венецианцы уже возвращались к себе.
Едва они поднялись в свою комнату в «Фонда дель Леон», возбуждённые и весёлые, Галлино запер бесценные документы в железный ящик.
— Его светлость может наградить нас годовым жалованьем, — неожиданно рассмеялся он. — Дело сделано, и оказалось, что всё не так уж сложно. А этот болван может теперь повеситься на её подвязках. Если, конечно, не задушит её сам, когда обнаружит пропажу. А нам, пожалуй, надо сматываться, да побыстрее. — Он чуть задумался. — Уедем завтра.
Но Рокка покачал головой.
— Ничего из этого не выйдет. Надо подготовиться к отъезду, нанять лошадей и всё такое. Сегодня вся Кордова гуляет, так что с нами не будут же разговаривать. Да и к чему такая спешка? Мы подождём и узнаем решение, вынесенное докторами Саламанки, чтобы доложить о нём его светлости.
— Какая разница, что они решат? — нетерпеливо возразил Галлино.
— Нам, конечно, разницы нет никакой, но дож, возможно, придерживается иного мнения.
— Задерживаться здесь опасно.
— Так ли? День или два погоды не делают. А его светлость, возможно, одобрит нашу медлительность.
С неохотой Галлино согласился.
— Однако мне не будет покоя, пока мы не поднимемся на борт корабля в Малаге, — признался он.
Глава XVIII. КОМИССИЯ
Из Мечети Колон вышел поздно, после того как собор давно уже покинули последние верующие, и мысли его мгновенно переключились с божественного на греховное. Прямым ходом он направился к Загарте.
Харчевню заполнили гуляющие. Не осталось ни одного свободного места ни во дворе, ни за столиками на галерее, ни в кабинетах. Загарте и его слуги, мужчины и женщины, сбились с ног, ублажая дорогих гостей.
Колон, протиснувшись сквозь заполнившую двор толпу, добрался до лестницы и поднялся в комнату Беатрис, в которой как раз прибиралась её служанка.
Через открытое окно до него долетел голос Беатрис, и ему показалось, что сегодня ей недостаёт привычной живости. Когда же она появилась в комнате, её потускневшие глаза разом зажглись, но потухли, прежде чем Колон склонился над её рукой.
Беатрис отпустила служанку, слабо улыбнулась.
— Немножко устала, вот и всё, — объяснила она, перехватив озабоченный взгляд Колона. — Танцевала сегодня из последних сил.
Колон нежно обнял её.
— Может, тебе больше и не стоит развлекать толпу, — пробурчал он.
— Нет смысла, друг мой, противостоять неизбежному.
— Я же пообещал тебе, что вскорости с этой неизбежностью будет покончено. Как только мои дела пойдут в гору, а ждать осталось недолго, тебе больше не придётся выходить на сцену. Я буду заботиться о тебе.
— Надо ли мне обременять тебя, Кристобаль?
— Надо ли мне любить тебя, Беатрис? Ответь на мой вопрос, и ты получишь ответ на свой. Всё, к чему я стремился, что казалось мне целью, на самом деле не более чем средства, ведущие к цели настоящей. — Он помолчал. — Когда окончилась служба и все ушли, я час или более оставался на коленях, молился в Мечети деве Марии, молился за тебя и за себя; молился, чтобы я наконец смог избавить тебя от всего этого.
На глазах у Беатрис выступили слёзы.
— Помолись за меня сегодня, Беатрис, в уверенности, что, молясь за меня, ты молишься за себя.
— Мой дорогой! Мой дорогой! — По щекам её потекли слёзы, о причине которых он даже не подозревал. — Я бы и так помолилась за тебя. Ты всегда будешь в моих молитвах.
— Они придадут мне сил. — И Колон страстно поцеловал её.
Уходил он от Беатрис в превосходном настроении. Он чувствовал, что переполнявшая его энергия сметёт все преграды и победа, несомненно, останется за ним.
Та же уверенность не оставляла Колона и на следующее утро, когда он начал собираться в Алькасар.
Решив одеться понаряднее, он открыл сундук и с удивлением обнаружил, что внутри всё перевёрнуто. Замешательство его длилось недолго, поскольку замок взломан не был. И Колон уже решил, что беспорядок — результат его собственной поспешности, когда он доставал из сундука жестянку с картой Тосканелли. Достал он её и на этот раз, вытащил большую карту, которую намеревался продемонстрировать докторам из Саламанки, Свернул её, перевязал лентой. Потом решил, что следует взять с собой карту и письмо Тосканелли, хотя и не предполагал, что они могут понадобиться. Мгновением позже Колона прошиб пот, потому что ни карты, ни письма он не обнаружил. Он перенёс жестянку к столу, вывалил на него всё её содержимое, перебрал бумаги. Драгоценные документы исчезли.
Колон постоял, не зная, что и делать. Затем вернулся к сундуку, но лихорадочные поиски и тут закончились неудачей.
Оглушённый, он долго стоял над сундуком, прежде чем ему открылась истина: его ограбили. Но как это могло случиться? Замок-то цел. Тем не менее карта пропала, причём пропала в тот самый момент, когда была нужнее всего. В ярости спрашивал он себя, кто, кто мог сделать такое, кто вообще знал, что эта карта у него. Он не говорил об этом никому, кроме Беатрис, но даже сама мысль о том, что она хоть как-то замешана в этом деле, казалась ему кощунственной.
Подозрения его пали на португальцев. Король Жуан знал о существовании карты. Возможно, что ему стало известно об обращении Колона к владыкам Испании. Не испугался ли он, что предложение, которое он отверг, будет принято, а в выигрыше останется сопредельное государство? Не мог ли он послать агентов, чтобы выкрасть карту и таким образом лишить Колона самого веского аргумента?
Он много натерпелся от короля Португалии. Но и подумать не мог, что тот решится на кражу, ибо карту эту он сам раскрывал не один раз.
Медленно, очень медленно приходил в себя Колон. Ему нанесли жестокий удар. Но постепенно мысли его потекли в другом направлении. О чём, в конце концов, тут волноваться? Документы Тосканелли лишь подтверждали его собственные выводы. Выводы эти обосновывались на фактическом материале, собранном до того, как он обратился за консультацией к Тосканелли. И именно эти данные, не оставляющие ни йоты сомнения, могли убедить любую комиссию.
Колон приободрился. Если этот жалкий король Португальский действительно приказал выкрасть карту, он скоро поймёт, что все его усилия пропали зря.
И в Алькасар Колон прибыл с прежней решимостью добиться победы. Порукой тому была не только доброжелательность Сантанхеля, но и твёрдая поддержка фрея Диего Десы. Монах направился в зал заседаний совета, где собиралась комиссия, но, увидев в приёмной Колона, подошёл к нему.
— Будьте уверены в успехе, сын мой. Мой голос — не единственный, на который вы можете рассчитывать.
Какая нужда, спрашивал себя Колон, говорить об украденном, когда и без карты Тосканелли его выводы оказались столь весомыми, что такой умница, как Деса, безоговорочно поверил ему? С этой мыслью он смело прошёл в зал заседаний.
Тринадцать человек сидели вдоль длинного стола, застеленного красным бархатом, перед каждым лежали письменные принадлежности. Все они смотрели на Колона.
Председательствовал фрей Эрнандо де Талавера, теперь епископ Авильский. Его кресло с резными ручками стояло на небольшом возвышении. По правую руку от него сидел Деса, по левую — дон Родриго
