государя. Такие частые свидания, полагают, происходят недаром. Тут де не без того, чтобы Шафиров не подумывал о свержении барона Остермана, которого царь, пожалуй, и ценит, но с которым чувствует себя связанным, видя в нем что-то вроде наставника, а такие отношения юным монархам не всегда по сердцу.
Ваше превосходительство не можете себе представить, как здесь жалуются на ход дел. Никакой определенной системы управления нет, никаких жалоб не слушают, потому очень многие разоряются. Царь думает исключительно о развлечениях и охоте, а сановники – о том, как бы сгубить один другого. Граф Вратислав убедил было министров устроить под Москвой лагерь на 10 000 человек, дабы Его величество обучался военному делу. Совет графа им понравился, но заботы о содержании такого лагеря заставили их переменить решение. Другие прибавляют, будто устройство лагеря не состоялось ввиду жалкого состояния солдатских мундиров, которые показать совестно. Как, однако, ни разорена Россия, она пока еще в состоянии защищаться против соседей. «Пусть, – проговорился однажды Ягужинский в нетрезвом виде барону Цедеркрейцу, – шведы потерпят еще года два-три, тогда они, пожалуй, в состоянии будут снова напасть на Россию, а пока, напади они – проиграют».
С.-Петербург, 23 ноября 1728 г.
<...> Меня уверяли, будто любимец царский, молодой князь Долгорукий, впал в немилость и государь уже несколько дней не допускает его к себе. Рассказывают, будто царевна Наталья Алексеевна (страдающая чахоткой) нашла, с помощью барона Остермана, возможность удалить этого молодого человека. Царевна в самых горячих выражениях представила брату дурные последствия, которых следует ожидать и для него самого, и для всего народа русского, если он и впредь будет следовать советам молодого Долгорукого, поддерживающего и затевающего всякого рода разврат. Она прибавила, что и больна от горя, которое испытывает, видя, как Его величество, пренебрегая делом, отдается разгулу. По какому расчету барон поддерживает эти нравоучения царевны, я узнать не мог, но меня уверяли, что со времени удаления Долгорукого он самовластнее, чем когда-нибудь. Состоя в милости, молодой князь посвящен был во все государственные тайны, которые, вероятно, и сообщал отцу и дяде. Они же в свою очередь все передавали Шафирову. Теперь же барон не обязан говорить ни о чем, кроме того, что считает нужным высказать. Удаление молодого Долгорукого вызовет гибель всего именитого рода Долгоруковых и возвысит Голицыных <...>.
1729 г., апреля 28.
Царь выехал отсюда в прошлую пятницу в небольшое, ему лично принадлежащее село Коломенское, расположенное в пяти милях от Москвы. Завтра же предполагал проследовать далее в Ростов, Ярославль и Вологду. Думают, что он не возвратится до конца июня. Единственная цель этой поездки – охота. Его величеству сопутствуют очень немногие лица и притом никто из министров. Зато с ним едет его любимец Долгорукий, который состоит при нем как бы главным образом для развлечения.
Ваше превосходительство со следующей почтой (или почтою позже) получите письмо, посвященное характеристике русского двора.
1729 г., августа 1.
<...> Здесь ничего или почти ничего достойного внимания не происходит. Генерал Миних выехал отсюда прошлое воскресенье для осмотра и приведения в порядок укреплений Выборга и Кексгольма, чтобы защитить их от всякой опасности со стороны Швеции, так поздно признавшей за царем титул императора.
Из Москвы пришло приказание окончить постройки, возведение которых решено было при покойном царе. Это дало многим повод предположить, не намерен ли двор перебраться сюда, но я не разделяю их мнения и полагаю, что, издав такое приказание, министры желают только оградить себя на случай, если бы со временем стали доискиваться, почему указы покойного государя остались без исполнения во время несовершеннолетия настоящего царя. Тогда министрам легко будет оправдаться, указав на изданное распоряжение и сложив вину в небрежении царскими велениями на лиц, обязанных строиться <...>.
Москва, 30 сентября 1729 г.
