Вопрос:
Антон Дивиер сказал на тебя, что говорил ты с ним о некоторых важных делах; о каких важных делах и где и в котором времени ты с ним говорил?
Ответ:
С Антоном Дивиером ни о каких важных делах нигде никоторое время не говаривал. А как были в доме у графа Сопеги, в то время говорил он Дивиер ему, чтоб донесть Ея Императорскому величеству ныне, а после де времени не будет и вас не допустят, а про что доносить, того ему не сказал; и для чего времяни не будет – не сказывал же, и он его не спрашивал, а х чему тот разговор и от кого он его ль Писарева сперва или от его Антона зачался, того не помнит для того, что был тогда шумен, а думал он, что де он есть о том, что за несколько дней пред тем сказывал ему Иван Иванович Бутурлин, что приезжал он Дивиер к нему и говорил ему, что де светлейший князь дочь свою прочит за великого князя, и говорил де он мне, чтоб о том донесть Ея Императорскому величеству. И он Писарев ему Ивану Ивановичу говорил, надобно о том Ея Императорскому величеству донесть. А более того <...> никаких противных слов против персоны Ея Императорского величества и государству не говаривал.
Вопрос:
Он же Девиер роспросом показал, в государынину болезнь дня за два или за день Иван Иванович говорил ему, что ты ему сказывал: светлейший де князь что-нибудь зделал на свою пользу, велел де привезти к себе больных князь Дмитрия Михайловича и Остермана и цесарского посланника <...>?
Ответ:
С Ываном де Ивановичем дни за два ни за день болезни государыниной никогда таких слов <...> не говаривал, а имел с ним разговоры как государыня больна была <...>, такие что светлейший князь в день тезоименитства Ея Императорского величества приказал учинить фейверк бомбардирскою ротою, которого планы для опробации нарисовал два-три на пример, с Васильем Корчминым. Принесли к светлейшему князю, и он взял и отдал полковнику Витверсу, и велел ему нарисовать своим манером, и как тот Витверс нарисованной план отдал светлейший князь Василью Корчмину, а он Писарев при том не был, и как он х Корчмину приехал, и он ему тот план показал, на котором плане нарисовано: столпы и на столбе корона, и к тому столбу привязана веревка с якорем и прикреплен тот якорь в землю, а при том столбе нарисован молодой человек с глобусом и цыркулем, а другою рукою держит за тот канат, которой привязан к столбу, при котором литеры <...> А в толковании написано: <...> показует великий князь, у которого глобус и цыркуль в руке, то есть нынешняя инфермация, и другою рукою держит за канат для предбудущего подаяния. И он Писарев, увидя ту фигуру, спросил Василья Корчмина, кто при том был, и он ему сказал, что при том были, как светлейший князь ему тое фигуру отдавал, барон Остерман, Алексей Васильевич Макаров, генерал-маеор Волков. И от Писарева взяв ту фигуру, ездил к Алексею Васильевичу Макарову и ему показывал, и он ему велел ехать к светлейшему князю, и он приехал и его светлости тое фигуру показывал и предлагал, что та фигура не хороша, и дабы ее переменить. И он светлейший князь сказал, переменить ее невозможно, я де показывал ее государыне, и он Писарев ее светлость спросил то ли б той фигуре государыне объявляли, и он сказал, что не объявляли, вить де того толко писать я не велел и где де ты его взял? И он его светлости сказал, что он взял у Василья Корчмина. И его светлость послал по него Корчмина и спрашивал его, где он тот толк взял, и он ему сказал: я де тот толк взял у Витверя, и он Писарев при той его светлости говорил, что та фигура дурна, и бес толкования многие растолкуют, и светлейший князь велел им обоим ехать к барону Остерману и спросить, велит ли он тое фигуру переменить или той быть, и он Остерман сказал, как они ему с Корчминым растолковали, – и мне де кажетца нехороша. И они те слова сказали светлейшему князю и светлейший князь взял от них с Корчминым тое фигуру и велел нарисовать другую, которая нарисована и сожжена, и с того времени имел он подозрение, что светлейший князь тою фигурою являет наследником великого князя, а как услышал от Ивана Ивановича, что и дочь свою он прочит за него великого князя, то он говорил с Иваном Ивановичем, что мы все крест целовали государыне, и кого она изволит учинить наследником, тому и быть, и тужили о том, что государыня очень больна была, а более того не говорили.
