заморского замка. Жало, выкованное колдуном Лао Шанем из чудесного сплава, ожило на глазах, тут же перешло в то самое агрегатное состояние, которое позволяет ему принимать любую форму, юркнуло змейкой в дыру, растеклось там, а через секунду вновь застыло. Я трижды провернул Ключ и потянул на себя стальное полотно.
Вторая дверь оказалась незапертой.
Мордоворот не слышал, как я вошёл. Да и не мог слышать, где-то в глубине квартиры очень громко работал телевизор. Передавали, кстати, прогноз погоды. К вящему своему удовольствию выслушав информацию о том, что к полудню теплый сектор азиатского циклона принесёт в Город потоки тепла, я вытряхнул Фифу из мешка.
— Фьюшть-фьюшть, — обрадовано просвистела тень.
— Гуляй, — разрешил я, — у тебя три минуты. Максимум — пять.
Тень покатила в квартиру, а я вышел на лестничную клетку. Подложив мешок под задницу, устроился на ступеньках и закурил первую за утро сигарету. После двух сладких затяжек вытащил мобильный и позвонил Холобыстину. На мою удачу главный редактор «Сибирских зорь» был ещё дома.
— Доброе утро, Семён Аркадьевич, — поздоровался я. — Это Тугарин.
— Утро доброе, Егор Владимирович, — отозвался господин литератор и добавил с красноречивым вздохом: — Надеюсь, оно на самом деле будет добрым.
— А это, Семён Аркадьевич, прежде всего, зависит от нас.
— Ну да, ну да.
Я затянулся, выпустил дым через ноздри и, отмахнув его от лица, сказал:
— У меня к вам вопрос, Семён Аркадьевич. Можно?
— Ради бога, — с готовностью сказал Холобыстин.
— Скажите, вам знакомо имя Всеволода Бабенко?
— Бабенко? Всеволода? Ну, конечно! А как же! Всеволод Михайлович наш постоянный автор, подборки его стихов публикуем в каждом… ну практически в каждом номере. И в последнем, кстати, тоже его стихи есть. В этот раз он малость оплошал, принёс рукопись за день до сдачи номера, однако Эльвира Николаевна, царство ей небесное, место для него нашла. И не удивительно. Всеволод Михайлович прекрасный поэт. Замечательный. Неизменный участник всех Балбашевских чтений. В лучшие годы, кстати, являлся сопредседателем поэтического фестиваля имени…
— И превосходно, — грубо прервал я трындёж господина литератора. — А вы не подскажите, как мне его найти?
— Это необходимо для расследования? — зачем-то уточнил Холобыстин.
Нет, усмехнулся я про себя, автограф хочу у него взять. Горю весь от нетерпения.
А вслух сказал:
— Угу, для него, для расследования. Есть необходимость переговорить с ним по вашему делу.
— Он что, каким-то образом замешен? — забеспокоился Холобыстин.
— Мы же договорились, Семён Аркадьевич, что вы вопросов по существу расследования задавать не будете, — напомнил я ему холодно. После чего уже более мягким тоном сказал: — Просто поверьте, что мне с ним необходимо переговорить. И чем быстрее, тем лучше.
— Вообще-то он загородом живёт, — ответил Холобыстин. — Городскую квартиру давно продал, купил дом в Оглоблино. Подождите секунду, я гляну адрес.
Я успел докурить сигарету, прежде чем на том конце раздалось:
— Записывайте.
— Секунду, — сказал я и вытащил записную книжку с ручкой. — Готов, диктуйте.
— Улица Нагорная, дом шесть.
— А телефон?
— Телефона у него, к сожалению, нет. После смерти жены, живёт отшельником. Бежит людей.
— Ну что ж, Семён Аркадьевич, спасибо и на этом.
Я уже было собрался отключиться, но Холобыстин успел спросить:
— Егор Владимирович, а как там наше дело в целом и общем?
— Продвигается, — сухо ответил я.
— Егор Владимирович, я…
Господин литератор неожиданно замолк и, в поиске нужных слов, напряжённо задышал в трубку.
— Алло, Семён Аркадьевич, — выждав некоторое время, поторопил я. — Слушаю вас, говорите.
Наконец он разродился:
— Я бы, Егор Владимирович, хотел извиниться за то, что не явился вчера на встречу. Видите ли…
— Семён Аркадьевич, — не желая тратить время на бесполезное выяснение отношений, прервал я его исповедь. — Всё прекрасно понимаю и претензий не имею. В конце концов, у каждого из нас свои недоставки и свои достоинства.
— Спасибо за понимание, — промямлил господин редактор. — И… И держите меня в курсе.
— Обязательно, — пообещал я и отключился.
Закончив разговор с Холобыстиным, трубку прятать не стал и сразу позвонил Серёге Белову. Однако сходу связаться не получилось, мобильный телефон главного опера городских Молотобойцев оказался занят. Прекрасно понимая, что телефон столь важной шишки может быть занят надолго, набрал номер
