Лайонел оказался менее хвастливым и общительным, чем его брат, но с таким же большим чувством юмора. Дагонет и эти братья часто веселили нас за трапезой.
Ко двору вернулись Пеллеас и Нимю, которые принесли свои брачные клятвы в святилище Эйвбери в ночь полной луны. Я наблюдала за ними и поняла, что их союз был таким же уютным и спокойным, как наш брак с Артуром. Возможно, в нем отсутствовала радость любовной романтики, но зато он был прочным. Если бы мне предложили выбирать, я бы выбрала то, что уже имела.
В середине зимы мы узнали, что Тристан женился на какой-то девушке из Бретани. Я замерла, гадая, знает ли Изольда, и надеясь, что она пребывает в неведении. Но что было бы, если бы женился Ланс… Разве я не хотела бы знать? Сама мысль об этом разбила бы мне сердце. На глаза навернулись слезы. Схватив плащ Игрейны, я поднялась на смотровую башню на крыше дома. Юный часовой уважительно кивнул мне и оставил меня наедине со своими думами. Натянув поплотнее капюшон, я прислонилась к оконной раме и рассматривала сверху землю, дожидаясь, пока мое сердце успокоится и высохнут слезы на глазах.
Полная луна высветила покрытые снегом холмы, и в сияющей голубизне ночи можно было увидеть только самые крупные звезды. Далеко внизу рощицы и лесные чащи казались черными пятнами, и то здесь, то там маленький золотой огонек усадьбы говорил о присутствии человека.
Я внимательно следила за одним из них, размышляя о людях, живущих там. Была их жизнь счастливой или печальной, страдали ли они от одиночества, или все их желания исполнялись? Что они знали о горестях и потерях, надежде и сомнениях? Любили ли они когда-нибудь? Или они были среди счастливцев, кому досталось благословенное счастье разделенной любви? А может, это мы втискиваем любовь в удобные нам рамки?
Мысль эта оказалась для меня новой, и я задумалась об этом, пытаясь рассмотреть ее с двух сторон.
Взять, например, Моргану с ее любовными порывами и честолюбием, которые были так плотно сплетены, что даже она сама не могла разобраться в клубке своих страстей. Казалось, она была не способна отделить одно от другого.
Полной противоположностью ей были Грифлет и Фрида, надежные и спокойные в своих отношениях друг к другу, но так же твердо, как и Моргана, преданные своему делу. Я подумала о главном псаре и о девушке-саксонке с особой нежностью и помолилась, чтобы их жизнь не стала такой сложной, как жизнь Ланса и моя.
Или Тристан и Изольда. Вот вам пара трагических любовников! Само воспоминание об их своенравном, эгоистичном поведении вызывало в равной степени боль и досаду, и я вернулась в своих мыслях к Пеллеасу и Нимю. Как и у Эниды и Герайнта, история их совместной жизни только начиналась, и я не знала, сумеют, ли такие непохожие друг на друга люди прожить многие годы вместе. Хотя, если на то пошло, неужели прочность и продолжительность брака являются истинным мерилом любви? Может быть, у некоторых супружеских пар брак продолжается больше из-за упрямства, а не благодаря прочной любви…
Любовь определяет судьбу человека! Любовь девы с лилиями была короткой и безответной, и все же я не могла сказать, что она не была прекрасной, по крайней мере, для нее…
Или любовь Паломида к Изольде, которую он превратил в идола, не имеющего ничего общего с тем, кем она была в реальности. Но боль от понимания того, что он никогда не сможет обладать ею, заставила его уехать на неизведанный Восток в поисках каких-то миражей, способных вытеснить ее из его сердца. А чувства тех, которых отвергли раз и навсегда? Бедивер, спокойно воспринявший выбор, который сделала Бригит. Гавейн, ставший циничным и распутным после расставания с Рагнеллой… Все это, разные проявления любви.
Мне и в самом деле казалось, что каждого из нас любовь изменила. Как, почему, каким образом и по какой причине – это было выше моего понимания, может быть, мне никогда и не суждено будет понять это. Но ее сила потрясала, и едва ли можно было назвать ее нелепой… В конце концов, любовь к мужчине заставила меня почувствовать себя женщиной, желанной и нуждающейся в защите, что и привело меня сюда, где, сидя в лунном свете, я дрожала от холода.
Похоже, здесь можно простудиться, подумала я и, грустно улыбнувшись часовому, стала медленно спускаться по лестнице.
Мне не понять всех странностей любви, достаточно знать, что она существует и прочно поселилась в моем сердце.
– Думаю, летом нам надо устроить турнир, – сказал Артур однажды апрельским вечером, – объединить его с ярмаркой лошадей и дать Гвину возможность показать свою новую породу. Может быть, заодно соберем и Круглый Стол.
Это должно было стать первым собранием Братства в Камелоте, и я улыбнулась от радостного предвкушения праздника. Можно было похвастаться новым домом.
– Кроме того, – добавил Артур, – посмотрев на меня искоса, – мы женаты уже десять лет, и мне хотелось бы это отметить.
Сам факт, что он вспомнил об этом, заставил меня засмеяться от удовольствия.
К нам стекались воины и рыцари, знать и представители всех наших союзников. Приехали многие с юга и запада: Герайнт с Энидой, Марк с Изольдой, Константин из Корнуолла. Его отец, Кадор, приехать не смог, потому что упал с лошади и сломал ключицу. Однако сын его достойно представлял отца.
Приехал даже Пеллинор, но я отметила, что Ламорак остался в Рекине, где он теперь жил. Учитывая, что Гавейн вернулся ко двору, это можно было считать мудрым решением.
Пелли поседел и постарел, хотя держался по-прежнему прямо, а глаза были такими же молодыми, как раньше. Он шел через зал с малышом на плече, купаясь в счастье отцовства. Его взрослые дети уже давно сделали его дедом, и смотреть, с каким обожанием он относится к своему младшему сыну, было и забавно, и трогательно.
– Я наконец-то перестал гоняться за идеалом, госпожа, – сказал он, как бы оправдываясь. – Моя жена отличная хозяйка, да и я не молодею. Теперь у меня есть этот парнишка, и я собираюсь сделать из него самого лучшего рыцаря. Поздоровайся с королевой, Персиваль, – сказал он, а озорник издавал радостные звуки и тянул отца за ухо.
Мы размещали гостей повсюду – в доме, в селении, даже в походных лагерях на лесных лужайках. На лугах вокруг холма неожиданно выросли шатры. Рядом с полем, где должны были проходить состязания, Кэй соорудил трибуну. Праздник обещал быть самым роскошным из всех, что были до этого, и Кэй старался как