[Из допроса А. Девиера]
Антон Дивиер маия в
Когда говаривал с ним Иван Иванович Бутурлин о деле сватовства великого князя, как у него ... сего в допросе показано... и тогда оной Бутурлин упоминал, что светлейший князь будет велик, хотя б де по воле государыни императрицы тому быть, в том Ея величества воля; токмо де светлейший князь не думает того, чтоб князь Дмитрей Михайлович Голицын и брат ево князь Михаила Михайлович и князь Борис Иванович Куракин и их фамилия допустили ево, чтоб он властвовал над ними; напрасно де светлейший князь думает, что они ему друзья, и говорил тогда, когда б сие уже сделаетца, ему скажут де: «полно де, миленкой, и так ты нами властвовал, поди прочь». А ежели бы то учинилося по воли Ея величества, то б князь Борис Иванович тот час прикатится сюда. Правда, светлейший де князь не знает, с кем знаетца, хотя князь Дмитрей Михайлович ... льстит не думая, бы что он ему верен токмо для своего интересу, к тому ж говорил мог бы он от государыни пожалован быть, ежели б он просил, однако ж мне не надобно. И понеже давно служу, и при государе блаженные памяти показывал великую службу, когда была ссора у Его величества с сестрою царевною Софьею Алексеевною, и ныне служить готов, токмо б искать государственной пользы. И он Антон ему сказал, что очень то хорошева дела, и всем так надобно делать, и он Иван Иванович говорил, что де хорошева что – светлейший князь что хочет, то и делает, и меня де мужика старово обидел, команду отдал младшему, к тому ж и адъютанта отнял у меня; чего ради он так делает – знатно для своего интересу, а надеюсь де, что государыня о сем неизвестна, буду Ея величеству жаловатца; и ему стану говорить, откуду он такую власть взял, разве за то, что я много ему добра зделал, о чем он светлейший князь довольно ведает, а теперь забыто, так-та он знает, кто ему добро делает.
О Зейкине мнитца ему, что он знает о сватовстве великого князя, понеже господа Нарышкины зело его любят, и для того веритца ему, что Нарышкины как ему Зейкину сказывали, понеже он между протчими дискурсы спрашивал ево, правда ль то, что светлейший князь сватает дочь свою за великого князя, и тогда помнитца ему Антону, что он говорил, хорошо ли и то помятуетца, что сие говорено было во дворце, где кофе пьют.
А. Дивиер.
По указу Ея Императорского величества, присланному во учрежденный суд из сего маия 5 дня, велено по делу Антона Дивиера, в чем он Антон и протчие по тому делу приличившиеся до сего числа по следованию явились, учинить об них экстракты, и подписав из воинских и статских регламентов приличные артикулы и учиня сентенцию, доложить Ея Императорскому величеству, кончая в б день сего месяца по утру; а буде кто еще из оных же, которые уже приличились следованием не окончано, и то за краткостию времяни оставить, и ежели о некоторых тому ж делу вновь что показано, а они не допрашиваны, тех допрашивать впредь, и по тому Ея Императорского величества указу во учрежденном суде учинена следующая Сентенция:
Понеже по присланному во учрежденной суд Ея Императорского величества за подписанием собственные Ея величества рукою апреля 26 дня указу и по приложенным мемориям на Антона Дивиера показано, и как по ево так и прочих по тому делу приличившихся допросам и очным ставкам явились вины Антона Дивиера:
1. В указе Ея Императорского величества написано, что явился он Антон в превеликих предерзостях, но и кроме того во время Ея Императорского величества по воле Божией прежестокой болезни многим грозил и напоминал з жестокостию, чтоб все ево боялись.
2. Объявили Ея Императорскому величеству их высочества государыни цесаревны, что апреля 16 числа во время Ея величества по воли Божией жестокой болезни параксизмуса все доброжелательные Их величества подданные были в превеликой печали; а оной Дивиер в то время будучи в доме Их величества, не токмо был в печали, но и веселился, и плачущую Софью Карлусовну вертел вместо танцов, и говорил ей «не надобно плакать».
3. В другой палате как он Дивиер сидел с великим князем на кровате, в тот час ея высочество государыня цесаревна Анна Петровна, в безмерной быв печали и стояв в той палате у стола, и плакала, и в такой печальной случай он Дивиер не встав ея высочества и не отдав должного рабского решпекта, но из злой своей предерзости ея высочеству говорил, сидя на той кровате: «о чем печалисса, выпей рюмку вина!»
4. Когда выходила в тое палату ея высочество государыня цесаревна Елисавет Петровна в печали и