Фаворит князь Долгорукий некоторое время был в немилости, одни говорят вследствие угроз князю Трубецкому, другие уверяют, будто его думали сослать в Сибирь, чтобы помешать любовной интриге его с княгинею Трубецкой, наконец, некоторые с большим основанием полагают, что немилость князя вызвана замыслом его жениться на великой княжне Елизавете Петровне, к выполнению которого он и приступил через Анну Крамерн. Об этом, говорят, сообщил Верховному совету отец князя, опасаясь, как бы не заподозрили и его участия в этом деле. Враги старика, впрочем, и теперь полагают, что он хотел прислушаться к мнению членов Совета, узнать, как бы они приняли такое сватовство. Все это, однако, городские толки, и до истины я еще не добрался. Верно только, что Анна Крамерн, бывшая до сих пор любимицею великой княгини, удалена от нее, а молодой князь пользуется большей милостью царя, чем когда-либо. Если, однако, он не будет очень осмотрителен, его вскоре заменит младший брат, любимец отца, который и теперь спит постоянно в одной спальне с государем, как прежде спал фаворит.
Его величество в день своего рождения, 12 октября, в Москве не был, да его и ожидают сюда не ранее, как по первому снегу, которого, пожалуй, придется подождать еще дней десять. Празднование этого дня поручено было Остерману, оно ограничилось обедом и пушечной стрельбой.
Здесь никаких политических событий, достойных вашего внимания, не происходит. Живем по-старому: делается только крайне необходимое, но больше – ничего.
Москва, 3 ноября 1729 г.
<...> Военные дела за последнее время пришли здесь в упущение, и мне говорили, будто русское правительство намерено учредить новую военную коллегию, а во главе ее поставить фельдмаршала князя Долгорукого. Он без сомнения один из лучших царских генералов и старик деятельный. Тем не менее трудно ему будет устранить злоупотребления, вкравшиеся в армию по смерти покойного царя.
12 октября вода на всех улицах Петербурга поднялась на 3–4 фута, причинив большие убытки купцам. Опасаюсь, как бы частые наводнения не разрушили когда-нибудь этот город. Если когда-нибудь царь и вознамерится вновь переселиться туда, наводнения всегда будут служить старорусской партии предлогом отклонять Его величество от выполнения этого намерения: они найдут неудобной для государя жизнь в местности, где он постоянно подвергается какой-либо опасности.
По поводу брака государева каждый день приходят новые вести: невестой его многие называют вторую дочь князя Долгорукого, но граф Еоловкин, барон Остерман и вся старорусская партия гораздо охотнее встретили бы брак его с дочерью герцога Мекленбургского, проживающей здесь вместе с матерью. С тех пор как возникли эти беспрестанные толки о женитьбе государя, многие – вследствие стараний графа Братислава – стали поговаривать также, что в случае, если бы Его величество пожелал вступить в супружество с эрцгерцогиней, император согласится отдать за него одну из своих дочерей. Сомневаюсь, однако, чтобы такой брак мог состояться ввиду отвращения русских к католицизму.
Слышал я также, будто здешний двор не совсем доволен венским двором. Холодность эта – по одним слухам – вызвана крайней строгостью императора по отношению к герцогу Мекленбургскому, состоящему в столь близком родстве с царским домом. Другие причину ее видят скорее в нерасположении барона Остермана к графу Братиславу. Мне передавали, будто и самый венский двор не вполне доволен поведением графа, и даже более доверяет проживающему здесь резиденту своему, Гохгульсту, что и вызвало некоторые столкновения между этими представителями императора.
Москва, 20 ноября 1729 г.
<...> 9 ноября Его Царское величество возвратился сюда с охоты в полном здравии. Он очень высок и силен для своих лет. Вчера государь, собрав Верховный совет, объявил, что женится на старшей дочери князя Долгорукого, которой около 18 лет. Она очень хороша собой и одарена многими прекрасными качествами. Уверяют, что она всегда с особенным уважением относилась к иностранцам. Это великое событие, вероятно, вызовет при дворе большие перемены, а может быть, и падение барона Остермана, который всегда противился такому браку.
Сюда, слышно, ожидают посольства от богдыхана китайского с поздравлением царю по случаю его восшествия на престол. Дней через десять отсюда выезжает кто-то для встречи его на сибирской границе. Так как это первое посольство, пребывающее сюда из Пекина, здесь прием его возбуждает много соображений. Хотя русские и ведут большую торговлю с Китаем и отправляли в Китай несколько
