особенно поначалу, много разных поступало мне предложений от известного рода любителей. И обменять предлагали на разные толковые колдовские вещи, и золотые горы сулили за неё, и Силы давали, сколько унести смогу. Однако не повёлся я на уговоры, сохранил Книгу Книг. Будто чувствовал, что когда-нибудь пригодится. А в том, что пригодится, теперь уже почти не сомневался. Альбина, как и большинство провинциальных ведьм, запойная читательница, потому с большой долей уверенности можно было утверждать, что от такого во всех смыслах замечательного подношения отказаться не сумеет.
Бесповоротно и окончательно решив отдать старой ведьме именно этот артефакт свойств, я взобрался на придвинутую к шкафу подставку и вызволил Книгу Книг с полки. Стерев рукавом пыль с корешка, не удержался и открыл книгу там, где открылось. Текст на случайно выбранной странице начинался диалогом между неким мужчиной и некой женщиной. И было там так:
— Не пойму никак, чем это всё управляется, — глядя на парящих в небе птиц, призналась Она.
— Волей управляется, — пояснил Он.
— Волей?
— Волей. И воля эта — воля автора. Того самого человека, который рассказывает сейчас о нас с тобой.
— Рассказывает? — удивилась Она. — Кому?
Он пожал плечами.
— Не знаю кому. Знаю только, что мы с тобой существуем до тех пор, пока его рассказ продолжается.
— А что будет потом? — забеспокоилась Она.
Он хмыкнул:
— Суп с котом.
— А если серьёзно?
— А если серьёзно — никому не известно, что будет потом. Даже автору. Известно только то, что было вначале.
— А что было вначале?
— Слово.
— Какое?
— «Никогда».
А закончится всё словом «Всегда», пророчески подумал я. Заложил книгу пальцем, закрыл и тут же открыл. Текст изменился. Теперь страница начиналась таким вот пассажем:
Быть может, несколько сбивчиво и не совсем умело, зато на удивление правдиво, рассказал нам Хорхе Ипец о том, что произошло на самом деле, хотя, в действительности, возможно, и не случилось, в те самые-самые, ныне легендарные времена, когда Последняя Битва За Сознание Масс была уже так близка и неотвратима, что грядущий её пепел холодил своим чёрным шелестом всякое умное сердце, а угасающие надежды людей, считающих себя вменяемыми, были связаны с семёркой отважных бойцов под водительством героя, имя которому Амазарский Ястреб.
Убедившись, что артефакт находится в прекрасном рабочем состоянии, я прислушался к самому себе: душит жаба или нет? Жаба душила. Отдавать одну из самых своих любимых игрушек не хотелось. Жуть как не хотелось. Значит, выбор удачен, решил я. Сунул книжку под мышку, подхватил коробку с «консервами» и двинул на выход.
На бульвар Гагарина, где живёт Альбина, решил выбраться через улицу Горького с выездом на улицу Ленина, далее — до памятника вождю и направо. Однако решение на поверку оказалось не совсем удачным. Проезжая мимо Художественного музея, угадил в глухую, растянувшуюся аж до областной филармонии, пробку. Но нет худа без добра. Пока тащился виноградной улиткой от одного перекрёстка до другого, сделал два важных звонка. Сначала неудачно — Белову, потом удачно — домой. Дома к трубке подошёл Ашгарр.
— Как у вас дела? — спросил я. — Не заметно ли у нашей подопечной признаков томления на предмет зыбкости собственного бытия? Не обеспокоилась ли ещё эфемерностью реальности?
— Да вроде пока нет, — доложил поэт.
— Как аппетит?
— Поела гречу с сосиской, чаю откушала с булочкой. Булочка была с изюмом. На обед я заказал в «Багире» большую пиццу.
— Пицца — это отлично, только когда доставят, позырь обязательно в глазок. Убедись, что не злодей. А если что, вали гада без раздумья.
— Это обязательно, — пообещал Ашгарр.
— Девчонку чем развлекаешь?
— Сама развлекается. После завтрака в Интернете ползала, всю плешь, кстати, проела за то, что «Эксплоером» пользуюсь, а не «Оперой».
— Дай угадаю: скачала и установила?
— А как же. Конечно. Потом долго возмущалась, что у меня блога в Живом Журнале нет.
— А зачем он тебе?
— Не знаю. Она говорит, что это обязательный элемент принадлежности к клану избранных. Говорит, у всех творческих людей обязательно есть свой блог.
— Если у всех, какая же это избранность?
— Никакая, — сказал Ашгарр. — Это, наверное, как с масонами. Общество тайное, но каждый второй про них знает.
— А каждый третий к ним принадлежит, — добавил я. И вернулся к главному: — А теперь что она делает?
— Да ничего не делает, уже больше часа роется в Том Чемодане.
— Это надолго, — невольно улыбнувшись, сказал я.
— Надолго, — согласился поэт.
«Тем Чемоданом» мы с ним называем небольшой фибровый чемоданчик без ручки, который остался нам в наследство от старых хозяев. При вскрытии обнаружилось, что он набит разными интересными вещицами. На мой взгляд, разумеется, интересными, на взгляд Ашгарра — как раз нет. Поэт сразу обозвал всё это сокровище трухлявым барахлом, и первое время порывался выбросить. Я, разумеется, покушения пресёк, а впоследствии использовал находку для тренировки зрительной памяти. Откину, бывало, крышку, обведу содержимое взглядом, закрою и составляю письменную опись. А потом проверяю себя. Через некоторое время, правда, стало неинтересно, поскольку выучил весь список наизусть. Мало того — запомнил на веки вечные. Разбуди посреди ночи, спроси, что там, в Том Чемодане, находится, и как от зубов отскочит. Вот и теперь, только о нём упомянули, невольно пустился в ревизию. И полетели перед мысленным взором: семь щербатых шариков из мутно-зелённого технического стекла и пять стальных подшипниковых, рота оловянных солдатиков, племя гуттаперчевых индейцев, шестнадцать единиц боевой игрушечной техники, модель синий «копейки» в масштабе один к сорока трём, коробочка из-под зубного порошка с горстью стекляшек от дешёвой броши, два рулона пистонов, пачка «переводок» с сексапильными гражданками ГДР, три затвердевших до каменного состояния кубика первой советской жвачки кондитерской фабрики «Калевала», бронзовая боевая медаль «За оборону Сталинграда» и алюминиевая памятная «Пуск Саяно-Шушенской ГЭС», небольшой кляссер с марками на темы «Флора», «Фауна» и «Космос», пионерский значок с кудрявым мальчиком, театральный номерок с гравировкой «ТЮЗ — г. Челябинск — 254», засушенный майский жук в пожелтевшей спичечной коробке производственного объединения «Гомельдрев», магнитофонной пассик, крылатый офицерский знак «Специалист 1 класса», открытка с Гойко Митичем в роли Большого Змея, почётная грамота победителю второго этапа Всесоюзного пионерского марша «Мой труд вливается в труд моей республики», поломанная в двух местах магнитофонная бобина, девятнадцать пулек для «мелкашки» в распечатанной коробке, лента от бескозырки с надписью «Отважный», зелёная кокарда для полевой фуражки, офицерский парадный ремень с пряжкой из жёлтого металла, пуговица от фирменных
