Он выдернул руку, даже не оглянувшись.
– Я должен посмотреть! Сам…
Стукнувшись плечом о косяк, он вывалился в коридорчик и тяжело зашагал прочь.
Суп, пирожки, нарезки теперь казались восковыми обманками. Желудок стал ссохшимся бумажным мешком, отказывался принять хоть кусок, но я все-таки впихивал в себя еду.
Хочешь не хочешь – надо. Силы мне сегодня понадобятся.
Я заставил себя выхлебать весь суп и давился ветчиной с пирожками, пока не почувствовал, что в животе стало тяжело.
Катя молча сидела рядом. Оцепенело глядела на меня, будто спала с открытыми глазами.
Я схватил ее за руку и потащил в коридор.
– Влад?..
– Пошли!
– Куда?..
– Попробуем зайти с тыла!
Должен же быть способ пробраться туда незаметно…
– Но Виктор… Он же еще…
Я оглянулся на нее, но она уже замолчала.
Она тоже прекрасно понимает, что его поездка ничего не изменит.
Когда мы вышли на улицу, я ее уже не тащил. Она словно проснулась. Снова обрела цель. Быстро и легко скользила рядом со мной.
Оглянулась на свой мотоцикл, но я дернул головой. Подтолкнул ее к «козленку». Еще вернемся сюда. Пока Виктор доберется до Смоленска и обратно, мы сто раз успеем съездить.
Уже в машине она сказала:
– Но с тыла там ручей.
– Знаю, что ручей. Но наверняка там есть какой-нибудь брод из валунов. Или ствол упавший…
Куда больше меня волнует, что там может быть кроме ручья.
Что, если весь этот миленький пансионат не просто водопой? Не только водопой, но и хитроумный капкан на охотников, что любят охотиться у водопоев?..
Сумерки наступали наперегонки с «козленком».
Тень машины неслась сбоку, все длиннее. В зеркале заднего вида слепило солнце – огненно-золотая дыра в оранжевом заднике. Голые ветви деревьев бессильно скребли его и уплывали назад.
Позади лесочка, в котором разместился пансионат, была еще одна дорога. Ну когда-то была… Сейчас от нее осталась только глинистая колея. То и дело гуляла из стороны в сторону, ныряла и горбилась, но «козленок» ее одолел.
Катя коснулась моей руки.
– Где-то здесь, наверное…
Я послушно сполз вправо на обочину и заглушил мотор.
Слева, сразу от края дороги, земля падала куда-то вниз, лишь дальше, метрах в тридцати левее, на уровне обрыва виднелись голые верхушки березок.
Когда я подошел к краю, Катя уже заглядывала вниз.
Склон крутой, но со складками. За них кое-как цеплялись кусты. Из глинистой земли выглядывали валуны. Метрах в сорока сбоку было чуть положе, и там по этим складкам, виляя между кустами, сбегала тропинка.
А прямо под нами начинался лес. Сначала березки, к ним примешивались елочки, и вдруг все обрывалось, какой-то провал среди вершин. Полоса пустоты шла с востока на запад. Ручей. За ним виднелись одни только высокие сосны. Где-то там и пансионат…
Ага, вон вершины повыше – тот чертов холм. Значит, левее, прямо перед нами, пансионат, все верно. У Катьки великолепное чувство местности.
На дороге сбоку слепило солнце, но внизу было темно и холодно. Над головой, черные на еще светлом небе, сплетались паутиной ветви.
Земля все шла под уклон, березки расступились – и мы вывалились к ручью, в кусты орешника.
Противоположный берег зарос совершенно, но с нашей стороны можно кое-где подлезть к воде. Бросить взгляд вдоль ручья…
Катька заметила первая. Слева, шагах в ста от нас, большая старая сосна, рухнувшая наискось через ручей.
С нашей стороны легла ее верхушка, конец на том берегу вломился в орешник. Середина протянулась над ручьем. Метрах в трех над быстро несущейся водой. То есть это сбоку, пока с берега – метра три. А когда смотришь со ствола, и ноги скользят по подгнившей коре… Хватаясь за сучья, мы перебрались на ту сторону.
Вдоль ствола выбрались из орешника – и оказались в бору, сухом, просторном, с мягким ковром хвои под ногами, сладким и тихим воздухом, шум ветвей был где-то далеко вверху, а здесь, внизу, тихо-тихо…
Сначала вдоль ручья обратно влево, а потом осторожно вперед. Шагов через двести частокол стволов поредел.
Сосны расступались, там была маленькая полянка. По ту сторону снова несколько рядов стволов и еще одна пустота – и там уже виднелся уголок красной крыши, еще краснее под закатным солнцем…
Катя схватила меня за руку. Я остановился.
Теперь и я услышал. Голоса были тихие, но в тишине старого, сухого леса казались удивительно близкими.
– Не женские… – удивленно шепнул я.
Катя кивнула. Потащила меня за руку, ныряя от ствола к стволу.
На полянке было еще одно упавшее дерево – прямо с корнем наружу. Ствол глядел на нас, за ним большое, метра три в высоту, колесо вывороченной земли, с космами оборванных корней. А вот за ним- то…
Катя остановилась. Я прилип к соседнему стволу.
До полянки было еще шагов пятнадцать. Несколько стволов.
Но там будет уже слишком заметно. Я решился только на то, чтобы скользнуть в сторону – заглянуть за колесо корней и земли сбоку. Катя повторила мой маневр.
А вот и они…
В одинаковых костюмчиках из синей плотной шерсти, скроенных просто, но хорошо, подогнаны по фигуркам. И сами такие же рослые, крепко сбитые… Должно быть, это самые старшие из тех, что живут в пансионате.
Еще остались в пансионате.
Лет по двенадцать точно, а выглядели они еще взрослее – мне понадобилось хорошо присмотреться, чтобы развеялась иллюзия первого впечатления… Знаю я такие лица. Круглые сироты – они всегда кажутся взрослее.
Один был худой и угловатый, как гончая. И лицо такое же – узкое, горбоносое, обтянутое кожей. Он поводил то плечом, то локтем, то переступал, ни на миг не замирая. Как нетерпеливая собака вокруг хозяина, он мыкался вокруг второго парня. Повыше и покрепче, но тоже очень худой. Остроносое, плутовское личико. Бледное, почти фарфоровое – с темными брызгами веснушек, с чубом растрепанных рыжих волос.
– На тебя похож… – шепнула Катя, непонятно улыбаясь.
– Да не дергайся ты! – говорил рыжий, пихая в бок непоседливого приятеля. – Ты ее нервируешь, не видишь, что ли…
Смотрел он куда-то во внутренности вывернутых корней, невидимые нам.
Но непоседа уже обернулся назад.
– О! – выдал он с наигранным воодушевлением. – А это что там еще за чучело катит?
Из-за стволов по ту сторону полянки показался третий мальчишка – поменьше и куда упитаннее. Да и
